Герцог щелкнул пальцами и сердечно рассмеялся.

- И кто его осудит? Очаровательная леди, Брэндон. Очаровательная. Любимица высшего света.

Виконт с трудом представлял себе пухленькую, спокойную мать любимицей на лондонском Сезоне, хотя он должен признать, что даже после более тридцати лет брака и одиннадцати детей, включая двух, умерших в младенчестве, у нее все еще привлекательное лицо.

- Теперь. Его светлость потер руками и повернул улыбающееся лицо к гостю.

- Что я могу сделать для тебя, мой мальчик?

- Я полагаю, Ваше благословение не необходимо, - сказал лорд Брэндон.

- Но я прошу его, сэр. Я хочу, чтобы все было сделано правильно.

- Я прошу Вашего благословения, я собираюсь сделать предложение Вашей дочери.

Брови герцога поднялись.

- Но ей всего девятнадцать, Брэндон, - сказал он.

- Вы подумали о ее возрасте? Но, конечно же, мой мальчик, Я счастлив больше, чем мог…

Виконт перебил его.

- Я надеюсь, Ваша старшая дочь сделает мне честь, став моей женой, сэр.

Герцог остановился на середине фразы, и его челюсть на мгновение неизящно замерла. - Барбара? - воскликнул он.

Виконт наклонил голову.

- Я ее люблю, - сказал он.

- И надеюсь убедить ее принять предложение.

- Вы знакомы с ней?

Брови герцога сошлись на переносице.

- Почему, девчонка. Я же велел ей…

- Ее поведение образцово, - заверил лорд Брэндон.

- Это я нашел способ встречаться с ней и ее сыном.

- А сказала ли она, - спросил герцог, - что ее ребенок бастард?

- Что его отец умер, сражаясь за страну, прежде чем женился на ней? Да, - ответил виконт.

Герцог почесал голову.

- Вы хотите жениться на Барбаре, повторил он.

Смысл услышанного, только сейчас дошел до его сознания.

- Вашему отцу это не понравится, мой мальчик.

Виконт неожиданно усмехнулся.

- Но и он, и мама — особенно мама, несомненно, будут рады получить еще одного готового внука, без девяти месяцев ожидания или больше, после свадьбы.

- Господь Всемогущий, произнес герцог.

- Теперь сядь, мой мальчик. Нам надо обсудить кое-что. Приданое, свадьбу и прочее.

- Барбара! Когда ее светлость, и я ожидали, что...

- Господь Всемогущий!

Закари лег спать, когда его убедили, что вернут ему щенка утром. Барбара настояла, отдать щенка на ночь Бену, так как он, вероятно, первое время будет плакать по маме, из-за незнания окрестностей. И, несомненно, Закари взял бы его в постель, если бы он остался на ночь, и на утро его простыни и одеяла были бы мокрыми.

Барбара попыталась читать книгу, но приключения Джозефа Эндрюса не могли удержать ее внимание, как и всю неделю. Она пошла наверх, достала серебряный медальон и льняной платок, лежащие в сундуке у ее кровати. Медальон сразу открылся от ее прикосновения. Он был пуст, как и всегда. Она желала, как и тысячу раз до этого, иметь портрет Зака. Хотя, конечно, портрет никогда полностью не сможет передать многого от оригинала. Никогда. Никакая картина не смогла бы ухватить юношескую энергию и рвение Зака, его мальчишескую привлекательность, которая со временем, бесспорно, развилась в несомненную красоту. Но времени не было. Он умер за месяц до двадцатилетия.

Бедный Зак. Такая жажда жизни. Столько планов и мечтаний. Все разбито на осколки французской пулей. Но боль в мыслях, першение в горле, горькое чувство потери, больше не пришли. Не приходили долгое время. Только беспокойство и неудовлетворенность, что она привязана на всю жизнь к этой девичьей пылкой любви. Она не называла это ошибкой, Закари никогда не был ошибкой. Барбара никогда не сожалела, он был всегда желанным ребенком, с момента зачатия. Даже когда узнала о смерти Зака. Не ошибка. Только вечная связь с давно умершей любовью.

Она закрыла медальон и долго держала его в руках, перед тем, как положить рядом с платком. Платок взяла в руки, осторожно открыла его по складкам и посмотрела на засахаренную конфету, лежавшую там.

Она заплакала, и слезы капали на уголок платка.

Сейчас он танцует. С Евой. Улыбается ей добрыми голубыми глазами. Возможно, он уже задает ей вопрос. Возможно, уже сделано объявление. Возможно у него новый памятный день Валентина, избавивший его от памяти о другом дне Валентина, проведенным с женой. Возможно, все в доме уже празднуют.

Она желает ему счастья. Она сжала рукой платок с конфетой, и закрыла глаза. Она желает ему счастья. И он должен быть. Ева хорошая девочка. Беспечная и кокетливая, это правда. Но ошибки – участь молодых и богатых. Под влиянием мужа она превратится в хорошую жену. Ее муж. Виконт Брэндон. Барбара снова почувствовала прикосновение его пальцев и теплоту его губ на своих щеках. Он желала ей счастливого дня Валентина.

О, Боже! Она откинула голову назад, глаза все еще были закрыты, она чувствовала, как горячие слезы стекают по щекам и падают на платье. Была ли боль столь острой, когда она потеряла Зака? Столь невыносимой? Должна была быть. Конечно, должна. Зак был ее миром и у нее должен был родиться его ребенок, подумала она. Возможно, боль, и горе постепенно теряют свою силу и остается только воспоминания о них, какими бы страшными они не были? И они забываются? Конечно. Но она не была терпеливой. Но что у нее было? Ничего, кроме пустоты и еще большей пустоты. Она отложила платок, и погрузилась в отчаяние и жалость к себе. Она закрыло лицо рукам, и плакала, и плакала.

Барбара спустилась в гостиную через полчаса, умылась в холодной воде, причесала волосы и взяла свое вышивание, когда раздался стук в дверь. Она тихо встала, подождала ответа слуги. Не может быть. В доме бал в самом разгаре. Он с Евой. Возможно, он уже обручен с ней. Не может быть. Но кто это еще?

На виконте был черный вечерний плащ и фетровая шляпа, которую он снял и отдал Бену, пожелав ему доброго вечера и спросив, дома ли леди Барбара. Под плащом его одежда была еще более великолепной, чем два вечера назад. Бордовый парчовый сюртук, жилетка и бриджи – из серебряного шелка, ослепительно белые сорочка и чулки. И очень много кружев на шее и на запястьях. В складках шейного платка искрились бриллианты.

- Я здесь, Бен, - ответила она, - спасибо.

И он посмотрел на нее и улыбнулся, и она не замечала ничего, слуга ушел в дальний конец дома. Она не знала, вернула ли она улыбку или нет.

- Добрый вечер, милорд, - произнесла она.

Она была одета совершенно иначе, если сравнивать с дамами, которых он только что оставил в бальном зале в Дарем Холле. На ней было обычное платье из темно-синего шелка с длинными рукавами, без выреза, с высоким воротником. Ее волосы уложены просто и аккуратно. Она плакала. На ее бледных щеках и вокруг глаз не было выдающих красных пятен, но он знал, что она плакала.

Она выглядела красивой.

- Добрый вечер, леди Барбара, - произнес он. И почувствовал неожиданное беспокойство, неуверенность. Если его предположение верно, для нее это болезненная дата. Ее сын зачат в этот день восемь лет назад. Плакала ли она по умершему возлюбленному?

- Кажется, у меня входит в привычку, заходить в неподходящее время.

Знает ли он, что она плакала? Что она плакала из-за него? Она была подавлена. Она не хотела, чтобы он приходил. Он пришел сказать ей о своей помолвке? Но зачем?

- Вы пройдете в гостиную, милорд? - спросила она.

- Мне позвонить, чтобы принесли чай?

- Не для меня, - ответил он, следуя за ней в гостиную.

Она жалела, что он не отказался от обоих предложений. Она хотела, чтобы он рассказал о своем деле и снова ушел. И она отчаянно задавалась вопросом – будет ли этот визит таким же коротким, как днем, когда он ушел раньше, чем она успела запечатлеть в памяти еще один его образ, чтобы нести его в пустоту.

Возможно сегодня его визит – вторжение в прошлые дни, подумал он. Возможно, она хотела остаться наедине с воспоминаниями. Возможно, его несвоевременное внимание оскорбит ее.