Раздался душераздирающий вопль, и Кара рухнула как подкошенная. Голень ее правой ноги была неестественно вывернута. Это было так ужасно, что даже Долин была потрясена. Она хотела просто сбить Кару с ног, а не нанести ей тяжелое увечье.

И Лиц, и Джелла были несколько секунд как парализованные, но затем с еще большей яростью обрушились на Долин. Удары и пинки посыпались со всех сторон, они попадали по лицу, по почкам и по груди. Долин почувствовала, как сломалось одно из ее ребер. Ее губы и кожа на лбу были рассечены, кровь залила глаза. Ей казалось, что ее бьют молотом по голове.

Когда ей с трудом удалось открыть залитые кровью глаза; Ангелочек сидела уже на ней и, схватив за волосы, изо всех сил била головой о керамические плитки пола.

В ушах Долин звенели истошные вопли; она уже не знала, были ли это ее крики или вопли Кары. Все потонуло в кровавом тумане, и вдруг она почувствовала, что ее держат уже другие руки.

Испускающая множество ярких лучей лампа была направлена прямо ей в лицо, она слепила ее. Долин никак не удавалось закрыть глаза. В центре источника света находился какой-то символический знак из перекрещивающихся линий в круге.

Больше она ничего не могла видеть, только иногда мелькали руки в белых резиновых перчатках, которые что-то делали с ней.

Долин не знала, что с ней случилось. Что-то было с ее головой, что-то причиняло ей невыносимую боль, и она в этот момент страстно желала лишь одного: поскорее избавиться от этих мучений. Но вместо этого ее страдания становились все невыносимее, пока…

– Зачем вообще нужна вторая попытка?

Это был голос Маккены, который снова вернул Долин Джоунс к действительности. Он звучал в шлемофоне так искаженно и громко, что лицо Долин исказила гримаса боли, и она инстинктивно подняла руки, чтобы закрыть уши. Это закончилось тем, что ее бронированная правая с механическим грохотом ударилась о шлем. Казалось, этот грохот бесконечно долго эхом отдается в ушах.

Чтобы заглушить свою нервозность и страх перед предстоящим боем, Долин с помощью аутотренинга погрузилась в легкий транс, но, видно, немного перестаралась. На несколько минут она крепко уснула, и, как это часто случалось, ей снова приснился сон о ее жизни в интернате, о которой она никак не могла забыть и по прошествии стольких лет. Во время нападения на нее Ангелочка с ее командой Долин получила тяжелейшую травму головы, которая чуть не стоила ей жизни. Было просто чудо, что у нее после этого не было никаких негативных последствий. После такой травмы она вполне могла оказаться в дурдоме, где до конца своих дней вела бы растительное существование.

Хотя голос Маккены и вернул ее из кошмарного сна к действительности, но только для того, чтобы она смогла констатировать, что эта действительность была или через несколько минут обещала стать еще худшим кошмаром.

Только когда Маккена во второй раз повторил вопрос, Долин догадалась уменьшить громкость своего шлемофона. Голос Маккены стал тише, но все еще был искажен и почти неузнаваем. Долин узнала его только по своеобразному акценту. Уже давно никто не верил, что он действительно родился на Терре, но Маккена продолжал непоколебимо придерживаться этой легенды и изо всех сил старался подкрепить ее, среди прочего, и своим хотя и звучащим нарочито, но хорошо отрепетированным сленгом, к которому он уже так привык, что не смог бы от него избавиться, даже если бы и захотел.

– Потому что это действительно вторая попытка. – Это был голос Ларанжа, намного тише, но как раз благодаря этому более понятный.

– Только не говори, что ты ничего не слышал об инциденте с Гандамаком?

Точно так же, как и она, все остальные уже загерметизировали шлемы своих скафандров, и их лица были скрыты зеркальными забралами. Их можно было узнать только по голосам и по табличкам с фамилиями на шлемах.

– Инцидент с Гандамаком? – Долин даже показалось, что она услышала, как Маккена нахмурил лоб.

– Ты считаешь, что мы уже однажды были здесь? – его голос постепенно вновь стал громче. Или он увеличил мощность своего передатчика, или подошел ближе.

– Ну, расскажи же наконец. Чем все закончилось?

– Все было коту под хвост, не так ли? – сказала Долин саркастически.

– Конечно, все закончилось нашей полной победой. Поэтому мы сегодня снова здесь, разве ты не знаешь?

Два или три человека в шлюзовой камере легкого крейсера «Ута» засмеялись, но только не Маккена. Наверное, он все еще размышлял, была ли эта шутка в его адрес или нет.

В действительности все было далеко не так весело, и то, что стало известным как «инцидент с Гандамаком». оказалось самым крупным поражением в военной истории кибертеков. Любопытство всегда было слабостью Долин, поэтому и на этот раз она не успокоилась, пока не изучила всю информацию о предыстории предстоящего боевого столкновения, которую только можно было получить из различных банков данных без знания специального кода.

Любопытство было именно тем качеством, которое отличало ее от большинства других людей, но до сих пор оно всегда оказывалось очень полезным. Долин не только заканчивала каждый класс лучше всех остальных, с отличием завершила все остальные курсы обучения, но именно благодаря своему любопытству обратила на себя внимание начальства. Долин Джоунс была первой женщиной, которой в 24 года удалось закончить обучение и получить квалификацию кадета боевого подразделения.

Она не знала, действительно ли Маккена интересовался, почему эта операция получила неофициальное название «Вторая попытка», да ей, в сущности, это было безразлично. Маккена был неплохим парнем, но одновременно странным болтуном, имеющим склонность к бахвальству. Для него это была первая боевая операция. Он нервничал, это было очевидно, и говорил так много только потому, что хотел отвлечься и успокоиться.

Но, прежде чем он успел вновь побеспокоить барабанные перепонки Долин, в шлемофонах раздался звонкий пронзительный сигнал, сопровождаемый словами:

– Приказ боевым группам вартеков с первой по третью. До объекта еще девяносто тысяч. Проверить оружие. Доложить о готовности через четыре минуты.

Этот приказ раздался в их шлемофонах, так как внутри корабля еще разрешалось поддерживать радиосвязь.

Пока еще.

Но с того момента, как откроется выход из шлюзовой камеры, и до высадки на «Орбиту VII» в эфире должна царить абсолютная тишина. Если иметь в виду тот звон, что стоял у нее в ушах после переданного приказа, то, казалось, Долин должна была бы радоваться тишине, но это было не так. Из всего неприятного и опасного, что их ожидало, тишина была, вероятно, наихудшим злом.

Никто из них не сомневался в правильности этого предписания, но это ничего не меняло, так как тишина, как ничто другое, действовала на нервы бойцов. Создавалось впечатление, что тишина эта придает что-то материальное той гигантской холодной пустоте, которая поджидала их за пока еще закрытыми воротами шлюзовой камеры.

Не только Долин была охвачена этим страхом Другие чувствовали то же самое. Это и было основной причиной, почему многие из них перед серьезным боем отпускали глупые шутки и на несколько минут забывали о дисциплине.

По изменившейся вибрации пола Долин поняла, что двигатели крейсера выключились, чтобы повысить шансы десанта и не дать противнику обнаружить его на последних километрах подлета к станции. Одновременно погасли все лампочки в шлюзовой камере, и, как она знала, не только здесь, а повсюду на корабле – вместе с почти всеми техническими приборами, которые в какой-либо форме потребляли или производили энергию. Крейсер теперь мало чем отличался от метеорита, летящего по баллистической траектории сквозь космическое пространство, он почти не излучал ни тепловой, ни какой-либо другой энергии. Просто глыба черного пластметалла с выпущенными инфракрасными диссипаторами, которая не оставит ни малейшего следа даже на самом чувствительном пеленгаторе. По крайней мере, она надеялась на это, так как в противном случае…