– С какой все-таки скоростью будет вращаться корабль?
– Вы арифметику знаете?
– Да, сэр.
– Так вот. «Рэндольф» имеет диаметр в двести футов и будет вращаться вокруг главной продольной оси. Квадрат скорости на внешней обшивке корабля, деленный на его радиус, – сколько оборотов в минуту?
На лице Мэтта появилось отсутствующее выражение.
– Ну же, мистер Додсон, представьте, что вы падаете на поверхность и вот-вот разобьетесь. Каков ваш ответ?
– Э-э… Боюсь, что в уме это у меня не получится, сэр.
Лопес оглянулся вокруг:
– Ладно, кто знает ответ?
Никто не произнес ни слова.
Лопес печально покачал головой:
– А вы, ребятки, еще надеетесь справиться с астронавигацией. Шли бы вы уж в какой-нибудь колледж, где учат коровам хвосты крутить. Ну, ладно – скорость вращения корабля составит примерно пять и четыре десятых оборота в минуту. В результате получается сила тяжести, равная земной, – специально для женщин и маленьких детей. После этого скорость вращения будет постепенно уменьшаться, день за днем, и через месяц мы будем снова в состоянии невесомости. У вас будет время привыкнуть, или как получится.
– Но для этого потребуется огромная мощность! – воскликнул кто-то.
– Вы что, шутите? – удивился Лопес. – Это делается электрическим торможением маховиков главной оси. На валу установлены электрические обмотки, главный механик включает систему в режиме генератора, и взаимодействие между маховиком и массой корабля приводит «Рэндольф» во вращение. При этом вырабатывается электричество, которое накапливается в аккумуляторах. А когда нужно замедлить или прекратить вращение, вы запускаете это электричество в обмотки, и система начинает работать в режиме двигателя. Возвращаетесь к тому, с чего начали. Все практически даром, если не считать небольших потерь. Усекли?
– Так точно, сэр.
– Зайдете в корабельную библиотеку, сделаете чертеж электрической схемы и покажете мне после ужина.
Кадет ничего не ответил.
– В чем дело, мистер? – резко спросил Лопес. – Вы что, не слышали?
– Да, сэр. Так точно, сэр.
– Вот это другое дело.
Кадеты очень медленно подплыли к боковой переборке, стукнулись об нее и так же медленно стали соскальзывать к наружной, к которой были прикреплены столы и скамейки. К тому времени, когда они достигли переборки, скорость вращения корабля была уже достаточной, чтобы начала ощущаться сила тяжести. Кадеты встали на палубу, столы и скамейки оказались в привычном положении рядом с ними, а люк, через который они попали в отсек, превратился в дыру в потолке.
Мэтт заметил, что головокружения как не бывало – он ощущал всего лишь растущую силу тяжести. Ему все еще казалось, что он легонький – как пушинка, но и этого веса было достаточно, чтобы он сел за стол и удержался при этом на скамейке; шли минуты, и с каждой из них Мэтт чувствовал, что становится тяжелее.
Он оглядел стол, надеясь увидеть кнопки, с помощью которых можно выбирать блюда. Но кроме зажимов и углублений – от невесомости, подумал Мэтт, – на столе больше ничего не было.
Лопес постучал по столу:
– Вы не в санатории, джентльмены. Рассчитаться вокруг стола! – Он подождал, пока кадеты закончат расчет, и продолжил: – Запомните свои номера и порядок, в котором сидите. Первый и второй номера сегодня подносят калории. А после – все остальные по очереди.
– А еду где получать, сэр?
– Откройте глаза! Вон там.
«Вон там» находилась дверца, за которой проплывала лента конвейера. Кадеты с других столов уже собрались возле нее. Двое из девятнадцатого отделения, которым было суждено сегодня играть роль официантов, отправились к дверце и скоро вернулись с большим подносом, на котором стояло двадцать порций, все разложены по специальным емкостям, от которых подымался горячий пар. К каждой порции были прикреплены ложка, вилка и нож, а также соломинки для питья.
Мэтт обнаружил, что твердая пища спрятана под крышками, которые захлопываются, если их не придерживать. Жидкая пища содержалась в закрытых контейнерах, снабженных клапанами, в которые при желании можно было просунуть соломинки для питья. Ему еще ни разу не приходилось видеть столовые приборы, приспособленные для невесомости. Они буквально восхитили его, хотя, пока «Рэндольф» вращается, вполне можно было бы обойтись обычными земными приборами.
Обед состоял из бутербродов с горячим ростбифом плюс картошка, зеленого салата, лаймового щербета и чая. Во время обеда Лопес непрерывно бомбардировал своих подопечных вопросами, но Мэтт в сектор обстрела не попал. Через двадцать минут металлический поднос перед ним был отполирован до блеска, словно вышел из стерилизатора. Он откинулся на спинку стула в полной уверенности, что патруль – шарага что надо, а жить на «Рэндольфе» – это самое то.
Перед тем как отпустить своих подчиненных, Лопес объяснил, что им на сегодня предстоит. Мэтта разместили в каюте А-5197. Все жилые помещения находились на палубе «А», примыкающей вплотную к наружной оболочке корабля. Лопес даже снизошел до того, что рассказал кадетам про систему нумерации помещений на «Рэндольфе», после чего отпустил их на все четыре стороны. Вел он себя, словом, так, что глядя на него и не скажешь, что еще год назад, сразу после прибытия на корабль, он блуждал по нему весь день.
Мэтт, разумеется, сразу же заблудился.
Выйдя из столовой, он попытался пройти через внутренние отсеки корабля, послушавшись совета космического десантника, который встретился ему по пути. Оказавшись рядом с продольной осью корабля, где господствовала невесомость, он полностью потерял ориентировку. Выбравшись из внутренних отсеков, Мэтт направился к наружной обшивке корабля, руководствуясь возрастающей силой тяжести. Наконец он добрался до палубы, где действовало одно g и дальше идти было некуда, остановил первого попавшегося кадета с черной повязкой на рукаве и сдался ему на милость. Через несколько минут Мэтт оказался в пятом коридоре и отыскал свою комнату.
Текс был уже там.
– Привет, Мэтт. Как тебе нравится наша небесная хибара?
Мэтт положил на палубу свою сумку.
– Неплохо, но в следующий раз, когда мне надо будет куда-нибудь выйти, я привяжу конец шнурка к койке. А иллюминатор здесь есть?
– Вряд ли. А чего ты хотел? Может, тебе еще и балкон в придачу?
– Не знаю. Я вроде как надеялся, что мы сможем глядеть наружу и видеть Землю. – Он принялся ходить по маленькой каюте, заглядывая во все углы и открывая дверцы. – Где тут то самое место?
– Начинай разматывать шнур. Оно в конце коридора.
– Да, здесь не пороскошествуешь. Ну что ж, справимся как-нибудь. – Мэтт продолжил осмотр.
Каюта представляла собой общую комнату размером пятнадцать на пятнадцать футов. В двух противоположных стенках было по две дверцы, ведущих в еще более крохотные помещения.
– Послушай, Текс, – сказал Мэтт, заглянув во все комнатушки, – наша каюта рассчитана на четырех человек.
– Молодец! Возьми с полки пирожок.
– Интересно, кто еще будет с нами жить?
– Мне тоже. – Текс показал на лист бумаги с напечатанными правилами. – Здесь сказано, что кадеты могут – по взаимной договоренности – поменяться каютами до завтрашнего ужина. У тебя есть предложения, Мэтт?
– Нет, не знаю. Я вообще никого не знаю, кроме тебя. Да какая разница, кто будет с нами жить, только бы не храпел. И не был Берком.
Стук в дверь прервал их разговор. Текс крикнул:
– Входите! – И в каюту просунулась белокурая голова Оскара Йенсена.
– Чем-нибудь занимаетесь?
– Нет, заходи.
– Ребята, у нас проблема. Нас – Пита и меня – поселили точно в такой же каюте на четверых, и наши соседи просят нас уступить место двум их приятелям. К вам уже кого-нибудь подселили?
Текс посмотрел на Мэтта, тот кивнул.
– Можешь поцеловать меня, Оскар, – Текс повернулся к Йенсену, – ведь мы считай что поженились.
Еще через час вся четверка удобно разместилась в своей новой каюте. Пит был в отличном настроении.
