Ильяс говорил легким звенящим голосом, и это лишь сильнее выдавало отчаяние, которое сжимало его сердце. Хафиза улыбалась с нежным смирением и время от времени ласково, ненавязчиво поглаживала его руки. Она знала: в этом случае слова не помогут. Женщина чувствовала молчаливую благодарность Ильяса и думала о том, что, если человек принимает ласку, значит, его душа не ожесточилась.

Вернулся Хайдар, и братья обнялись. Хафиза не могла смотреть на них без слез. Ильяс выглядел как настоящий мужчина. Хайдар тоже сильно вытянулся и повзрослел. Они сели за стол и неспешно вели беседу, иногда смеялись.

– Ты поживешь у нас? – Спросила Хафиза.

– Разве что несколько дней. Хочу поскорее попасть в Стамбул, а путь неблизкий.

Внезапно Хайдар произнес:

– Я подарю тебе коня. Его зовут Hyp.

Хафиза удивилась. Хайдар очень любил этого коня и без конца восхищался его проворством, силой и ловкостью. Он утверждал, что на Нуре можно ездить с закрытыми глазами: никогда не соскользнешь с тропы и не упадешь в пропасть! Жеребец был неприхотлив и вынослив, с цепкими копытами, незаменимый в горах. И все же Хайдар решил подарить четвероногого друга своему старшему брату, которому предстояла долгая дорога.

Юноша повел Ильяса в конюшню и показал гнедого скакуна.

– Я не могу принять такой великолепный подарок, – промолвил Ильяс.

Хайдар улыбнулся, потом опустил ладонь на плечо брата и, глядя ему в глаза, вложил в руку уздечку.

– Возьми. Пусть он сослужит тебе хорошую службу. Позже он с гордостью рассказал о том, как недавно начал разводить пчел в ульях-плетенках, которые сделал из ивовых прутьев, и теперь торгует медом и воском. Его глаза радостно блестели. Ильяс видел, что брат искренне счастлив в этом краю и не мечтает о другой жизни.

– Жениться не собираешься? – Спросил Ильяс.

Хайдар покраснел.

– Мне нравится одна девушка… Но Хафиза говорит, я еще молод… Пройдет три-четыре года, тогда можно будет сыграть свадьбу. А у тебя есть невеста?

– Я – янычар. Нам запрещено создавать семьи.

– Как же твой, то есть наш отец?

– Полагаю, он оставил службу и больше никогда не будет воевать, – ответил Ильяс, после чего спросил: – Скажи, человек, который столкнул нашего отца в пропасть, жив?

– Дядя Айтек? Да.

Глаза юноши сузились и потемнели.

– Ты не пытался ему отомстить?

– Нет, – растерянно произнес Хайдар и добавил: – Я понял, что мать и отец не держат на него зла. Айтек и его семья – наши родственники. Тетя Асият время от времени заходит к нам… Я даю ей мед.

Ильяс усмехнулся и положил руку на эфес сабли, с которой не расставался ни днем, ни ночью. Последнее время юноша редко высказывал свои желания вслух, и случалось, когда он гнал от себя мысли о доверии и согласии между людьми, гнал, едва они начинали назревать в недрах разума. С некоторых пор в Ильясе угадывалась некая воинственная сила, но он усилием воли умел подчинять ее себе, сдерживать и скрывать, не позволяя агрессивности вырваться наружу.

– Покажешь, где он живет?

– Зачем? Уж не хочешь ли ты…

Хайдар смотрел с заметным испугом, и Ильяс покривил душой.

– Нет. Просто желаю взглянуть ему в глаза! – Хайдар пожал плечами.

– Они живут в соседнем ауле. Я отведу тебя туда завтра.

– Нет, – почти жестко произнес Ильяс, – сегодня. Только не надо ничего говорить Хафизе.

Они шли по горной тропе, и Ильяс с нескрываемым интересом смотрел на неведомый мир сплетающихся между собой хребтов, опоясанных быстрыми реками, могучих и глубоких ущелий с разбросанными то тут, то там зелеными пятнами аулов. Мир его матери, бабушки и брата, мир, который никогда не будет принадлежать ему самому.

– Их дом вон там! – Махнув рукой, сказал Хайдар. – Не найдешь, так спросишь. Все знают дядю Айтека.

При звуке этого имени Ильяс невольно поморщился.

– Спасибо, брат. Иди домой. Обратно я доберусь один. И помни о нашем уговоре.

Хайдар кивнул и быстро пошел по тропе, а Ильяс отправился вперед, к своей цели.

Во дворе усадьбы он встретил какую-то женщину и двух девушек, похожих друг на друга как две капли воды. Должно быть, то была его тетка и двоюродные сестры. На мгновение Ильяс почувствовал нерешительность. Хайдар прав: этот человек в какой-то мере мог считаться его родственником. Впрочем, Ильяса воспитывали иначе. Родные люди – это те, с кем ты ешь из одного походного котла, сражаешься бок о бок и делишь ночлег. Те, кто сделан из того же теста, кто всегда поддержит и никогда не предаст.

Женщина повернулась, встретилась с ним взглядом, и Ильяс мгновенно почувствовал ее изумление и страх. Девушки переглянулись друг с другом, посмотрели на мать, потом уставились на юношу.

Молодой воин коротко кивнул. Он решил обойтись без предисловий.

– Твой муж дома?

– Нет, – прошептала женщина побелевшими губами. Асият все поняла. Она видела перед собой Айтека, молодого Айтека, в которого некогда влюбилась так сильно, что забыла о долге перед родной сестрой. С тех пор как Мадина навсегда уехала из аула со своим янычаром, Асият чувствовала себя куда увереннее и спокойнее. Они с Айтеком жили хорошо и мирно; он делал вид, что ничего не произошло, и никогда не произносил имя Мадины.

Возмездие подкралось с другой стороны. К ним пришел сын Айтека, не ведающий истины, пришел, чтобы убить своего настоящего отца.

– Я его подожду, – уверенно проговорил Ильяс. – Он скоро вернется?

– Не знаю.

Асият ощущала боль в груди и холод в руках. Пригласить его в саюта, усадить и рассказать правду? Разве этот юноша поверит ее словам? Почему его мать молчала, почему молчал тот, кого он привык считать отцом?!

– Зачем тебе понадобился Айтек? – Умоляюще произнесла женщина.

– Мне нужно поговорить с ним.

Больше Асият не успела произнести ни слова – во двор усадьбы вошел ее муж.

Черкес узнал Ильяса, и в его взгляде промелькнула легкая растерянность.

– Да, – сказал Ильяс, – это я. Нам нужно поговорить. – Айтек оглянулся на жену и дочерей.

Асият велела девушкам идти в дом, но сама осталась на месте и нервно сжимала руки. Ее тревожный взгляд метался от Ильяса к мужу и обратно.

– Где будем говорить? – Спросил черкес.

– Не здесь. Лучше пойти в горы.

Айтека не надо было просить брать с собой оружие: оно всегда было при нем.

Черкес кивнул. Асият попыталась что-то сказать, но мужчины не обратили на нее внимания и вышли со двора.

Айтек не стал подниматься наверх, он привел Ильяса в то самое место, где больше двадцати лет назад черкесы сражались с османами, пытаясь преградить путь в свои земли.

Мирно журчала река, в глубине прозрачных вод играли сине-зеленые тени. Солнечные блики переливались и сияли на стенах скал, как сияют узоры, украшающие воинские щиты. Небо над головой напоминало узкую шелковую ленту.

– Итак, я тебя слушаю, – сказал Айтек, остановившись и устремив на молодого янычара взгляд своих темных глаз. В лице черкеса была некая спокойная горделивость и властная суровость, свойственная горцам.

– Вы не поняли? – Молодой янычар старался говорить как можно спокойнее, чтобы скрыть юношескую горячность. – Мы будем говорить при помощи наших сабель! Некогда вы бесчестно поступили с моим отцом, и я желаю вас наказать.

Услышав эти слова, Айтек не спешил вынуть саблю, он ограничился тем, что угрожающе произнес:

– Значит, говоришь, бесчестно?

– Да, вы просто столкнули его в пропасть – это недостойно мужчины!

Взгляд Айтека сделался мстительным, тяжелым.

– Я хотел его казнить, казнить за то, что он сделал не только с моей жизнью, со многими жизнями! Когда твой отец впервые пришел в этот аул, он грабил, насиловал, убивал, вероятно, думая, что поступает справедливо! Мы встретили янычар вот на этом месте и храбро сражались с ними. Однако нас было слишком мало, и поэтому мы дотерпели жестокое поражение. Погиб твой дядя – тогда Кериму исполнилось всего восемнадцать лет. Был тяжело ранен твой дед Ливан, и я сам много дней находился между жизнью и смертью. Османы убили моего отца, а моя мать не выдержала горя и покончила с собой! Мы не звали сюда турок, мы не желали отдавать им жизни наших мужчин и честь наших женщин. Известно ли тебе, что твоя мать была моей невестой? Османы угнали ее в плен, где с ней обращались, как с вещью, покупали и продавали, как рабыню. Не знаю, как янычару удалось сломить ее волю, но только она родила от него двоих детей. Про Хайдара я говорить не буду, он настоящий черкес, кажется, в нем нет дурной крови. А вот ты, я вижу, вырос другим. И немудрено, ведь тебя воспитал янычар! Я убил бы тебя, но не стану, ибо ты сын не только презренного турка, но и Мадины! О да, к несчастью, ты ее сын!