Также и интеллигент (в некотором смысле тоже "душевный врач"), уверяющий себя и окружающих, что неразборчивость сегодняшних любителей "духовности" есть признак небывалого нравственного прогресса по пути к "открытости" и "терпимости", на деле лишь способствует затягиванию периода религиозного одичания России.
Мода сегодняшнего дня почему-то требует немедленного создания единой мировой религии. Вроде только что мы вышли из казармы единомыслия. И, казалось бы, все рецепты введения нового идеологического единообразия должны были бы восприниматься с опаской. Но стоит лишь кому-то заговорить о том, что он нашел способ синтезировать все мировые религии в одну - и зал замирает в восторженном ожидании.
Поэтому собственно церковным проповедникам приходится сегодня не столько "жечь сердца людей", сколько охлаждать приступы массовой доверчивости. Призывами к рассудительности и трезвости приходится умерять порывы энтузиастов "нового религиозного сознания".
Прежде чем примеряться к подравниванию всех и вся в одну шеренгу (кстати, обычно выстроенную по восточно-оккультному ранжиру) лучше изучить реальное многообразие религиозных традиций человечества и попробовать уяснить специфичность каждой из них.
Лишь тогда изучение мира религии не обернется очередным цирковым трюком.
Далее, при разработке курса истории религии желательно было бы обратить внимание на то, чтобы изучение одного предмета не подменялось другим. Тут стоит употребить тавтологию, которая, несмотря на свою очевидность, никак не воспринимается нашим общественным сознанием: предметом изучения истории религии являются именно религии. Увы, сегодня очень легко подменяют сам предмет изучения и вместо религиозных воззрений начинают изучать и сопоставлять этические доктрины.
Сравнивать и изучать надо не морализаторские предписания разных религий (ибо этим путем малоподготовленный преподаватель не сможет разъяснить отличие христианства от "Кодекса строителя коммунизма"). Изучать надо именно религиозные представления.
Религиозная и этическая деятельность - это две различные сферы человеческой жизни. Этика регулирует отношения людей между собой, религиозная же деятельность ставит совершенно специфическую задачу. Суть каждой религии - в преодолении смерти. Вот предел желаний пророка Валаама (кстати, не еврея, а просто носителя изначальной мудрости): "Да умрет душа моя смертью праведников, и да будет кончина моя, как их!" (Числ. 23,10).
И разнятся религии между собою именно по тому, как они понимают смерть: откуда пришла в мир смерть, как ее можно преодолеть, и что в человеке может избежать смертного распада - это и есть основные религиозные представления.
Если о христианстве говорить лишь с моралистической точки зрения - о нем ничего не узнать. Преподаватель, сам не являющийся христианином, в христианской этике будет вычитывать лишь те "заповеди", которые он усвоил в родном советском пединституте. Собственно христианский материал он будет даже незаметно для самого себя корежить и втискивать в шаблоны "правил поведения юного пионера". Что он сможет рассказать о христианской аскетике? О том, как понимается действие Божией благодати в нравственном подвиге человека? Сможет ли он заметить, что Христос принес не новый "нравственный закон", а реальную, благодатную помощь для того, чтобы мы могли наконец исполнить извечные заповеди?
Когда одну сторону человеческой жизни и культуры рассматривают исключительно с точки зрения другой сферы - это рано или поздно становится скучно и пошло. Такой подход у многих детей навсегда убил вкус к изучению литературы (ибо литература в наших школах преподается не как литература, то есть искусство работы со словом, но как идеологически-морализаторский предмет).
Не сомневаюсь, что и "история религии" в исполнении тех же советских учителей вызовет тот же эффект: религия будет восприниматься как некий навязчивый свод требований. У неверующих учителей вряд ли найдутся слова для передачи радости Богообщения. А вот ригоризм и суровость древних законников они будут воспроизводить с энтузиазмом. И христианство станет восприниматься как одно огромное "Низ-зя!".
Юрий Самарин еще в начале века предупреждал об опасности полицейски-утилитарных апелляций к вере: "Вера по существу своему несговорчива, и в сделки с нею входить нельзя. Нельзя признавать ее условно, в той мере, в какой она нам нужна для наших целей, хотя бы и законных. Вера воспитывает терпение, самопожертвование и обуздывает личные страсти - это так; но нельзя прибегать к ней только тогда, когда страсти разыгрываются, и только для того, чтобы кого-нибудь урезонить или пристращать расправою на том свете. Вера не палка, и в руках того, кто держит ее как палку, чтобы защищать себя и пугать других, она разбивается в щепы. Вера служит только тому, кто искренне верит; и кто верит, тот уважает веру; и кто уважает ее, тот не может смотреть на нее как на средство. Требование от веры какой бы то ни было полицейской службы есть не что иное как своего рода проповедь неверия, может быть, опаснейшая из всех, по ее общепонятности"*.
Значит, все же надо сказать детям, как сама религия понимает свой конечный смысл, свою надежду, свое предельное упование.
Преподавание должно сообщать детям о каждой конфессии то, что она сама считает в себе самым главным. Например, христиане единодушно говорят, что главное в их мировоззрении - это вера в Христа Распятого и Воскресшего. Поэтому рассказ о христианстве не должен быть рассказом о притчах Христа или о "десяти заповедях", но он должен быть центрирован вокруг истории Страстей и их богословского осмысления.
Как христианин - я не боюсь, что корректное знакомство с реальным многообразием религиозного мира оторвет детей от православной почвы. Если будут соблюдены те принципы, о которых я говорил, и если будет нормальное преподавание остальных предметов в школе - дети поймут, как много, как несравнимо много в жизни человечества и их страны значит христианство. Ведь христианское воспитание детей возможно не только на уроках "Закона Божия".
Естественнонаучные дисциплины раскрывают детям Премудрость Законодателя мира. Гуманитарные предметы смогут раскрыть людям то видение человека и мира, которое взросло из Евангелия. Уроки же "Закона Божия" лишь более открыто, прямо назовут имя Того, Кто дал людям мир и дал миру Евангелие как свет, просвещающий каждого человека, грядущего в мир.
Кроме того, мне кажется, что нормальное человеческое сердце не может не почувствовать очевидной необычности Евангелия. Русский философ С. Л. Франк однажды предложил присмотреться к очевидному: "Если я, будучи христианином, не могу доказать - себе и другим - правду моей веры простой ссылкой на текст Писания или на учение христианской Церкви, я должен и могу - увидать и показать, что учение Христа и личность выше, чище, прекраснее , убедительнее, чем учение и личность Моисея, Магомета и Будды. А это значит: я должен увидать и показать, что в учении и образе Христа сама правда Божия выражена полнее, яснее, вернее, чем где бы то ни было. Так, ограничившись лишь самыми элементарными указаниями - мне достаточно вспомнить, что Моисей, несмотря на все величие открытой им правды Божией, велел от имени Бога беспощадно убивать иноплеменников и язычников, а Христос учил любить всех людей без различия, даже чужих и врагов, чтобы уже из одного этого знать, что Христос открыл людям правду Божию полнее, глубже, вернее, чем Моисей. Мне достаточно вспомнить, что Магомет женился на богатой вдове, вел коммерческое предприятие, имел много жен, был завоевателем и хитрым политиком, и что Христос жил бездомным бедняком, и не ведал иных побуждений, кроме исповедания и самоотверженного выполнения воли Божией причем существо этой веры Он открыл как всеобъемлющую Божию любовь - чтобы с полной достоверностию знать, что личность и учение Христа по меньшей мере неизмеримо ближе к Богу, чем личность Магомета, и что по сравнению со сверхчеловеческим совершенством Христа Магомет, даже если видеть в нем подлинно пророка Божия, являет себя только несовершенным, грешным смертным. И даже возвышенная проповедь Будды, учившего людей отречением от земных желаний достигать блаженства Нирваны, совершенно очевидно уступает по полноте правды проповеди Христа, показавшего путь к вечной жизни и блаженству небесного царства через самоотвержение и любовь к ближнему - так же как образ Будды, царевича в юности и старца, мирно скончавшегося под деревом*, при всей его красоте не сравним с образом Христа, бездомного сына плотника, сердце которого неустанно горело божественным светом любви, и который пошел на крестную муку, чтобы спасти мир от греха"*.
