Я оказался внутри огороженного участка. Причем и участок, и ограждение внушали уважение. Площадь не менее гектара была обнесена трехметровой каменной стеной.
В центре — нагромождение прилепленных друг к другу зданий, разной высоты и площади, жутко напоминающих мини-фабрику. Не хватало только трубы. Большой и высокой. А обычная печная была.
Пока я раздумывал, что делать: то ли покинуть огороженную зону, то ли удовлетворить любопытство, стало уже немного поздно. Ко мне спешил низкорослый мужичишка, появившийся из главного входа странного сооружения.
Судя по раскинутым в гостеприимном жесте рукам, ничего плохого пока мне не сулило, и я решил узнать куда угодил.
Мужик остановился метра за два, поклонился. Я тут же «надел» высокомерную харю, раз уж кланяются, то надо соответствовать.
— Я счастлив приветствовать тебя на вверенном моим заботам объекте. Прости, не знаю ни твоего ни титула, ни сана…
Я скорчил мину. Мол, это твои проблемы.
— …но уверен, что ты послан его Величеством, достославным королем Кульдульперпуксом.
— А как же, — подтвердил я, — как догадался?
— Кого еще стража пропустила бы на территорию сюсюльника, да еще в таком виде.
Обаньки! Тут еще и стража. А вид у меня был как обычно после перемещения…
— Ты, наверное с проверкой… тайной?
— А зачем же еще? — Я не стал разочаровывать догадливого мужика. — И именно с тайной… Даже пришлось прибегнуть к данному маскараду.
— Управляющий сюсюльником Малабук! — Отрапортовался встречающий и вперил в меня вопросительный взгляд.
— Граф…Хлестаков… И Пушкина знаю. — Вяло представил я в свою очередь. — Кстати, подбери мне одежонку. Попроще. Чтобы в глаза не бросаться. У меня ведь не только твой объект.
— Будет исполнено сиюминутно в наилучшем виде!
Через пять минут, одетый как средней руки купец, я приступил к ревизорской проверке предприятия по выпуску сюсюлевой ткани. Как только подошли к строениям удивил аппетитный запах, словно с кухни дорогого ресторана.
Мне повезло, что Малабук первым делом повел меня в «цех готовой продукции». Дабы не демонстрировать своей некомпетентности, я вопросов не задавал, но этого и не требовалось: словоохотливый управляющий сам объяснял все достаточно подробно.
Да и ничего сложного на этой стадии производства не было. Вязкую бесцветную жидкость, предварительно смешав с красителем, разливали в различные формы с идеально ровным дном. Через некоторое время субстанция подсыхала — ткань готова. Сюсюлевая материя оказалась ничем иным, как неиспарившимся осадком тягучей массы.
Различались лишь формы: прямоугольные, овальные, круглые. В центре некоторых из них имелось круглое возвышение, не покрывающееся жидкостью. Я сразу догадался, что таким образом получается отверстие для головы.
Над одной из форм колдовал художник. Создавая своеобразный узор, он погружал в полузастывшую массу драгоценные камни.
— Когда застынет, ни за что не выковырнешь, — прокомментировал Малабук, — а теперь пойдемте смотреть нашу гордость — сюсюлей.
Как только мы вошли в смежное помещение, аппетитный запах многократно усилился, но легче от этого не стало, как только я увидел сюсюля в процессе производства.
Не знаю, можно ли считать сюсюлей людьми. Чем-то внешне они напоминали представителей Homo, но никак не Sapiens, представьте самого крупного борца сумо, увеличьте его раза в три во всех направлениях, и получится примерно то, что я увидел. Правда не было мощнейших ног, как у представителей экзотической борьбы, а имелись атрофировавшиеся конечности, которые трудно было назвать ногами даже с огромнейшей натяжкой. Непропорционально большая, абсолютно лысая голова, и глаза… В отличие от узкоглазых сумоистов, у сюсюлей были очень большие глаза. Лишенные всякого смысла. Даже у самого безнадежного идиота, какого я когда-либо видел, взгляд был полон интеллекта… по сравнению с сюсюлем.
Половые признаки надежно скрывались под многоярусными жировыми складками живота. И я предпочел убедить себя, что они размножаются каким-либо иным способом, отличным от общепринятого. Например, вылупляются из яиц или почкуются… Такая мысль появилась после того, как я представил первоначальный процесс таинства зарождения жизни в исполнении этих существ.
Помещения, в которых находились сюсюли, напоминали камеры американских тюрем: сквозной коридор и огороженные решеткой комнаты. В коридоре хлопотал обслуживающий персонал. И тут я понял причину аппетитных ароматов, да и всю технологию производства чудесной ткани.
Один из слуг, ловко орудуя копьем с нанизанным на острие каким-либо яством (жареная птица, копченый окорок и т. д.), виртуозно дразнил сюсюля, не давая тому дотянуться до лакомства. На что существо обильно пускало слюни, которые в свое время умело собирал другой слуга, вооруженный объемной чашкой, закрепленной на длинном шесте.
Эти слюни и были той самой прозрачной вязкой жидкостью, являющейся основным сырьем для производства дорогостоящего материала. Вот тут-то я сам себе мысленно поклялся, что больше никогда в жизни не стану облачаться в сюсюлевые одеяния.
— Жрут много и спят долго, — посетовал управляющий, продолжая выполнять роль гида, — вот этот сало любит.
— Хохол, — я поддержал разговор, с трудом сдерживая приступ тошноты.
Малабук не возражал.
— А этому заразе только селедку и подавай.
— Он «Абыр» или «Абырвалг» не говорит? — Почему-то вспомнился булгаковский Шариков, хотя никаких признаков внешнего сходства и близко не было. Только любовь к селедке.
— Не. Они вообще не говорят. Только чавкают и храпят.
Про это он мог бы и не сообщать. Я сам все прекрасно слышал.
Если бы не жуткое желание побыстрей покинуть это чудное место по причине рвотных спазмов, я бы им выдал рацпредложение. Потому что в памяти вновь всплыл собачий аналог. На сей раз павловские песики из учебника биологии с их рефлексами. Это когда собачек кормили и одновременно включали лампочку. А потом просто зажигали свет, без всякой пищи. А у подопытных животных сама собой выделялась слюна. Вполне соответствующий пример.
Но по причине противности, я решил оставить все, как есть. Потратишь, черт знает сколько времени, объясняя новшество. А, вдруг, еще и окажется, что слюни недразненных вкуснятиной сюсюлей не обладают требуемыми качествами?
Так что я заспешил. Сослался на неотложные дела. И для убедительности упомянул про не выключенный утюг и сбежавшее молоко. Даже не стал посещать сюсюлятник. Питомник для маленьких сюсюльчиков. Правда пришлось все-таки немного повозиться с отчетными бумагами, дабы Малабук не раскрыл мою липовость. Просмотрев с умной рожей бухгалтерские документы, я удовлетворенно кивнул, мол, все в полном порядке.
Поняв, что с проверкой покончено, управляющий расцвел счастливой улыбкой. И всю дорогу до ворот клялся, что у него все по честному, в чем граф Хлестаков может не сомневаться. Что ни одной капельки драгоценной жидкости или лоскутка готовой продукции не уходит налево. Что он всегда помнит о справедливом возмездии за любую погрешность на королевском объекте, а уж тем более за воровство сюсюлевой ткани, одну из главнейших составляющих пополнения казны.
Ясно, управляющий не чист на руку. Иначе, с чего постоянно талдычить о своей честности? Как говорится, у кого что болит… Был бы я настоящим проверяющим, тогда бы точно вывел шельму на чистую воду. За одни только бегающие испуганные глазки. Да и пару раз во время экскурсии периферическим зрением улавливал внимательно следящую за нами из-за углов рожу, которая тут же пряталась, стоило лишь перевести на нее взгляд. Успел только заметить округлость хари, да почти свинский пятак. Вроде как ктотышка, хотя полной уверенности у меня не было.
Мы приближались к воротам. Пришло время задать мучивший меня все это время вопрос.
— Скажи-ка, Малабук, а от твоего объекта до Срединца далеко?
Глаза управляющего вылезли из орбит.
— Это не мой объект, а королевский! Я лишь скромный управляющий! И в мыслях не было…