Мэтт подумал об этом. Мысль была интересная, он понял, что она отвечала на некоторые вопросы, над которыми он напрасно ломал голову.

– Дальше.

– Ну, это же классная подстава – помогает отсеять слабаков и придурков, которые настолько тупы, что не могут не сжульничать, даже не задумываясь, что это может быть ловушка. Причем и вправду придумано все толково: офицер патрульной службы должен быть умным, быстрым и хладнокровным. Можно сберечь деньги, которые иначе были бы потрачены на второсортные кадры.

– Ты только что назвал меня тупицей, а ведь я выдержал все испытания.

– Разумеется, ты их выдержал, у тебя же кристально чистая душа. – Он снова засмеялся. – Я тоже выдержал все испытания. Но из тебя никогда не выйдет офицера патрульной службы, Мэтт. У них есть множество способов избавляться от честных, но глупых кандидатов. Ты скоро в этом сам убедишься.

– Ну, хорошо, я дурак, допустим. Только не вздумай больше называть меня малышом. А как все это связано с катастрофой?

– Это элементарно просто. Им нужно избавиться от всего балласта еще до того, как кандидаты примут присягу. Есть парни с желудками из чугуна, на которые не влияют ухабы и все такое. Поэтому они запускают корабль с автоматическим управлением – естественно, без пилота и пассажиров, – а потом его разбивают, чтобы напугать тех, у кого нервы не из железа. Причем это куда дешевле, чем готовить одного кадета, который еще неизвестно, станет офицером или нет.

– Слушай, откуда ты все это знаешь? Ты что, имеешь доступ к закрытым сведениям?

– Ну как тебе сказать. В какой-то степени – да, имею. Это логическая необходимость – такие корабли не могут разбиться, если, конечно, их не разбивают нарочно. Я это знаю, их же мой старик строит.

– Что ж. Может быть, ты и прав. – Мэтт замолчал; доводы Берка его не устраивали, но у него не было весомых доказательств обратного. Впрочем, в одном смысле разговор этот прошел не без пользы: решимость его окрепла. Теперь он будет бороться за право называться кадетом, и безразлично, что по этому поводу скажет его желудок; он решил продержаться в списке кандидатов столько же, сколько Жерар Берк, и как минимум на двадцать четыре часа дольше!

На их столе за ужином стояла табличка: «147, 149, 151, 153». За одним столом было достаточно места, чтобы разместить всех оставшихся кандидатов.

– Поздравляю вас, джентльмены, вы продержались, – с непривычным радушием обратился к ним кадет Саббателло. – Поскольку сегодня вечером вам предстоит принимать присягу, наша следующая встреча будет уже в другом качестве. – Он ухмыльнулся. – Так что расслабьтесь и наслаждайтесь последним ужином на свободе.

Несмотря на потерянный завтрак и легкий обед, Мэтт ел мало. Его беспокоила интерпретация смысла тестов, которую дал Жерар Берк, и то, что из нее следовало. Мэтт по-прежнему собирался принять присягу, но его не покидало неприятное ощущение, что он примет ее, по-прежнему не зная, что на самом деле представляет из себя патруль.

После ужина, повинуясь внезапному порыву, он подошел к кадету, в течение всех этих дней сидевшему во главе их стола, и обратился к нему:

– Извините меня, мистер Саббателло, можно поговорить с вами по личному вопросу, сэр?

– Что? Разумеется, идите со мной. – Он провел Мэтта к себе в комнату – она ничем не отличалась от той, в которой жил Мэтт. – Так о чем же вы хотели поговорить?

– Мистер Саббателло, я хотел спросить вас о сегодняшней катастрофе. Кто-нибудь пострадал?

– Пострадал? Погибли одиннадцать человек. По-вашему, про них можно сказать, что они «пострадали»?

– Вы уверены в этом, мистер Саббателло? Разве не могло так случиться, что корабль управлялся автоматически и внутри никого не было?

– Да, могло, но не в этом случае. Мне бы очень хотелось, чтобы все произошло так, как вы говорите; дело в том, что пилот корабля – мой друг.

– Извините, сэр. Но я должен был задать этот вопрос. Ответ на него очень для меня важен.

– Почему?

Мэтт вкратце изложил ему версию Берка, не называя автора по имени. Слушая Мэтта, Саббателло хмурился все больше и больше.

– Понятно, – кивнул он, когда Мэтт закончил рассказ. – Действительно, некоторые тесты носят скорее психологический, чем технический, характер. А что касается катастрофы – послушайте, кто вдолбил вам в голову подобную чушь?

Мэтт молчал.

– Ладно. Если не хотите, можете не выдавать источник. В конце концов, это не имеет значения. Но относительно катастрофы… – Саббателло задумался. – Я готов дать вам свое честное слово – нет, я даю честное слово, но раз вы приняли гипотезу своего товарища, вы не обратите никакого внимания на мои клятвы. – Он снова задумался. – Вы католик?

– Э-э, нет, сэр. – Мэтт был удивлен таким вопросом.

– Впрочем, это неважно. Вы знаете, кем была святая Варвара?[38]

– Говоря по правде, сэр, я не уверен. Космодром…

– Космодром… Она приняла мученическую смерть в третьем веке. Но дело в том, что ее считают святой покровительницей всех, чья деятельность связана со взрывчатыми веществами, включая ракетчиков. – Он замолчал. – Если вы пройдете в часовню, там вам скажут, что завтра состоится месса, во время которой будут просить святую Варвару спасти души тех, кто погиб сегодня. Думаю, вы понимаете, что ни один священник не согласится пойти на такой обман, о котором говорит ваш товарищ.

– Я понимаю, что вы хотите сказать, сэр, – торжественно кивнул Мэтт. – Мне не нужно идти в часовню, я узнал все, что мне было нужно знать.

– Отлично. А теперь бегом к себе в комнату и начинайте готовиться. Вам же самому будет неловко, если вы опоздаете на собственную присягу.

Первая поверка была назначена на двадцать один час в центральном зале. Мэтт пришел одним из первых, гладко выбритый, в чистом комбинезоне. Кадет, стоящий у входа, записал его фамилию и попросил подождать в зале. Мэтт увидел, что все стулья из зала были убраны. Над сценой в дальнем конце висела эмблема Федерации – три переплетенных кольца, символизирующих Свободу, Мир и Закон. Кольца были соединены одно с другим таким образом, что стоило удалить одно, и вся эмблема рассыпалась. Под эмблемой Федерации виднелась эмблема Космической патрульной службы – звезда, сияющая в ночи.

Текс едва не опоздал. С трудом переводя дыхание, он подошел к Мэтту и поздоровался; и буквально в то же мгновение кадет, стоящий на сцене, скомандовал в микрофон: «Внимание!»

– Всем собраться в левой части зала, – продолжил он.

Кандидаты сбились в тесную группу.

– Оставайтесь здесь до начала поверки. Когда назовут вашу фамилию, отвечайте: «Здесь!» – и переходите на противоположную сторону зала. Там на полу нанесены белые линии. Выстраивайтесь вдоль них.

Еще один кадет спустился со сцены и подошел к столпившимся кандидатам. Остановился, взял один листок бумаги из четырех, которые держал в руке, и протянул его Тексу.

– Вот вы, мистер, – сказал он. – Возьмите.

Озадаченный Джермэн взял листок и с удивлением посмотрел на кадета:

– Зачем?

– Услышав свое имя, вы ответите: «Здесь!» Когда произнесут фамилию, написанную на этом листке, сделаете шаг вперед и скажете: «Я за него».

Текс взглянул на листок. Мэтт заметил, что там было написано: «Джон Мартин».

– А зачем это? – спросил Текс.

Кадет посмотрел на него:

– Вы и вправду не знаете?

– Нет.

Кадет раздраженно хмыкнул:

– Ну, раз это имя ни о чем вам не говорит, просто считайте, что это ваш друг, который не смог прийти на поверку. Вы отвечаете вместо него, чтобы все думали, что он здесь. Понятно?

– Да, сэр. Понятно.

Кадет пошел дальше. Текс повернулся к Мэтту:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Нет.

– И я ничего не понимаю. Может быть, дальше станет ясно.

Кадет, стоящий на сцене, скомандовал в микрофон: «Внимание! Начальник Академии!» Из двери в задней половине зала вышли два офицера, одетых в черные, как ночь, мундиры. Тот, что помоложе, шел так, что его рукав касался локтя старшего офицера. Они вышли на середину сцены, молодой офицер остановился. Старший офицер мгновенно последовал его примеру, после чего адъютант отошел в сторону. Начальник Академии стоял, повернувшись лицом к новому классу. Вернее, даже не к классу, а к центру зала. Шли минуты. Кто-то кашлянул, послышался шорох ботинок по полу. В следующее мгновение офицер повернул к юношам голову: