Благородная натура Ушакова больше всего сказалась при освобождении Ионических островов, именно в настойчивом стремлении оградить «якобинцев», то есть жителей островов, которые были дружественно настроены по отношению к французам, от всяких обид и притеснений со стороны их соотечественников. «Как мы всех бывших в погрешностях по таковым делам (в сочувствии к французам - Е. Т.) простили и всех островских жителей между собою примирила, потому и имения от них или от родственников их отбирать не надлежит», - читаем в повелении Ушакова от 26 ноября 1798 г. Если же кто провинился «в весьма тяжких преступлениях», то его надлежит судить судом выборных от населения судей «обще с комиссией нашей» назначенной от адмирала. А вот и инструкция этому суду, даже над «весьма важными» преступниками: «Но за всем тем полагаю лучше все, что можно, простить, нежели наказать, а особо, чтобы в числе виновных безвинные родственники их не страдали». И еще и еще настаивает Ушаков: «обо всех таковых решение делать справедливое и всевозможно стараться избегать напрасной обиды и притеснений, о чем наистрожайше делать рассмотрение, дабы какой-либо несправедливостью не подвергнуть себя суду всевышнего»⁴⁰. Нужно припомнить все зверства дворянско-феодальной и клерикальной реакции всюду, где она в эти годы торжествовала, чтобы оценить всю исключительность поведения Ушакова на Ионических островах.

Даровав, как и во всех прочих местах, попадавших в его власть, политическую амнистию «якобинцам», Ушаков 28 октября (8 ноября) покинул Кефалонию.

Перед отбытием Ушаков «по общему желанию здешних обывателей», как он считает нужным прибавить, оставил на о. Кефалония небольшой отряд. Он сделал распоряжение о подавлении силой беспорядков, если таковые произойдут, но прибавил: «Однако по доброму ко мне расположению и благоприятству всех здешних жителей такового неприятного дела случиться и не ожидаю. Уверен, что всякий, восчувствовав наши благодеяния, приятство и истинное желание всем жителям совершенных благ и спокоя, будут стараться исполнять все то, что сим предложением моим назначено»⁴¹. Никаких «ослушании» на Кефалонии не произошло.

Да и вообще, судя по всем данным, случаев «ослушания» на островах произошло очень мало. Когда в самом конце декабря 1798 г. Ушаков получил донесение от жителей о. Цериго об одиннадцати гражданах, которые «не слушают никого», «самовольствуют» и «пригласили себе сообщников», то Ушаков и тут ограничился лишь распоряжением отрешить этих людей от всех должностей. А если окажутся люди, ведущие политику в пользу французов, то «таковых предписываем прислать к нам на эскадру или по крайней мере из острова Цериго выгнать». Однако и тут дело должно быть в руках местных судей: «офицеры от нас оставленные, по постановлению судей островских жителей, в судебные общественные дела мешаться не должны». Но а делах высшей политики, «где долг и польза» союзных держав (России и Турции) этого требуют, конечно, органы местного суда и самоуправления должны повиноваться распоряжениям оккупационных властей. Больше ничего об «ослушниках» на о. Цериго документы не упоминают.

Отойдя от Кефалонии, Ушаков направился к о. Корфу, но уже в пути получил известие, которое заставило его внезапно изменить маршрут и двинуться не к Корфу, а к о. Св. Мавры, как его называют русские источники (итальянцы, греки и англичане называют этот остров Санта-Маура). Известие пришло от капитана 1 ранга Дмитрия Николаевича Сенявина, которого Ушаков отправил к о. Св. Мавры, еще находясь на о. Занте. Сенявину было поручено овладеть островом, но теперь Сенявин извещал адмирала о встретившихся серьезных трудностях. Отрядив часть своих сил к о. Корфу для подкрепления блокады острова (уже начатой), Ушаков с четырьмя русскими судами (2 линейных корабля и 2 фрегата) и тремя турецкими (2 линейных корабля и фрегат) пошел к о. Св. Мавры.

Сенявин немедленно ввел его в курс дела. Во-первых, оказалось, что французский гарнизон намерен серьезно сопротивляться, имеет сильную артиллерию и засел в крепости, очень хорошо защищеннойсо всех сторон большими водными преградами. Во-вторых, внезапно возникло очень неприятное осложнение; Али-паша Янинский - юридически представитель и чиновник Порты, а фактически самостоятельный властитель части Эпира и части Албании - вошел в тайные сношения с французским комендантом о. Св. Мавры, полковником Миолеттом, обещая последнему за сдачу 30 000 червонцев и немедленное отправление всего французского гарнизона в Анкону или любой другой порт, находящийся во власти Франции. Одновременно Али-паша подослал лазутчиков к влиятельным жителям острова, обещая им полную безопасность и всякие блага.

Конечно, Али-паша хотел захватить остров (отделенный совсем узеньким проливом - в «пятьсот шагов» ширины - от албанского берега, принадлежавшего уже Янинскому паше) лично для себя. Но поскольку этот паша «числился» все-таки на турецкой службе и в подчинении у султана, он делал вид, будто старается в пользу союзников, которые поэтому должны ему помогать, а не мешать.

Ушаков решил во что бы то ни стало как можно скорее овладеть о. Св. Мавры. Еще до прибытия Ушакова Сенявин энергично обстреливал крепость с ближайшей горы и с албанского берега, где он устроил батарею. Следует заметить, что узкий пролив, отделяющий о. Св. Мавры от албанского берега, очень мелок, и местами его можно было переходить вброд.

Все это заставляло Ушакова очень серьезно обдумать обстановку, создавшуюся в связи с происками Али-паши.

Положение французского гарнизона, поскольку выручки ниоткуда не предвиделось, становилось безвыходным. Оно было таким, собственно, с первого момента появления Ушакова в этих водах; если до высадки Сенявина еще возможно было рассчитывать уйти с острова на судах, которые обещал дать Али-паша, то теперь, когда русские уже высадились и бомбардировали крепость, о реальной помощи со стороны Янинского паши нечего было и думать.

Французы дали знать, что они согласны сдаться, если Ушаков их отправит в Анкону на своих судах. Но адмирал категорически отказал. Осада продолжалась. К Сенявину явились «старшины» острова, заявившие, что они собрали 8000 вооруженных добровольцев и просят позволения принять участие в готовящемся штурме крепости. Однако до штурма дело не дошло.

1 (12) ноября над французской цитаделью был поднят белый флаг. Все условия русского командования были приняты. Гарнизон в составе 46 офицеров и 466 солдат был объявлен военнопленным. В крепости было взято 2 знамени, 59 пушек, много боевых запасов и на месяц провизии.

Но раньше, чем продолжать свое победоносное продвижение, Ушакову необходимо было принять к серьезному соображению подозрительные махинации и прямые угрозы безопасности Ионических островов, исходившие с западного побережья Балканского полуострова от самого могучего из тамошних турецких сатрапов -Али-паши Янинского.