— Потому что я знаю их тайну, — ответил Салид. — И думаю, что вы оба тоже знаете ее.

Йоханнес не проронил ни слова, но Бреннер сразу же заговорил голосом, в котором звучала твердая убежденность:

— Я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите. Что… что вообще означает весь этот бред? Неужели вы похитили нас из больницы только для того, чтобы рассказать о каких-то тайных союзах?

— Я веду речь о том самом монастыре, Бреннер, — ответил Салид очень серьезным тоном. — И о том, что они держали там под замком. Причем очень долго, в течение многих столетий.

— Держали под замком? — Бреннер попытался улыбнуться, но не смог. — Но там никто ничего не держал под замком…

— Держали, — спокойно сказал Салид. — Но теперь он вырвался на свободу. Я его видел.

Салид обращался к обоим собеседникам, но при этом не спускал глаз с Йоханнеса. Бреннер проследил за его взглядом и, когда всмотрелся в глаза патера, то у него по спине побежали мурашки.

На лице Йоханнеса не было ни изумления, ни растерянности, ни недоверия. Оно выражало дикий панический ужас, который нельзя описать словами. Бреннер с большим трудом оторвал взгляд от этого искаженного гримасой ужаса лица и перевел его на Салида, чувствуя, что его начинает бить нервная дрожь.

— О чем… или о ком вы говорите? — запинаясь, спросил он.

— Замолчите! — прохрипел Йоханнес. — Ни слова больше! Это… это — богохульство!

Салид печально взглянул на патера, в его глазах появилось теперь новое выражение — в них таился тот же невыразимый ужас, что и в глазах Йоханнеса, но к нему примешивалось чувство решимости и силы, — и это пугало Бреннера не меньше, чем паника, которой был охвачен патер.

— И все же, Бреннер, они держали там кое-кого под замком, — тихо произнес Салид. — Я видел его так же ясно, как вижу сейчас вас, — Салид снова сунул руку в карман и на этот раз действительно извлек пистолет. Но Бреннер понимал, что это вовсе не угроза. Просто пистолет являлся для Салида в тот момент не оружием, а чем-то единственным оставшимся в этом мире родным и близким, за что он мог сейчас ухватиться. — И я нахожусь здесь для того, чтобы его убить. Я, вы и он.

— Но о ком вы говорите? — снова воскликнул Бреннер.

— Нет, — прохрипел Йоханнес сдавленным голосом. — Прекратите! Не надо! Ни слова больше! Я запрещаю вам это!

— У него много имен, — тихо продолжал Салид с такой серьезностью, что Бреннер просто не мог поставить под сомнение его слова. — Но думаю, самое известное из них — то, под которым вы тоже знаете его, — Сатана.

Паук сидел на прежнем месте, но теперь он казался Шарлотте поменьше и не таким отвратительным, как раньше. Конечно, все это был совершенный вздор — насекомое за это время никак не могло уменьшиться в размерах или стать привлекательнее. Однако это новое впечатление подействовало на Шарлотту с такой силой, что она, совсем растерявшись, замерла на пороге кухни, не сводя глаз с черного пятнышка над окном.

Но тут ее охватил гнев. Момент ясности и просветления миновал, и теперь она понимала, что неприятные переживания странным образом связаны с появлением в ее доме троих постояльцев.

— Мразь! — пробормотала она, не зная, кого имеет в виду — вероятно все же это крохотное насекомое, сидящее на гардинном карнизе на высоте двух метров и наблюдающее за нею своими блестящими глазками.

Шарлотта решительно взялась за стремянку, все еще стоявшую у двери, разложила ее и, сделав два энергичных шага, поднесла к окну, не сводя ни на мгновение взгляд с отвратительного создания, сидевшего там, наверху. Весь ее гнев внезапно обратился на эту крохотную тварь, и не потому что та была уродливой и мерзкой, а потому что являлась нарушителем спокойствия, вторгшимся в ее дом. Шарлотта должна была защитить свое жилище от этой твари и могла это сделать.

Кряхтя, она поднялась на три ступеньки стремянки, стараясь удержать равновесие на рифленой металлической поверхности верхней из них, а затем протянула руку к пауку. При мысли, что она должна взять своими пальцами паука и раздавить его, Шарлотта испытывала легкое чувство отвращения, но старалась не обращать на него внимания. При других обстоятельствах она, пожалуй, воспользовалась бы бумажной салфеткой или каким-нибудь другим подручным средством, подходящим для этой цели, но сейчас у нее не было времени Сейчас ей казалось очень важным как можно быстрее уничтожить эту тварь.

На улице взвыла полицейская сирена, да так неожиданно и близко, что Шарлотта вздрогнула от испуга и, так и не дотянувшись до паука, поспешно уцепилась за штору, стараясь сохранить равновесие и не упасть с лестницы. Несколько мгновений она балансировала в полуметре от пола, будучи совершенно уверенной, что вот-вот упадет и разобьется — конечно, высота, с которой ей предстояло падать, была смехотворной, но ее старые кости могли рассыпаться и от такого падения. Однако она сумела устоять на месте. Старая ветхая ткань шторы затрещала от сильного натяжения, но выдержала это испытание. В следующий момент Шарлотта вновь обрела равновесие и облегченно вздохнула.

Звук полицейской сирены тем временем стал громче, и, выглянув в щелку, образовавшуюся между шторами, Шарлотта увидела пульсирующий свет синей мигалки. Охваченная любопытством, она наклонилась чуть-чуть в сторону, чтобы лучше видеть то, что происходит на улице. Полицейская машина, мчавшаяся на предельной скорости, внезапно затормозила. Шарлотта уже решила, что полицейские хотят остановиться напротив ее дома, но тут водитель снова нажал на газ, и автомобиль сорвался с места. Вдали послышались звуки еще нескольких сирен.

Шарлотта некоторое время продолжала смотреть на улицу, хотя полицейская машина давно уже скрылась из виду, и смотреть, собственно говоря, было просто не на что. Она уже хотела снова плотно задернуть шторы, но тут вдруг заметила какое-то движение на тротуаре.

Это была чья-то тень, фигура человека, похожая при тусклом, свете луны на призрак. Тень медленно приближалась к дому Шарлотты. Еще один клиент? После того что произошло этой ночью, Шарлотта уже ничему не способна была удивляться. На секунду ей показалось, что фигура движется прямо на нее. Более того, у Шарлотты появилось жуткое чувство, что незнакомец пристально разглядывает ее. Ощущение было таким сильным и неприятным, что Шарлотта нервно передернула плечами — ей показалось, что незнакомец дотронулся до нее рукой, а не просто скользнул по ней взглядом. А затем бесследно исчез, будто его и не было.

Шарлотта плотно задернула шторы. В ее голову лезли разные мысли. Поблизости на улице что-то произошло, причем это была явно не дорожная авария. Ей не следовало впускать в свой дом эту подозрительную троицу У нее будут крупные неприятности, если окажется, что ее постояльцы замешаны в том деле, из-за которого поднята на ноги вся полиция. Шарлотта вот уже несколько десятилетий жила с правоохранительными органами в состоянии длительного перемирия — если так можно выразиться. Полиция закрывала глаза на ее “дом свиданий” только до тех пор, пока она остерегалась принимать у себя торговцев наркотиками и других сомнительных типов. Но Шарлотта отлично понимала, насколько непрочными являются условия подобной договоренности. Если ее ночные гости вовсе не гомосексуалисты, а опасные преступники, из-за которых в округе поднята тревога, то ей лучше предупредить полицию об их местонахождении, прежде чем полицейские сами явятся сюда и перевернут все кверху дном.

Такое решение нелегко далось Шарлотте. Возможно, это был самый трудный выбор за последние десять лет ее жизни. Но теперь она понимала, что ей нужно спуститься с этой лесенки и набрать 110, даже если это и был не совсем разумный шаг. Ведь она вполне могла напороться на грубость какого-нибудь раздраженного дежурного, который объяснил бы ей, что поблизости просто произошел несчастный случай, и ей, хозяйке гостиницы, следовало бы беспокоиться о своих клиентах, а не названивать в полицию по пустякам. Однако, с другой стороны, ее опасения могут оказаться вполне обоснованными, и тогда ей необходимо немедленно позвонить в полицию. Да, именно так она и должна поступить…