Сколько всего было - не пересказать. Однажды просыпаюсь и чувствую, что вишу в воздухе. Такая жуть, внутри все сжалось, конец... Тихо, только вроде капли где-то падают. Вдруг свет ослепил меня. Открываю глаза - жена напротив, вода из крана капает. Давно обещал починить. «Прости, - говорю. - Завтра починю». «Может, и починишь, если я тебя сумею из форточки вытащить. Какой черт тебя туда затолкал!». Ключи потерял... Хотел через форточку влезть, застрял и заснул.

Когда народу предложили выбирать то ли тоталитаризм, то ли водку - народ выбрал водку.

Частник за это дело взялся серьезно... Водки теперь залейся. Нa любой вкус и на любой карман.

Поспорили как-то, кто больше всех водочных названий знает, поняли, что и без балды обалдеть можно. Наш карман на «Стандарт» и на «Эталон» не тянет, а у хозяев алкогольных заводов аппетит безразмерный. Суррогатами дешевыми потчевать стали. Потравили моих друзей много. Дух товарищества пропал. Сашка в одиночку запил, померещилось ему, что по квартире зайцы бегают. Стал за ними гоняться, да и маханул с седьмого этажа с балкона.

С Яшкой еще хуже. Побежал за бутылкой в магазин за железкой, а тут электричка, думал, видимо, успеет проскочить, но не успел, нет былой компании.

Даже Клавка меня жалеть стала. Пьющая молодежь подрастает, но у них кураж не тот.

Малую часть из рассказов сварщика Васи записал О. Гурин

Тут на днях одна страна чуть было в ступор не впала. Вся целиком вместе с биржами, баржами и бомжами. Дело в том, что её премьер вечером о коррупции не сказал. То есть о необходимости беспощадной борьбы с нею (не со страной, а с коррупцией, разумеется) во всех эшелонах власти и просто в эшелонах, которые через таможни едут.

Ну, то есть, вот чтобы было совсем понятно: каждый вечер из года в год много лет подряд он на экране появлялся и говорил: «Надо! Надо всемерно и всеохватно, невзирая на лица с нею, с проклятой, бороться!» Некоторые у экранов, конечно, в первые мгновения сгоряча на водку думали. Но большинство сразу понимало: «Она, проклятая» - это коррупция. И поэтому страна каждый день к вечеру прозревала: «Восподи! Ну, надо же, конечно, с ней, с гидрой с этой, надо бороться! И вообще, как предписывает премьер с экрана, решительно покончить!»

То есть такая вот установка. Чтобы все знали и верили: не только бороться, но и окончательно её, гадину, под корень! Бороться - это раз, под корень - это два.

А тут тебе хоп! - на втором десятке лет борьбы - и целый вечер ни слова. То есть, как именно сегодня-то быть - бороться или не бороться, под корень или оставить немножко? Непонятно ничего, ужас какой-то! В смысле неопределённости.

Конечно, уже через минуту после эфира ни в одну неотложку ни в одном населённом пункте дозвониться невозможно стало, а за пять минут до начала телеэфира, вон ещё когда, из всех аптек валидол с валокордином исчезли. Видно, утечка информации с телестудии произошла. Милиционеры, само собой, дубинки на бетонные полы пороняли, стоят, головами крутят. Им даже один авторитет из своей камеры, за прутья ручищами ухватившись, просипел: «Что ж вы, падлы, с коррупцией-то нонче не боритесь?!» А у тех растерянность и чуть ли не слёзы на глазах.

Кто-то один, у кого силы воли побольше, к телефону бросился, чтобы с высоким начальством соединиться и узнать. Да где там «соединиться» - все операторы телефонных связей под столами в обмороках. А один армейский генерал пожизненный паралич большого пальца получил. Он его все эти минуты на ядерной кнопке держал, и всё в мысленных судорогах бился: нажимать уже - или пока не нажимать, нажимать - не нажимать...

Да, что ты! Такое везде закрутилось - за сотню лет не опишешь.

Но тут, хлабысь - через час по программе новый эфир новых новостей. И сразу на экране премьер и говорит этак строго: «Надо! Надо всемерно и всеохватно, не взирая на лица, с нею, с проклятой, бороться!»...

Ну страну будто елеем умыли, будто младенец по пояснице босыми ножками прошёл, будто свет какой неземной в сердцах загорелся: «Восподи! Ну, конечно же, с ней, с гидрой с этой, надо бороться! С проклятой с этой!..».

А что часом раньше премьер ничего про то не сказал - так говорят, что сказал. Только на студии перед тем эфиром взяли и вырезали. Кто-нибудь им там на студии для чего-нибудь взятку дал, наверное.

Е. ОБУХОВ