О том, что «варвары» — не кочевники, говорит также то, что топарх называет «варваров» близкими их «подданным». А эти подданные — {126} оседлое население. Топарх говорит, что было разорено около 500 деревень и "лишено жителей" до 10 городов. Это и приведенные выше данные заставляют склониться к признанию под «варварами» только русских.

Таким образом, наиболее вероятными выводами, вытекающими из источника, являются: автор записки — топарх и его воины — византийские греки, подданные империи, которым вверена какая-то часть византийских колоний в Причерноморье. Колонии населены как греками, так и негреческим туземным населением.

Время происходящих событий — или лето — осень 992 г., или лето — осень 991 г. (в зависимости от того, открывает собой «Записку» первый отрывок, или заключает ее).

"Царствующий к северу от Дуная" — русский князь Владимир.

Население греческих колоний и их округи стремится к независимости от Византии и к объединению, вопреки Византии, с политической системой русского государства, население которого издавна находилось в культурно-экономическом общении с населением северных берегов Черного моря.

1-й отрывок

…(лодки) двигались с трудом, хотя каждая из них поднимала не более трех человек: настолько лодки были малы. Но даже и они рядом не находили места на стремнине, так как из-за 2-х огромных льдин многие из них сталкивались и расплющивались. И где бы это ни случалось, люди, выскакивая из лодки, оставались на самой льдине и неслись на ней, как на грузовом судне. Некоторые из лодок, будучи затоплены, стремительно тонули: таким-то оказался рассвирепевший Днепр. Мы же, еще более сердитые чем Днепр, очень долго пережидали и были словно разгневаны на него, что он не замерзает. Но через немного дней вода повсюду замерзла, и лед был очень прочным, так что можно было бесстрашно идти через реку и пешком и на лошадях и смело состязаться в борьбе, как на равнине.

И Днепр был похож на какого-то фокусника: опасный и сердито вздымавшийся, чуть ли не устрашавший всех, глядевших на него, он вскоре после этого ослабел и настолько смягчился, что все шутили над ним и попирали ногами, как будто он, став подземным, поместил себя самого под какое-то укрытие. Ведь река таким образом была похожа не на текущие воды, а представляла собой скорее твердые и каменистые горы. Действительно, что же общего или сходного между этим, несущимся внизу, и водою? Поэтому и печаль наша сменилась на радость, и вдоволь поаплодировав, мы тронулись, проезжая верхом через пучину. Беспрепятственно перейдя и очутившись в селении Ворион, мы обратились к пище и заботам о лошадях, бывших в бедственном состоянии и до крайности утомленных. Мы провели (здесь) столько дней, сколько (было нужно), чтобы восстановить свои силы, так как мы торопились отправиться к Маврокастру. {127}

В то время как все у нас было готово и ничто не препятствовало (нам), около самой полуночи — тогда как нужно было, чтобы мы выступили пораньше поднялся северный ветер огромной силы и разразилась буря, всего более жесточайшая, так что нужно было полагать, что дороги непроходимы, никому нельзя было находиться под открытым небом, почти невозможно было остаться в живых, не спасаясь под кровлей. Испугавшись, мы решили остановиться и задержаться здесь. Поэтому я сказал собеседникам, что не нужно хоть на некоторое время выходить из дому, чтобы нам с этого времени не оказаться ночующими вне дома: так как первая из звезд уже совершала свой вечерний фазис, и сообразно с природой этой звезды изменилось состояние воздуха, сейчас она называется Кронос. Ведь Кронос находился в началах Водолея, тогда как солнце проходило по зимнему (местоположению). В самом деле, усиливавшаяся постоянно буря, стала еще более жестокой и дошла до того, что казавшееся нам ранее ужасным показалось в сравнении с тем, что было после, совсем детской игрой.

Таким образом, буря, слепя снегами, распространилась во все стороны. Задержавшись достаточное количество дней, едва, наконец, мы вспомнили о возвращении к себе, когда воздух стал более спокойным. И мы выступили, торжественно сопровождаемые туземцами, все они рукоплескали мне и смотрели каждый, как на его соотечественника, и желали наилучшего. Тогда мы не прошли, конечно, даже и всех семидесяти стадий, хотя их прошли перед нами другие и попритоптали много снега. На следующий день, начав путь, мы продвигались с величайшим трудом словно в открытом море, борясь против снега. В самом деле, казалось, земли не было, а снег не был обычным: тогда как лошадей не видно было до самой шеи, волы, хотя последними следовали за нами, гибли и многие (из них) были здесь оставлены. Говорили ведь, что снег был в четыре локтя и был трудно проходим. Многие из провожатых ушли домой, считая, что сопровождать нас свыше человеческих сил. Ведь это были незнакомые опасности, трудности грозили со всех сторон: как столь глубокий и густой снег снизу, так и сильные ветры, дующие сверху. Ниоткуда не ожидалось прекращение (бедствий) и никто не надеялся, что будет лучше (ведь все бесполезным и напрасным представлялось среди тогдашних ужасов), снег не позволял нам ни огня разжечь, ни остановиться на короткое время. Щиты были для нас ночью постелями, они-то признавались у нас в полном смысле всем, — и постелями и одеялами. Ведь в них отдыхали наши тела около костра — и того неяркого. Сон же и сновидения — и, как бы испуганные — все бежали прочь. Никто не держался лучше других, поскольку все одинаково и душой и телом находились в общем несчастье.

Один считал счастливыми умерших, так как они удалились ото всех забот и страданий, другой же жалел о будущих, что и они какими-нибудь ужасами измерят жизнь.

Разведчики утомились, и сами, сломленные обилием трудностей, не были в состоянии идти вперед, также неуверенно передвигаясь по снегу. Самым же опасным было то, что мы проходили по враждебной земле, и с этого времени положение наше не было безопасным, наоборот — в одинаковой степени несчастье подстерегало (нас) как от холода, так и от врагов.

2-й отрывок

Ведь сначала тогда мы решили воевать с варварами или, если нужно, рассказать правду, боясь, чтобы не оказаться уничтоженными ими раньше, мы отступили и постановили противопоставить им силу, {128} так как они грабили всех подряд и убивали самым бесчеловечным образом, как какие-нибудь хищные звери, совершившие на все нападение. Ведь им было чуждо какое-либо чувство пощады к самым близким, и без какого-либо рассуждения или справедливого решения они постановили не прекращать убийств и стремились во зло и ущерб (себе) сделать землю их пресловутой добычей мисян. Ведь погибла прежняя их беспристрастность и справедливость: ранее почитавшие более всего трофеи, они воздвигли величайшее, и города и народы добровольно присоединились к ним. Теперь же, напротив, возникла у них несправедливость и неумеренность по отношению к подданным, они решили обратить в рабство и уничтожить подвластные им города, вместо того, чтобы заботиться о них и с пользой управлять ими. Люди, жалующиеся на правителей и ясно доказывающие, что они не поступали несправедливо, не (добивались) ничего более значительного, чем не быть убитыми. Было похоже на то, что какой-то рок так соединил несчастья, чтобы, как казалось, все связанное с людьми затопить и засыпать самым ужасным образом, как в результате потопа или (извержения) из какой-то пропасти, неожиданной и ужасной. Ведь они сделали безлюдными более десяти городов, деревень же было совершенно разорено не менее пятисот, и вообще, все соседнее и близкое к нам как бы бурею было охвачено, а люди, ни в чем не повинные, обвиненные в нарушении клятвы, оказались во власти рук и мечей.

Наконец, жестокая судьба эту самую погибель, свирепо уничтожавшую всех вместе и распространившуюся на несчастных наших соседей, довела и до моей области; я же подозревал это и раньше и приложил много забот, чтобы когда-нибудь несчастье это не обрушилось внезапно и не постигло нас, застав у нас все неподготовленным.