Я думал сначала говорить подробно в моих записках вообще о ружейной охоте, то есть не только о стрельбе, о дичи, о ее нравах и местах жительства в Оренбургской губернии, но также о легавых собаках, ружьях, о разных принадлежностях охоты и вообще о всей технической ее части. Теперь, принявшись за это дело, я увидел, что в продолжение того времени, как я оставил ружье, техническая часть ружейной охоты далеко ушла вперед и что я не знаю ее близко и подробно в настоящем, современном положении. К чему, например, говорить теперь о прежних славных породах собак, об уменье выдерживать и соблюдать их, когда самые породы уже не существуют? О дрессировке, которая уже изменилась, потому что изменились требования охотников? О знаменитых ружьях Моргенрота, Штарбуса, старика Кинленца и Лазарони, когда ружья их сохранились только как исторические памятники, в оружейнях старых охотников? Итак, обо всем этом я скажу кое-что в самом вступлении; скажу об основных началах, которые никогда не изменятся и не состареются, скажу и о том, что заметила моя долговременная опытность, страстная охота и наблюдательность. К тому же книжка моя может попасть в руки охотникам деревенским, далеко живущим от столиц и значительных городов, людям небогатым, не имеющим средств выписывать все охотничьи снаряды готовые, прилаженные к делу в современном, улучшенном их состоянии. Признаюсь, именно им желал бы я быть хоть несколько полезным. Меня утешает мысль, что добрый совет по части технической может так же пригодиться им, как и наблюдения над нравами дичи или заметки и указания в самой стрельбе. Для них собственно пишу я это вступление. Я не знаю, кого назвать настоящим охотником, — выражение, которое будет нередко употребляться мною; того ли, кто, преимущественно охотясь за болотною дичью и вальдшнепами, едва удостоивает своими выстрелами стрепетов, куропаток и молодых тетеревов и смотрит уже с презрением на всю остальную дичь, особенно на крупную, или того, кто, сообразно временам года, горячо гоняется за всеми породами дичи: за болотною, водяною, степною и лесною, пренебрегая всеми трудностями и даже находя наслаждение в преодолении этих трудностей? Я не беру на себя решение этого вопроса, но скажу, что всегда принадлежал ко второму разряду охотников, которых нет и быть не может между постоянными жителями столиц, ибо для отыскания многих пород дичи надобно ехать слишком далеко, надо подвергать себя многим лишениям и многим тяжелым трудам. Прежде число второго разряда охотников было несравненно значительнее; теперь же, напротив, решительное большинство на стороне первых. Требования этого большинства нынешних охотников относительно качества ружей весьма отличны от прежних; из сего непосредственно следует, что и ружейные лучшие мастера приготовляют ружья сообразно настоящим требованиям большинства, то есть приготовляя ружья предпочтительно для стрельбы мелкой дичи. Итак, к делу.

Для охотников, стреляющих в лет мелкую, преимущественно болотную птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти шагов: это самая дальняя мера; по большей части в болоте приходится стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно, что, впрочем, всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее дробь кучею, даже невыгодно для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком расстоянии, то непременно разорвешь птицу: надобно только, чтоб ружье ровно и не слишком широко рассевало во все стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую в охоте такого рода, и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом. Нельзя не заметить странного обстоятельства, что редко одно и то же ружье бьет одинаково хорошо и крупною и мелкою дробью.

Распространение двухствольных ружей, выгоду которых объяснять не нужно, изменило ширину и длину стволов, приведя и ту и другую почти в одинаковую, известную меру. Длинные стволы и толстые казны, при спайке двух стволин, очевидно, неудобны по своей тяжести и неловкости, и потому нынче употребляют стволинки короткие и умеренно тонкостенные; но при всем этом даже самые легкие, нынешние, двухствольные ружья не так ловки и тяжеле прежних одноствольных ружей, назначенных собственно для стрельбы в болоте и в лесу. Вообще надобно сказать, что, несмотря на новое устройство, впрочем давно уже появившееся, так называемых полуторных и двойных камер в казенном щурупе, несмотря на новейшее изобретение замков с пистонами, — старинные охотничьи ружья били кучнее, крепче и дальше нынешних ружей, изящных по отделке и очень удобных для стрельбы мелкою дробью мелкой дичи, но не для стрельбы крупной дробью крупной дичи. Если я ошибаюсь, то не по пристрастью к старине, а, может быть, по недостаточным или ошибочным опытам над нынешними ружьями. Впрочем, мое мнение разделяют многие охотники.

Отличный бой ружья — дело неопределенное, не приведенное в ясность. Всем охотникам известно, что двухствольные ружья, при одинаковых условиях в отделке и в доброте стволин, почти всегда бьют неодинаково: один ствол лучше, другой хуже. Я никогда не мог разрешить себе этой задачи, да и ни один ружейный мастер мне не объяснил ее удовлетворительно. Лучшее доказательство, что мастера сами не знают причины, состоит в том, что ни один из них не возьмется сделать двух стволин одинакового боя, как бы они ни были сходны достоинством железа. Причины далекобойности ружей, по мнению охотников, заключаются в следующих качествах стволов: 1) в мягкости и ровности слоев железа; 2) в длине ствола и его узкости; 3) в толщине стенок казны и 4) в длине казенного щурупа и в числе нарезанных на нем винтов. Первая причина мне кажется основательнее других, да и ружейные мастера всегда ею объясняют свои неудачи в приведении иных ружей в цель; они говорят, и можно с ними согласиться, что от мгновенного, ровного нагреванья ствола придается большая сила вылетающей дроби, для чего необходима ровность слоев железа. Защитники второй причины утверждают, будто в длинной стволине порох воспламеняется весь до вылета дроби, тогда как в короткой он не успевает весь вспыхнуть и уцелевшие зерна выкидываются и падают вниз, и что заряд дроби, долее идущий в стволе, в насильственно-стесненном положении долее не разлетается в воздухе, чему содействует и узкость стволины. С этим согласиться нельзя. Неверность таких предположений всего лучше объясняется опытом: кто из охотников не видал ружей с чрезвычайно короткими стволами, которые бьют отлично хорошо: кучно, далеко и крепко? Что же касается до выкидыванья невоспламенившихся зерен пороха, то оно всегда бывает одинаково, длинна ли, коротка ли стволинка. Я делал многие опыты: подстилал полотно под ружейные дула разной длины — результат выходил один и тот же. Объяснение третьей причины состоит в следующем: говорят, что толщина стен казны, у которой при выстреле нагреваются только первые, ближайшие слои, — от противодействия остальной, ненагретой массы железа усиливает бой заряда. Это мнение разделяют многие опытные охотники и очень уважают казнистые стволины. Что касается до четвертой причины, то есть до глубины винтов и длины казенного щурупа, то, не умея объяснить физических законов, на которых основано его влияние на заряд, я скажу только, что многими опытами убедился в действительной зависимости ружейного боя от казенника: я потерял не одно славное ружье, переменив старый казенный щуруп на новый, по-видимому гораздо лучший. Итак, диковинный бой иных ружей остается необъяснимою загадкой. Могу только дать искренний совет охотникам: не переделывать даже и безделиц в тех ружьях, которые отлично бьют. Я испортил один раз необыкновенно далекобойное ружье только тем, что перепаял на нем цель, для чего надобно было слегка нагреть конец ствола.