— Я не собираюсь тратить ваше драгоценное время, так как у меня нет ни малейшего интереса к тому, что вы мне собираетесь поведать. — Он таращился на меня снизу верх, и я видел его выпученные белки. — Я не буду заниматься заданием, связанным с Шодой, и ничего из того, что вы скажете; не заставит меня изменить свое решение. Повторяю — ничего.

Он продолжал смотреть на меня, а я — на него. Пепперидж не шевельнулся. Затем дернулся Ломан. Он испустил один из своих вздохов, изображающих его долготерпение, взял с дивана дипломат, встал и, не глядя ни на кого из нас, двинулся между столиков к дверям; глядя ему вслед, я еле сдерживал отвращение, ибо все, чем я занимался с момента моего появления в Сингапуре, ушло впустую, испарилось, включая и шесть жизней — все впустую. Миссия окончена.

Я не представляю, сколько я стоял так, молясь, чтобы Ломан, выйдя отсюда, попал под автобус, чтобы Пепперидж, человек, который в общем-то мне нравился и которого я даже начинал уважать, не загонял бы меня в эту историю, но больше всего я мечтал забраться куда-нибудь и поспать…

— Она по-прежнему не отвечает, сэр. Появился какой-то человек. Флуд.

— Ее нет в Верховном Комиссариате?

— Нет. Они ее не видели.

Что-то, наконец, начало привлекать мое внимание, что-то важное. Но я все пропустил мимо ушей.

— Поищите ее дома. — Это Пепперидж.

— Будет сделано, сэр.

— Вы говорили о Кэти? — это уже я. Он с непроницаемым лицом посмотрел на меня, а потом на Пеппериджа.

— Да.

— Что случилось?

— Она исчезла.

— Что она знает?

— Немного.

Ему явно не понравилось, как я осадил его.

— То есть, ее можно списать со счета? — Ломан замялся.

— Ну… во всяком случае, без нее можно обойтись.

— Итак, что же вы сделаете, если не разыщете ее? Оставите ее на растерзание псам?

Флуд принес нам черного кофе, что было очень кстати, поскольку я держался на пределе сил. Ломан же зевал: пробило час, и на нем сказывалась разность часовых поясов, которые он пересек на реактивном лайнере.

— Я должен, — сказал он, — получить инструкции из Лондона.

— Из Лондона. — Я тоже подумал об этом. — От кого именно в Лондоне?

— От мистера Кродера.

Ах, да, в самом деле. Шеф Службы контроля. Пепперидж в полном изнеможении опустился на диван; на нем лица не было. Последние двадцать четыре часа держали в постоянном напряжении и его, тем более он знал, что ему придется расшифроваться передо мной, когда я лицом к лицу столкнусь с Ломаном.

— Все это начал Кродер? — спросил я у Ломана. — Он был инициатором всей этой операции?

Мне было важно выяснить этот вопрос. В Бюро Кродер шел по одному ранжиру со Святым Духом.

— Да. — Ломан по-прежнему стоял передо мной, плотно сдвинув носки лакированных туфель, в правой руке у него болтался дипломат. — Но мне помнится, что вы сказали, будто вас не заинтересует ровным счетом ничего из моих слов.

Конечно, мои слова его зацепили, я предполагал, что он их мне припомнит, и он их выдал точное том же стиле, какого я и ждал: “Мне помнится”, о.. Господи!

Естественно, я не обратил на его реакцию внимания.

— Когда ее видели в последний раз?

— Она оставила офис, — Пепперидж, — утром, вскоре после десяти. То есть вчера утром. И с тех пор Я пытаюсь связаться с ней, потому что мистер Ломан хочет выслушать ее отчет.

— Какой отчет?

— Самый обычный. Рутина.

Еще лучше. Чин из Лондона свалился как снег на голову и, конечно же, ему нужен личный отчет всех полевых работников.

— Квиллер, — тут же подал он голос. — Поскольку вы готовы выслушать меня, я хотел бы задать вам пару вопросов.

— Ну?

— Вы не станете отрицать тот непреложный факт, что, скорее всего, Маккоркдейл захвачена людьми Шоды в качестве заложника, которого можно обменять на вас. И поскольку вы знаете намного больше, чем она, поскольку вы единственное препятствие на пути замысла Шоды поставить дыбом всю Юго-Восточную Азию, я хотел бы задать следующий вопрос: если противная сторона выйдет с вами на контакт и предложит освободить Маккоркдейл в обмен на вас, каково будет ваше решение?

Он склонил голову, глядя на меня сверху с напряженным вниманием, ожидая ответа. Краем глаза я видел, что Пепперидж в таком же состоянии. Откуда-то донеслось слабое журчание, и левое полушарие сразу же определило его источник: кофеварка, оставленная Флудом на мраморном столике.

— Я приму предложение, — ответил я. Пепперидж втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

— То есть, вы отдадите себя в руки противника? — хладнокровно уточнил Ломан.

У меня нет выбора. Если откажусь, они начнут пытать ее, дав мне знать об этом, и в конце концов они, не раздумывая, прикончат ее.

— Она так много значит для вас?

— Не в этом дело. Я знаком с ней всего несколько дней. Но она женщина.

Наконец в нем прорвалось нетерпение: он бросил дипломат на диван и резким движением засунул руки в карманы пиджака, выставив наружу большие пальцы.

— Вам не кажется, что вы несколько старомодны в своих воззрениях?

— Нет, не кажется. — Я шагнул к этому вылощенному типу, и он невольно отступил от меня. — И придет время, когда мои взгляды займут подобающее им место.

Он внимательно посмотрел на меня, словно впервые увидел, и наконец сел в кресло, перестав маячить передо мной.

“Паршивая романтичность”, — как мне показалось, пробормотал он сквозь зубы. Подняв глаза, вслух Ломан спросил:

— А что, по вашему мнению, сделает с вами Шода, когда вы попадетесь ей в руки?

— Отвинтит голову.

— После чего ничто не помешает ей приступить к своим замыслам и разжечь войну в Юго-Восточной Азии. И вы считаете, что такое развитие событий менее важно, чем жизнь одной женщины?

— Совершенно верно. Пепперидж только развел руками.

— Ну, старина, ты… — но, увидев выражение моего лица, заткнулся и лишь пожал плечами.

— Это ваше последнее слово? — спросил Ломан.

— Да.

— Значит, если мы получим послание от Шоды через Верховный Комиссариат или через таиландское посольство, что Маккоркдейл в их руках и они предлагают обмен, мы просто передадим им вас?

— Да. Но, если удача нам улыбнется, до этого не дойдет. — Я повернулся к Пеппериджу: — Ее видели в десять часов вчерашнего утра — куда она направилась?

— Похоже, этого никто не знает.

— Она уехала на машине?

— Один из служащих сказал, что она взяла велорикшу.

— Ваши предположения?

— Вполне возможно, что она получила записку, в которой вы просите ее о встрече и предупреждаете, чтобы она никому не задавала никаких вопросов. Из-за Кишнара она очень беспокоилась о вас.

— Вы знаете, что на Сайбу-стрит у Шоды есть дом?

— Да. А откуда вы-то знаете об этом?

— Сайако сказала. Вот оттуда я и начну. Я уже был на полпути к дверям, когда меня окликнул Ломан.

— Квиллер!

В голосе его звучала резкая требовательность, которая остановила меня.

— Я хотел бы предложить вам сделку.

— Что?

— Сделку. — Он подошел ко мне. — Я отдаю должное вашим способностям, но прикиньте — сколько у вас шансов найти Маккоркдейл, вытащить ее живой и самому не попасться в руки Шоды?

— Немного.

— Согласен. Я бы даже сказал, что у вас нет ни одного шанса. Но мои возможности значительно превышают ваши, поскольку за спиной у меня Бюро.

— В этом деле не нужна массовая поддержка; с ним может справиться только один человек. Я…

— Войти в дом Шоды.

— Нет. Включиться в операцию — в этом-то все и дело.

— Мы можем окружить дом полицейскими. Мы можем…

— И что это даст?

— Как только мы выясним, что Маккоркдейл там, мы сможем…

— Ох, бросьте. Ломан. Шода неприкасаема на политическом уровне, и вы это знаете. В противном случае, мы бы давно уже с ней справились.

Он подошел ко мне вплотную.

— Если вы попытаетесь сами спасти Маккоркдейл, то мы окажемся почти на грани провала, Квиллер. Вы спасете одну жизнь — а мы расплатимся сотнями.