— По мне, так пусть они вообще к нам не летают, — сказала Шёрил Девон. — Терпеть их не могу. Но давайте посмотрим на проблему под другим углом. Что, вы думаете, сделают Соединенные Штаты, когда до них дойдет информация о референдуме? Зааплодируют нам?

— Они не осмелятся закрыть Кейп, — сказала я. — Кейп — не территория США. Фактически это будет означать объявление войны.

— А им и не нужно закрывать его, — произнес Ян. — Достаточно издать закон, запрещающий туристические поездки граждан США в Миры.

— Они повернут наше же оружие против нас, — добавила Клэр. — И вопрос будет снят с повестки дня, причем именно тогда, когда большая часть населения Миров — однозначно за туризм землян на орбите.

— Но это противоречие , «Новому Биллю о Правах», — возразил кто-то. — Статья шестая. Свобода передвижения.

Я-то знала, что человек ошибается.

— Увы, — вздохнула я. — Дословно в этой статье говорится «штат или иностранное государство». А Ново-Йорк не то и не другое, по крайней мере так они и заявят.

Этот вопрос мы обсуждали на семинаре по лоббизму. Никто, правда, не обкатывал этот камешек в суде, поскольку пока ещё никому не было запрещено летать на орбиту.

— А вообще-то дела складываются плохо, — согласилась я. — США, как записной правозащитник, уже подняли грандиозный шум по поводу того, как в Мирах ущемляются права путешественников — граждан самых разных государств планеты.

Клэр вскочила с места. Лицо её побледнело.

— Они обвинили нас, что мы ввели скрытый закон о приостановке конституционных гарантий. И направлен он — против землян.

— В качестве временной меры, действующей в условиях чрезвычайного положения, — добавил Ян.

Вдруг где-то рядом раздалось хихиканье. Это в зале появился доктор By, седоголовый профессор с Учудена. Профессор прикрывал ладошкой растягивающийся в улыбке рот.

— Ради Бога, простите, — ухмылялся он. — Но вас нельзя назвать реалистами. И очень уж далеко вам до Маккиавелли! Должно быть, вы представляете себе, когда начались все эти разговоры? Неделю назад? Месяц назад? А где? В Тайном Совете Ново-Йорка? Но вопрос до сих пор не вынесен на референдум. И почему? Давление небольшой, но очень влиятельной группы. То, что пишет вам ваш друг, О'Хара, это только надводная часть айсберга. А в этой игре не сыгран ещё даже первый тайм. О чем лобби в США обязаны прекрасно знать.

— Имеете в виду, что за всем этим кроется тщательно разработанный план? — спросила я.

— Просто-напросто Тайный Совет и Координаторы рассчитали, что вся эта кампания выгодна Ново-Йорку вне зависимости и от итогов референдума, хотя и тут спрогнозирован ответ «нет», и от ответной реакции Штатов. При определенных обстоятельствах они отложили на время референдум до того момента, когда массы созреют и будет создана видимость единодушного голосования.

— Какая же выгода Ново-Йорку от того, что закроется космодром в Кейпе? — удивился Ян.

— Несомненно, многие люди сегодня вечером задают себе тот же вопрос. Но у меня на этот счет нет ни малейшей идеи, — отчетливо произнес профессор. Затем он внимательно оглядел зал, переводя взгляд от стены к стене. Стояла мертвая тишина. До сих пор мне ни разу не приходило в голову, что «Космос-клуб» может быть буквально нашпигован электронными «клопами». Мне, обыкновенному человеку. — И, ради Бога, простите меня, — вновь извинился перед нами профессор, — но только очень наивные люди могут полагать, что в Соединенных Штатах пройдет закон, ограничивающий туризм. Во всяком случае на нас он распространяться не будет. — Профессор выдержал паузу. — А реальность такова. Чрезвычайное положение — введение эмбарго — уже давным-давно существует. И действует определенное соглашение между США и Мирами. Эта мера не распространяется только на Кейп, потому что в глазах мировой общественности Кейп — это часть Ново-Йорка. Но Кейп не производит дейтерий. Он закупает его у корпорации «Сталь США» по контракту, выполнение которого контролируется американским департаментом энергетики. А не будет горючего — не будет и полетов.

Голос Клэр дрогнул. —

— Вы имеете в виду, что правительство НовоЙорка сознательно бросает нас тут на произвол судьбы? — спросила она.

— Не исключено. — By кокетливо повел плечами. Так люди Востока, стараясь подражать своим западным собратьям, неумело копируют их жесты. — Мы сами выбрали, где нам быть, — сказал By.

Бенни поджидал меня в моей комнате; как-то мы с ним решили, что для нас тонкие стены общежития и обилие народа все же лучше одного крошечного электронного «жучка», живущего у Бенни под кроватью. Мы подозревали, что подобное подслушивающее устройство находится и в моей комнате, но вслух об этом не говорили — не хотелось заострять внимание на этой мерзкой теме.

Я позвонила Аронсу из ресторана «Лиффи», и к моему приходу меня уже ждал свежезаваренный чай. Я взяла горячую чашку, чтобы согреться, и объяснила Бенни, какой оборот приобретают события.

— Да не обойдут тебя стороной интересные времена! — сказал Аронс. — Китайское ругательство.

— У меня душа лежит больше к американским ругательствам, — сообщила я Аронсу. — К черту! К черту и скучные, и веселые времена.

— Где ты будешь в воскресенье? — спросил он.

— В Лондоне. Как раз под Рождество.

— По крайней мере, ты будешь в курсе событий.

— Мне будет очень одиноко. — Я принялась расхаживать с чашкой по комнате и пролила чай на ковер. Первая мысль: «Ну, разлила — и разлила. Пусть убирает тот, кто будет жить здесь после меня». Через сутки я должна была съехать из общежития. Однако совесть заела, и, взяв тряпку, я стерла пятно с ковра. — Я уже чувствую себя одиноко, — сказала я ковру. — В этой группе я не знаю никого, кроме Хокинса. Но как с ним поговоришь, когда он… — На глаза навернулись слезы. Одна из них, теплая, упала на руку. Я шмыгнула носом и мокрой ладонью смахнула слезу со щеки.

— У тебя месячные? — спросил Бенни.

— А я и не знала, что поэты умеют считать. — Я швырнула тряпку в таз и поглядела на себя в зеркало. Люди с моим цветом глаз обычно не плачут — их глаза наливаются кровью. — Это не то, — сказала я Бенни. — Я уже взрослая девочка, и гормоны тут ни при чем.

Я подошла к Бенни и принялась массировать ему плечи.

— Я хочу… мне бы домой. Хоть на недельку, на две. Разве можно по-настоящему расслабиться на этой проклятой планете? Тут все так сложно!

Бенни сунул свои ладони под воротник рубашки, нашел мои руки.

— На этом свете есть и очень приятные вещи, — сказал он.

— А то, что месячные, ничего? — спросила я.

В последнее время он стал часто смущаться.

— Давай поставим на этом точку, — сказал он. — Нет, напоследок — восклицательный знак!

У него был добрый голос. Я тихонько притянула его к себе, и мы закончили нашу славную беседу, лаская друг друга.

Когда я вернулась из ванной комнаты, я снова скисла, впала в депрессию. Но я старалась вовсю, пытаясь перебороть её. Бенни на радость. Зато теперь я знаю, судороги появляются не только тогда, когда ты умираешь от счастья.

Время шло, час, другой, третий, а я все не могла заснуть. Я была в смятении. Я едва успевала сосредоточиться на какой-то одной проблеме, как тут же, буквально через секунду, я вспоминала про очередную напасть.

Я проснулась от того, что что-то очень мешало мне. Оказалось, что я спала на пакете со слипшимися конфетами.

— Бенни! — Я принялась трясти его за плечо. Сильно трясти.

Он быстро проснулся.

— Что случилось?

— Я… Я не знаю, — пожаловалась я.

Я заикалась, задыхалась, хрипела, словно средневековые инквизиторы присудили мне пытку гарротой. '

— Боже, забери меня… в больницу! Внезапный приступ тошноты прервал мою мольбу. Я сбросила одеяло на пол и, пошатываясь, поспешила к раковине. Меня тотчас вырвало, но это не принесло облегчения. Позывы на рвоту продолжались. Бенни накинул мне на плечи свое пальто, теплое тяжелое пальто, сжал руками мои плечи. Я не могла унять дрожь, я билась в лихорадке — то в ознобе, то в горячем поту. Бенни зажег свет.