— Помилуйте! — сказалъ мнѣ проводникъ поѣзда, когда я выразилъ ему нѣкоторое недоумѣніе по поводу подобнаго бѣснованія. — Онѣ у васъ — дуры какія-то. Недотроги, точно принцессы. Впервые такихъ вижу. Вѣдь это для ихней сестры — золотое дно. Иная, за девять дней пути, такъ оперяется, что въ Иркутскъ пріѣзжаетъ богаче своихъ господъ.

Приблизительно то же самое разсказывали мнѣ многіе одесситы о юго-западныхъ желѣзныхъ дорогахъ. При кондукторскомъ посредствѣ, къ услугамъ пассажировъ, не робѣющихъ предъ опасностями амурной случайности, всегда находится или въ поѣздѣ, или на станыіи отправленія «дама, потерявшая билетъ», «дама, y которой не достало денегъ на доплату», и тому подобныя, благовидно вуалированныя спеціалистки желѣзнодорожной проституціи. Ихъ берутъ, точно билеты въ кассѣ: одна работаетъ до Жмеринки, другая до Раздѣльной и т. д. Еще болѣе удивителъна Царскосельская желѣзная дорога. Несмотря на то, что все ея протяженіе — не болѣе, какъ на часъ времени, ея вокзалы въ Петербургѣ, Царскомъ Селѣ и Павловскѣ — настоящіе рынки шикарной проституціи, спеціально обслуживающіе офицерство конвоя и гвардейскихъ стоянокъ этого района. И мнѣ показывали модную знаменитость этихъ рынковъ, которая, — промышляя спеціально взвращеннымъ развратомъ, — что называется, не сходитъ съ поѣзда, неутомимо движется по рельсамъ между Питеромъ и Павловскомъ и обратно съ ранняго утра до поздней ночи. Замѣтьте при этомъ, что на Царскосельской желѣзной дорогѣ принлты только общіе вагоны, безъ какого бы то ни было подобія отдѣльныхъ купе! Такимъ ваработкомъ, говорятъ, положила начало своему благосостоянію особа, имя которой недавно усердно трепалось и молвою, и печатью по поводу нѣкотораго министерскаго процесса.

Тамъ, гдѣ существуетъ проституція, неразлучно выростаетъ и фабрикація проституціи: сводничество, соблазнъ, подкупъ, обольщеяіе, грубое насиліе. Все это нашло довольно подробное взображеніе въ моей «Маріи Лусьевой» и въ статьяхъ о проституціи, вошедшихъ въ настоящую книгу. Помимо книжнаго и газетнаго матеріала, въ основу названныхъ работъ легли, какъ «человѣческіе документы», личные опросы 98 проститутокъ явныхъ и тайныхъ, собранные мною въ 1896–1901 гг. У одиннадцати изъ этихъ женщинъ, то есть болѣе 11 %, въ паденіи, выбившемъ ихъ изъ условій трудового или буржуазнаго быта на рынокъ разврата, сыграло рѣшающую роль желѣзнодорожное или пароходное путешествіе. Къ сожалѣнію, при мнѣ нѣтъ сейчасъ моего архива — для болѣе точныхъ данныхъ. Но помню, что изъ 11 три настаивали, что были жертвами насилія со стороны желѣзнодорожныхъ служащихъ или пассажировъ, при помощи желѣзнодорожныхъ служащихъ, a три погибли, опоенныя того же рода безобразниками на волжскихъ пароходахъ. Что нѣкоторые изъ послѣднихъ въ іюнѣ и іюлѣ превращаются въ плавучіе публичные дома, — кому же сей секретъ полишинеля неизвѣстенъ? Не лучше того и служебныя отдѣленія поѣздовъ, подъ командою иныхъ дошлыхъ оберовъ и согласной съ нимъ, дружной бригады. Во Владимирской губерніи фабричная дѣвка жалуется на плохіе заработки, хочетъ уѣхать въ Москву. Ее отговариваютъ:

— На что поѣдешь? У тебя, поди, и на билетъ-то не хватитъ?

— A на кой лядъ мнѣ билетъ? — остритъ дѣвка, — меня, за красоту мою, любой оберъ даромъ доставитъ въ служебномъ, — еще и пару золотыхъ въ Москву привезу… Теперь время ярмарочное!

Но все это — опять-таки, Ѳетиньи, «не наша сестра», — «безпастушное стадо» толстовскаго Митрича, двуногія овцы, которыхъ судьба падать по первому властному натиску человѣка съ начальственнымъ горломъ и въ свѣтлыхъ пуговицахъ. И, пожалуй, найдутся Стаховичи, которые борьбу и съ этимъ зломъ найдутъ «не спѣшною»: вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, не отмѣнить же движеніе по желѣзнымъ дорогамъ и рейсы пароходные изъ-за того, что время отъ времени тамъ погибаетъ глупенькая довѣрчивая дѣвочка-пассажирка, здѣсь вовлекается въ развратъ опоенная баба… Въ признаніяхъ торговца живымъ товаромъ, изложенныхъ Жаномъ Лорренъ въ его «Florine», изъясняется очень подробно, какую огромную роль играетъ въ этомъ промыслѣ вокзальная ловля пріѣзжающихъ въ Парижъ провинціалокъ и какъ участвуютъ въ этой облавѣ кондукторы поѣздовъ, еще въ пути намѣчающіе дѣвушекъ, пригодныхъ почтеннымъ коммерсантамъ, и направляющіе ихъ по предательскимъ адресамъ «рынковъ бѣлыхъ невольницъ». Можемъ ли мы съ увѣренностью утверждать, что подобнаго сообщничества не знаютъ наши желѣзныя дороги? Что касается вокзальной вербовки въ проституцію, то противъ нея, въ Петербургѣ, напримѣръ, неоднократно принимались полицейскія мѣры, потому что она доходитъ до наглой откровенности и работаетъ en masse — въ тѣ весеннія полосы, когда подходящіе къ столицѣ поѣзда выбрасываютъ на дебаркадеръ тысячи новгородскихъ, псковскихъ, вологодскихъ, олонецкихъ, архангельскихъ чернорабочихъ «аравушекъ», съ холщевою котомкою за плечами, съ двугривеннымъ капитала, завязаннымъ въ угловой узелокъ платка, съ деревенскою свѣжестью лица и тѣла и съ весьма малымъ количествомъ мозга подъ черепною покрышкою.

Ho, если отъ «малыхъ сихъ» мы подымемся повыше, въ мягкія обстановки второго и перваго классовъ, то увидимъ, что и здѣсь приключенія, въ родѣ обличеннаго Борецкимъ, далеко не невозможны, даже не исключительны. Пусть дамы, странствовавшія много и одиноко, вспомнятъ свои путевыя впечатлѣнія: почти y каждой встанеть въ памяти какое-либо — и не одно! — желѣзнодорожное или пароходное ухаживаніе, въ которомъ любезность такъ тѣсно граничила съ наглостью, что дамѣ едва доставало такта, чтобы тянуть время безъ скандала, покуда не выручало ея появленіе какихъ-либо третьихъ лицъ. Правда, что бываетъ и наоборотъ. Существуетъ, напримѣръ, прелюбопытная порода кочевыхъ дамочекъ изъ пожилыхъ Еленъ, скучающихъ при вовсе дряхлыхъ Менелаяхъ, изъ старѣющихъ разводокъ, неутѣшныхъ вдовицъ и полудѣвъ, не обрѣтшихъ мужа, — для которыхъ путешествіе по Волгѣ — такое же систематическое средство избывать озлобленіе тѣлесное, какъ для ялтинскихъ и кисловодскихъ курортныхъ барынекъ — прогулки съ проводниками, но гораздо болѣе дешевое и менѣе огласочное. Правда, что на душу такихъ веселыхъ грѣшницъ приходится переложить много грѣха изъ той амурной наглости, что встрѣчаетъ и окружаетъ на русскихъ поѣздахъ и пароходахъ едва-ли не каждую одинокую и красивую пассажирку. Но, все же, вина путейскаго Адама не таетъ отъ извинительной ссылки на Еву, и яблочные соблазны ея, и безобразіе остается безобразіемъ, a подлецы — подлецами.

Я старый журналистъ, всегда жилъ въ тѣсномъ общеніи съ публикою, и на вѣку своемъ мвого принялъ конфиденцій. И, такъ какъ я много занимался женскимъ вопросомъ, то, преимущественно, удостаивался конфиденцій женскихъ. Много видѣлъ я женскихъ слезъ, катящихся изъ глазъ по щекамъ во время устной исповѣди, или расплывшихся, вмѣстѣ съ чернилами, по бумагѣ исповѣди письменной. Словомъ, слезами меня не удивишь. Но однѣ нзъ самыхъ ужасныхъ слезъ, которыя я помню, падали изъ глазъ прекрасной женщины, — уже не слишкомъ молодой, лѣтъ за тридцать, матери семейства, съ хорошимъ общественнымъ положеніемъ, — пріѣхавшей ко мнѣ въ 1898 году посовѣтоваться… куда ей бѣжать отъ семьи и любимаго мужа, чтобы скрыть беременность, невинно возникшую изъ приключенія, почти однороднаго съ дѣломъ Егоровой. Разница была только въ томъ, что «героемъ» явился контролеръ, воспользовавшійся ночнымъ одиночествомъ несчастной красавицы въ вагонѣ перваго класса… Ну, что же было дѣлать съ этимъ негодяемъ? Заявить жалобу станціонному жандарму? Составить протоколъ? Себѣ дороже. Насиліе — для женщины извѣстныхъ буржуазныхъ круговъ — несчастіе, съ которымъ она, въ современномъ обществѣ, можетъ раздѣлаться лвшь двумя способами: либо трагическимъ скандаломъ — убійствомъ и самоубійствомъ во вкусѣ римской Лукреціи, либо скрывъ свой позоръ такъ, чтобы о немъ и подушка подъ головою не слыхала… Есть неповинные срамы, обличать которые не найдетъ въ себѣ гражданскаго мужества ни одна «порядочная женщина». A если найдетъ, то предразсудочная среда цѣломудренной буржуазіи, все равно, отлучитъ ее, какъ зачумленную овцу, и приготовитъ ей судьбу той «мадамъ Баттистъ», потрясающую трагедію которой разсказалъ намъ Гюи де-Монассанъ.