Во сне она убегала от каких-то бесформенных чудовищ… Они ее вот-вот достанут! В ужасе она закричала — впереди показался просвет. Серые мрачные тени исчезли, и вокруг нее все оказалось окрашенным в яркие, жизнерадостные тона — она очутилась на бале-маскараде. Перед ней стояла тетя Беатрис в своем нелепом костюме викинга.
— Ты выбрала неправильный веер, — твердила она. — Нужно было взять голубой. Веер неправильный, он должен быть голубым, голубым…
Тут все вокруг нее закружилось, и она очутилась в картинной галерее. На стене перед ней висели два портрета леди Дженевьевы. Она подумала, что тетя Беатрис права: на одном портрете леди Дженевьева держала голубой веер, а на другом — розовый.
Вдруг обе леди Дженевьевы закружились на портретах, кокетливо обмахиваясь веерами. Но леди Дженевьева с голубым веером неожиданно исчезла, и на картине остался только фон, а другая леди Дженевьева замерла с раскрытым розовым веером в руках. Чентел переводила взгляд с одной картины на другую и внезапно проснулась.
Что ее разбудило? Она хотела получше изучить приснившиеся ей картины; какая-то деталь не давала ей покоя, но какая именно? Она встала с постели и взяла с туалетного столика розовый веер, раскрыла его и стала внимательно его рассматривать. На нем был изображен пейзаж, в центре которого находилась беседка, окруженная деревьями. Положив веер на место, она подошла к портрету и повернула его к себе лицом.
Закрыв глаза, Чентел снова мысленно представила себе те портреты, которые явились к ней в сновидении. Что-то тут было не так… Вдруг ее осенило, и глаза ее широко раскрылись — фон! Когда леди Дженевьева исчезла с одной из картин, на нем остался только фон — тот же самый сад, те же подстриженные кусты и деревья в вечерних сумерках. Чентел никогда до этого не обращала внимания на фон портрета: фигура леди Дженевьевы сразу же приковывала внимание к себе, а скромный пейзаж, написанный грубыми мазками, вряд ли мог кого-либо заинтересовать. Чентел снова закрыла глаза и представила себе этот пейзаж на закате. Потом, взяв в руки веер, она стала рассматривать рисунок на нем. На розовом веере был изображен тот же сад, что и на портрете, только при свете дня; главное отличие состояло в том, что в центре композиции находилась не фигура дамы, а изящная беседка. Но, без сомнения, это был один и тот же сад. Внимательно изучая очертания кустов и деревьев, их расположение на местности, Чентел вдруг вздрогнула: в ее памяти всплыли картины из ее детства.
— Я же тут играла! — воскликнула она. В детстве это место привлекало ее, потому что деревья и кусты тут росли кругами, а в центре была лужайка. Здесь могла бы расположиться беседка, но почему-то лужайка пустовала.
Чентел нахмурилась припоминая беседку, но в ее памяти не осталось о ней никаких воспоминаний. Мама рассказала ей бесчисленные истории о великолепии Ковингтон-Фолли в былые дни, когда Ковингтоны процветали. Беседка, конечно, была великолепна. Девушка узнала куст шелковицы, стоящий справа, изгиб тропинки, ведущей к центру лужайки, на веере она шла к беседке — на небольшой холмик.
— Да, это так и есть. — Чентел захлопнула веер и прижала его к груди. Она счастливо улыбалась: какой изящный, женственный ключ у нее в руках, какая изумительная карта, не чета тем, что чертили, высунув язык, Тедди и Недди! Поистине, только женщина могла найти сокровище, спрятанное леди Дженевьевой (если оно, конечно, существовало). Ни одному мужчине не пришло бы в голову рассматривать мельчайшие детали на холсте картины, тем более на веере. На портрете он не увидит ничего, кроме блеска драгоценностей, а веер для него — всего лишь женская побрякушка.
— Леди Дженевьева, — засмеялась Чентел, — вы действительно были колдуньей!
На следующее утро Чентел надела старенькое рабочее платье и широкополую шляпку и направилась в сарайчик, где садовник держал свой инструмент. Порывшись в нем, она нашла подходящую лопату, уселась в повозку, запряженную пони, и направилась на поиски сокровища.
Стояла прекрасная солнечная погода, и очень быстро она добралась до Ковингтон-Фолли. Напевая веселую песенку, она принялась копать яму прямо посреди лужайки. Шелковица росла справа от нее, а сильно подросшие со времен леди Дженевьевы деревья окружали ее, как часовые. Оказалось, что копать землю не такое уж приятное занятие, тем более что не слишком умело орудовала лопатой. Скоро она перепачкалась в земле и вспотела. Не обращая внимания на появившиеся мозоли, она продолжала работать, представляя, как распорядится кладом. Она выкупит Тедди! Она предложит принцу-регенту сокровище за освобождение брата. Всем известно, как нужны деньги принцу Уэльскому, который любит возводить в пэры всех подопечных.
Если сокровище действительно так велико, как об этом говорится в семейных легендах, то она сможет не только подкупить принца-регента, но и оставить кое-что для себя. Тогда ей не придется убегать с Чедом! Она будет обеспечена и сможет жить самостоятельно, не связывая себя ни с одним из мужчин. Вот тогда она поиграет с Сент-Джеймсом, как он это делал с ней. Но если она разбогатеет, то его семья не позволит им расторгнуть брак. В глубине души она надеялась, что Ричард останется ее мужем вовсе не из-за сокровища, а будет жить с ней потому, что признает наконец, что она ему ровня и самая подходящая для него жена.
Мозоли на руках начали саднить, и поэтому Чентел стала копать медленнее. Вдруг она почувствовала, что кто-то за ней наблюдает! Она пыталась успокоить себя тем, что это ей кажется, но сердце ее продолжало тревожно биться.
Отложив лопату, Чентел выпрямилась и осмотрелась вокруг. Не заметив ничего подозрительного, она начала прислушиваться. И все-таки смутное ощущение какой-то угрозы не исчезло. Птичка, перелетевшая с одной ветки на другую, испугала Чентел, и она вздрогнула:
— Кто здесь?
Она схватилась за черенок лопаты, приготовившись обороняться. Отправиться сюда в одиночестве после того, как ее с Алисией заперли в потайном ходе, было очень неосмотрительно. Неужели тот человек в сером плаще, который стрелял в нее, находился где-то поблизости.
Тут до нее донесся чей-то свист, и через мгновение перед ней предстал Ричард Сент-Джеймс на лошади. Он остановился рядом с выкопанной ямой, в которой по колено стояла Чентел, и спросил, улыбаясь:
— Развлекаешься?
— Да, — ответила Чентел, нахмурившись, но мрачное выражение лица ей далось с трудом. По правде говоря, она очень обрадовалась, увидев Ричарда. В душе она возблагодарила бога, что это оказался не человек в плаще, однажды уже стрелявший в нее. — Что ты здесь делаешь? Ты напугал меня!
— Ты хоть понимаешь, как глупо было с твоей стороны прийти сюда одной, без охраны? — спросил он, спрыгивая с лошади.
Чентел молчала, не желая признавать его правоту, хотя она только что сама пришла к этому заключению. Ричард заглянул в яму.
— Ну что, уже нашла? — с ухмылкой спросил он.
Убрав влажный завиток со лба, Чентел притворилась, что не понимает, о чем он говорит:
— Что нашла?
— Китай, конечно. — Он ухмыльнулся во весь рот.
— Я вовсе туда не собираюсь.
— А выглядит именно так, как будто ты собираешься прорыть туннель до противоположной части света. Может быть, ты ищешь клад? Я надеюсь, что это не могила для очередного трупа, — продолжал он поддразнивать ее.
Чентел вернулась к работе, игнорируя его слова. Усиленно налегая на лопату, она ответила:
— Нет, но эта идея мне нравится. Какой у тебя рост?
— Чтобы эта яма подошла для меня, дорогая, — рассмеялся он, — тебе надо еще копать и копать.
Услышав, как Ричард ее назвал, Чентел приостановилась.
— Чего ты хочешь? — спросила она подозрительно.
— Я подумал, что ты уже проголодалась, и захватил с собой кое-что, — с улыбкой сказал он и, подойдя к лошади, снял привязанную к седлу корзинку.
— А откуда ты узнал, что я здесь? — строго спросила она.