Калле рад, что неприятный инцидент исчерпан.

– Ну, Хорст, я пошел. Хочу заглянуть на «блошиный рынок». Может, вечером заскочу еще. Пока!

Калле сунул в карман сдачу и поспешил на трамвайную остановку.

Сегодня в виде исключения он взял билет. В выходные дни ездить зайцем небезопасно.

Погода мерзкая. Пока Калле добирался до ипподрома, полил дождь. К счастью, от дождя можно укрыться под навесами всевозможных ларьков.

Калле остановился у ларька, торговавшего подержанными дисками. Пожилая женщина, больше похожая на торговку рыбой, тут же начала предлагать товар.

– Почти как новые! Гляди, любая долгоиграющая за пять марок.

– За две с полтиной я бы эту взял, – Калле пробует выторговать старый диск «Би Джис».

– Что-о? Ну уж нет, подарков здесь никому не делают, – огрызается торговка и упорно стоит на своем. Калле направляется к следующему ларьку, там тоже можно укрыться под навесом.

Усилившийся дождь не мешает группе молодых людей раздавать листовки: «Общими усилиями победили враждебность к иностранным рабочим!» Терпеливо заговаривают они с прохожими, пытаются втянуть их в разговор. Калле нерешительно взял листовку, тайком оглянулся, сложил бумажку и сунул в карман брюк.

Ему вспомнились тренировки в футбольном клубе, тогда он как раз перешел в юниоры. В те времена он еще не курил. Никто не мог уйти от него с мячом, бегал он быстрее всех. Как-то у него было гнусное настроение. «Боруссия» в конце недели проиграла матч. Да еще он вконец разругался с кем-то из учителей. И тут как раз Ибрагим, правый крайний, на тренировке грубо нарушил правила. А Калле тогда почти уже прорвался к воротам противника. Толкнув Калле, Ибрагим хотел тут же извиниться. Но поскольку у Калле было гнусное настроение, он выругался: «Вали отсюда, грязный турок». У Ибрагима на такие вещи была особая реакция, он тут же влепил Калле пощечину. Большинство футболистов приняли тогда сторону Ибрагима. Гордость Калле не позволила ему играть дальше за этот клуб. Новые друзья из «чертей», с которыми он все чаще проводил тогда время, тоже советовали ему бойкотировать «клуб с азиатским душком».

– Эй, Калле! Да ты спишь среди бела дня! – Клаусу пришлось дважды окликнуть Калле, пока тот его услышал.

– Привет, Клаус, – рассеянно ответил Калле.

– Я всю неделю ищу тебя. Чего это ты стоишь здесь с этими?

– Еще не огляделся. Хотел спрятаться от дождя, – принялся оправдываться Калле.

– Пойдем отсюда подальше, – потянул его за рукав Клаус, один из немногих в их клубе, кого все называют просто по имени, – Несут всякую чушь насчет враждебности к иностранцам, делать им больше нечего. Доводись им жить с грязными турками под одной крышей, по-другому бы заговорили.

– Пошли. – Калле почему-то неприятен этот разговор. Хоть бы никто из ребят их не услышал.

– Гляди-ка, вот здорово! Когда это ты успел? – Клаус обнаруживает у Калле татуировку.

– Манни рассказал об одном парне, он делает это за пятьдесят марок. Вот я и поехал к нему.

– Мне бы такое тоже пошло. – Клаус поиграл своими весьма умеренно развитыми мускулами. Калле сделал вид, что этого не заметил.

– Могу дать адрес, если хочешь.

– Прекрасно, вот бумага и, подожди-ка… – он выудил из кармана ручку. Пока Калле писал, Клаус перешел к главной своей теме. – В пятницу у меня ночная смена, и я не смогу поехать в Дюссельдорф вместе со всеми, Но билет на стадион я уже купил. Ты ведь наверняка поедешь, не возьмешь у меня билет?

Вообще-то Калле ехать не собирался. Трудно поверить, что они забыли недавнее происшествие. Счастливчик, Грайфер в Бодо все равно теперь о нем невысокого мнения.

Но в этот миг Калле не может придумать подходящей отговорки.

– Ладно, давай?

– Билет в секторе, где всегда сидят наши, – уточнил Клаус. – Это Хорст сказал мне, что у тебя нет билета. А как бы ты поехал, если б я тебе сейчас не отдал свой?

– Старик взял бы мне билет у себя на работе, – вывернулся Калле.

Дело сделано. Клаус доволен. Калле сразу перестал представлять для него интерес.

– Ну, бывай. В следующий раз я с вами. От зажатого в руке билета Калле делается не по себе. «Клаус заговорил с ним лишь потому, что хотел устроить свои дела», – мелькнула мысль,

Калле разыскал киоск, торгующий поношенной военной формой бундесвера, планшетами, дешевым солдатским чтивом и тому подобными вещами. Взгляд его сразу упал на высокие сапоги со шнуровкой. Ради них он, собственно, сюда и приехал. Быстро подобрал те, что впору. Да, их как раз ему и недоставало, чтобы выглядеть настоящим болельщиком. Один лишь размеренный топот таких сапог способен обратить противника в бегство.

– Шестьдесят марок, почти что даром, – продавец принялся расхваливать свой товар. Калле сторговался на сорока, решив, что совершил весьма выгодную сделку. Продавец был уверен в обратном.

В трамвае Калле еще раз гордо заглянул в пластиковый пакет, где лежало его приобретение. Потом задумался. Надо еще позвонить Клаудии. Рассказать ей о сапогах и татуировке. Она наверняка придет в восторг.

«Пусть идет своей дорогой», – сказала она, когда Калле собрался расправиться с парнем на мотороллере. Калле очень нравится эта девушка, но у нее совсем иной взгляд на вещи, нежели у большинства его знакомых. А как соотносятся ее взгляды со взглядами Калле? «Не исключено, что именно она сейчас ведет в счете», – подумал Калле. Вести в счете. Футбольные тренировки. Сам тренер позвонил ему тогда и сказал, что случай с Ибрагимом предан забвению. Пусть Калле приходит. Он нужен команде. Ганзаштрассе. Чуть было не проехал, тогда вовремя не успел бы пересесть на другой трамвай.

Взвизгнули трамвайные тормоза, третий номер остановился. Хриплый искаженный голос объявил по радио:

«Крепостные ворота».

Еще три остановки. Калле извлек скомканную листовку из кармана. Развернул и начал читать:

«Иностранные рабочие должны остаться, пусть лучше уберутся нацисты. Это они планируют террористические акции на 26 октября.

«Пусть уберутся иностранцы, пока не проснулся гнев народа и не запылал Кройцбергв – под такими лозунгами военизированные группы неонацистов и среди них выдвинувшаяся в недавнее время «Национальная молодежь» призывают в школах и на стадионах к участию в актах насилия и террора 26 октября в Западном Берлине, во время отборочного матча на первенство Европы между командами ФРГ и Турции.

В полную силу готовятся там заявить о себе клубы болельщиков, где заправляют нацисты. Мы требуем:

Нацистский шабаш должен быть запрещен! Мы призываем к протесту и отпору.

Немецкие любители спорта, создайте нормальную обстановку для турецких болельщиков!»

Что там говорил Счастливчик? Национальная молодежь хочет, чтобы в Бонне у власти вновь оказался сильный человек, вроде Гитлера, и чтобы он наконец принял решительные меры против иностранцев.

Гитлер? Ну уж нет! Это Гитлер начал тогда войну.

Верно ли все, что читал им тогда Счастливчик? Хорошо бы больше знать о тех временах. Из того, что рассказывала Вайц, он тоже не все понял.

Калле вспомнил еще сумасшедшего, одержимого ревностью турка из сенсационного репортажа в «Бильд». Он вспомнил Ибрагима и двух других турецких парней, вместе с которыми играл в футбол. Вообще-то они были неплохие ребята. А из-за Ибрагима у него до сих пор на душе кошки скребут.

Будут ли «черти» участвовать в той заварухе в Берлине?

Звонок тренера не лезет у него из головы. Тренировки юниоров прежде бывали по четвергам, в семь вечера. А что, если?..

Вновь хриплый, искаженный голос:

– Мюнстерштрассе!

Какая-то женщина, предупредив вожатого звонком, подкатила коляску поближе к выходу. Взвизгнули тормоза. Трамвай остановился.

Женщина попыталась одна вынести коляску из вагона, но у нее ничего не получилось. Она оглянулась, ища помощи. Две женщины средних лет, занятые разговором, не обратили на нее никакого внимания. Светловолосый парень выскочил, даже не заметив ее. А потом подошел парень со смуглым лицом и темными, вьющимися волосами, скорее всего турок. Он предложил женщине помощь. Та благодарно улыбнулась.