Царь ракшасов — десятиглавый демон Равана, повелитель острова Ланка. Он десять тысяч лет вел аскетический образ жизни, чтобы умилостивить Брахму, и Брахма наградил Равану даром неуязвимости. После этого Равана изгнал с Ланки своего брата Куберу, завладел островом, потом победил Индру и заставил богов прислуживать себе (Агни был у него поваром, Варуна носил воду, Ваю подметал пол, Кубера доставлял пропитание и т. д.). Одолеть Равану смог лишь бог Вишну, воплотившийся в теле смертного — Рамы (Рамачандры). Рама убил царя ракшасов, поразив его стрелой в сердце.

Несложно заметить, что многообразие союзников и противников богов в индийской мифопоэтической традиции весьма условно: групповые божества, полубоги, мудрецы-риши и демоны с легкостью «меняют стороны», перетекают из категории в категорию, боги трансформируются в демонов, мудрецы становятся богами, демоны совершают божественные деяния. В итоге мы вновь и вновь оказываемся в «круге вечного возвращения» (Элиаде) — точнее, как обнаруживает сколько-нибудь внимательный взгляд, вовсе его не покидаем. Здесь, в этой мнимой пестроте и кажущемся многообразии, отчетливо проявляется та «нерушимая всеединая целостность», о которой в свое время рассуждал выдающийся отечественный ученый А. Ф. Лосев. Все эти существа: боги, люди, демоны — взаимодополняемы и в известной мере даже взаимозаменяемы, поскольку все они принадлежат целостному мирозданию; как сказано в «Вишну-пуране»: «Вездесущий пребывает во многих своих образах — как боги, люди, скоты и прочие. Правитель всего Ананта, сам не имея воплощенного (образа), пребывает в воплощенном образе (всех) существ. Он известен в Веданте как (стихи) „Ригведы“, „Яджурведы“, „Самаведы“ и „Атхарваведы“, как традиционная история и священная наука. Все Веданги (сборники законов), изложенные Ману и другими (авторами), все Пураны, Шастры и любые ритуальные сборники, все поэты и славо(словия) и все песнопения — это тело великого Атмана Вишну, воплотившегося в звуке. Те вещи (и субстанции), которые имеют и не имеют формы, где бы они ни находились, там и тут, все они — его тело».

Древнейшие человеческие цивилизации в большинстве своем возникали в бассейнах крупных рек — таких, как Тигр, Евфрат, Нил, Инд, Ганг или Янцзы. И почти все они были цивилизациями монокультурными, то есть цивилизациями одного народа и одной культуры; это справедливо и для египтян, и для индийцев, и для китайцев. Что же касается цивилизации, создавшей такой исторический феномен, как Европа, цивилизации, породившей европейскую культуру, — она сложилась не в дельте какой-либо реки: ее колыбелью стало море — точнее, Mare Nostrum, Наше море, иначе — Средиземное. И, в отличие от других древнейших цивилизаций, эта цивилизация была не монокультурной, а синкретической, впитавшей в себя культуры множества народов, которые обитали в Средиземноморье; синтез этих культур произвел на свет то, что принято называть культурой классической. Как замечал выдающийся немецкий историк Теодор Моммзен: «На извилистых берегах Средиземного моря, которое, глубоко врезаясь в материк, образует самый большой из заливов океана и, то суживаясь от рассеянных на нем островов и от выступов твердой земли, то снова разливаясь на значительное пространство, разделяет и соединяет три части Старого Света, с незапамятных времен поселились народы, принадлежащие в этнографическом и лингвистическом отношении к различным расам, но в историческом отношении составлявшие единое целое. Это историческое целое и составляет именно то, что принято не совсем правильно называть историей древнего мира; в сущности это не что иное, как история культуры тех народов, которые жили вокруг Средиземного моря. В четырех главных стадиях своего развития эта история представляет собой историю коптского, или египетского, племени, жившего на южном побережье; историю арамейской, или сирийской, нации, занимавшей восточные берега и проникшей глубоко внутрь Азии до берегов Евфрата и Тигра; и историю народов-близнецов, эллинов и италиков, которым достались в удел европейские берега Средиземного моря».

К Средиземноморью абсолютно применима метафора, с легкой руки английского писателя и драматурга И. Зангвилла получившая распространение как в обиходе, так и в специальной, прежде всего — общественно-политической, сфере словоупотребления.

Зангвилл, рассуждая о Соединенных Штатах Америки, использовал выражение «плавильный тигель», чтобы подчеркнуть, что Америка на протяжении своей истории принимала в себя и «творчески перерабатывала» обычаи, традиции и ценности многочисленных разноплеменных иммигрантов, создавая на основе этого богатого материала собственные традиции и собственную культуру. Древнее Средиземноморье было точно таким же «плавильным тиглем»: хетты, хурриты, финикийцы, минойцы, эллины, отчасти египтяне, малоазийские кельты, лигуры, этруски, наконец римляне — все эти народы и племена, даже сохраняя «культурную автономию», внесли существенный вклад в формирование единой средиземноморской культуры, кульминацией которой стала культура Древней Греции и Древнего Рима.

Как писал французский исследователь Жан-Пьер Вернан, «в начале II тысячелетия по двум берегам Средиземноморья еще не проходила линия разрыва между Востоком и Западом. Эгейский мир и мир греческого полуострова были неразрывно связаны как народности и как культуры с одной стороны с Анатолийским плоскогорьем — через острова Киклады и Спорады, а с другой — через Родос, Киликию, Кипр — с северным побережьем Сирии, Месопотамией и Ираном. Отделившись от Киклад, усилив связи с Анатолией и создав в Фесте, Маллии и Кноссе первую дворцовую цивилизацию (2000–1700 гг.), Крит продолжал ориентироваться на великие царства Ближнего Востока. Между критскими дворцами и дворцами, открытыми в процессе раскопок в Алалахе, в излучине Оронта и Мари, на караванном пути, связывающем Месопотамию с морем, обнаружилось столь поразительное сходство, что их можно считать творениями одной и той же школы архитекторов, художников, мастеров фрески. Через сирийское побережье критяне вступили также в контакт с Египтом эпохи Нового царства. Между 2000 и 1900 гг. до н. э. в континентальную Грецию вторглась новая народность. Дома греков, их кладбища, оружие, орудия труда, керамика — хорошо известные минойские гончарные изделия, обнаруженные при раскопках, — все свидетельствует о том, что население не было связано с цивилизацией древнеэлладского периода. Интервенты-минойцы образовали авангард племен, которые, волна за волной, накатывали на Элладу, оседали на островах, выводили колонии на побережье Малой Азии, двигались в направлении западного Средиземноморья и к Черному морю с тем, чтобы образовать тот греческий мир, который предстает перед нами в исторический период. Спустились ли пришельцы с Балкан или явились из равнин Южной Скифии, эти предки греков, относившиеся к числу индоевропейских народов, уже различались по языку и говорили на древнегреческом диалекте. Их появление на берегах Средиземноморья не было единичным случаем. Примерно в это же время с другой стороны моря — через Анатолийское плоскогорье — Грецию теснили индоевропейские хетты из Малой Азии. На троянском побережье культурная и этническая преемственность, сохранявшаяся примерно в течение тысячелетия, от Трои I до Трои V (начало первой имело место между 3000 и 2600 гг. до н. э.), была внезапно прервана. Народ, воздвигнувший около 1900 г. до н. э. Трою VI, самую богатую и мощную царскую городскую резиденцию, являлся близким родичем минойцев Греции. Их изготовленная с помощью гончарного круга и обжигаемая в закрытых печах глиняная посуда получила распространение в континентальной Греции, на Ионических островах, в Фессалии и Халкиде».