Шварцмана остановили на улице. Юркий беспризорный мальчишка в грязных заношенных шортах и такой же замызганной майке внимательно смотрел в лицо быстрыми черными бусинками глаз, улыбался хитрой нагловатой улыбкой.
— С тобой хотят поговорить, уважаемый. Большие люди хотят тебя видеть по важному делу. Иди за мной, я тебя отведу.
Сердце глухо ухнуло в груди. Есть! Похоже на этот раз клюнуло, причем так, как обычно и клюет по-настоящему крупная рыба. Без дешевых понтов и наездов. Внешне он постарался не выказать ни малейшего волнения, отмахнувшись от малолетнего наглеца, как от надоедливой мухи. Но тот отставать не хотел, явно пообещали денег, если приведет нужного человека. Потому и старался стервец на все сто, шел следом, хватал за руку, настойчиво нудил себе под нос насчет «больших и важных людей».
— Если большие люди хотят со мной говорить, пусть приходят и говорят. Я ни от кого не прячусь, любой, если захочет, может меня найти, — равнодушно пожал плечами Шварцман. — Знаешь дом старого Мустафы? Вот передай важным людям, чтобы приходили туда, я с друзьями там остановился.
Однако так легко отделаться от настойчивого посланца не удавалось. Забегая вперед и искательно заглядывая в глаза, мальчишка продолжал канючить, постепенно переходя от просьб к угрозам:
— Очень важные люди, те, что борются с евреями, очень серьезные. Самые крутые в нашем районе. Их все здесь уважают и бояться. Если такие люди зовут, надо идти. Иначе сильно пожалеть потом можно.
— Ну и достал ты меня, малой! Откуда ты только взялся такой приставучий? — Шварцман остановился и демонстративно оттер ладонью выступивший на лбу пот, показывая этим жестом, насколько утомил его назойливый попутчик. — Ладно, уговорил. Веди к своим важным людям, да побыстрее, у меня дел сегодня еще не меряно.
Конечно, это было не самым безопасным вариантом дальнейшего развития событий. Отправляться неизвестно куда, на встречу с явными боевиками никого из своих ни о чем не предупредив, крайне рискованно. В результате подобного разговора можно просто исчезнуть бесследно, как уже неоднократно случалось с агентами здесь на Территориях. И даже останков твоих потом не найдут, чтобы предать земле должным образом. Хотя вот этот последний момент, если честно, волновал Александра Шварцмана очень мало. Ну не верил он в загробную жизнь, был убежденным атеистом и с презрением относился к любым посмертным процедурам, будь то православное отпевание, ритуальное прочтение Кадиша, или любые другие подобные заморочки. Но вообще-то пропасть безвестно и валяться в какой-нибудь вонючей выгребной яме все равно отчаянно не хотелось. Потому неторопливо топая за юным гонцом, усиленно изображая крайнее раздражение оттого, что вынужден нарушить четко распланированный день, Шварцман изрядно нервничал, обливаясь холодным потом, несмотря на жаркий день и нестерпимо яркое солнце, торчащее прямо в зените. Зародившейся внутри неуверенности способствовало и то, что в группе он был самым неопытным и для первоначальных переговоров с террористами подходил, прямо скажем, меньше остальных. Но тут уж не переиграешь, если выбор боевиков пал именно на него, приходилось играть роль до конца.
Мальчишка, безошибочно находя дорогу, петлял между глинобитными лачугами кварталов городской бедноты. Как он ориентировался в этом трущобном лабиринте, для Шварцмана оставалось загадкой. Несмотря на всю специальную подготовку, на затверженную наизусть перед заданием схему Дженина, лично он потерял направление уже давно и вряд ли смог бы теперь самостоятельно найти дорогу обратно. Покосившиеся домишки, как две капли похожие один на другой, в полнейшем беспорядке громоздились с обеих сторон, а иногда вдруг ни с того ни с сего преграждали путь, будучи с легкой руки своих хозяев выстроены прямо посреди улицы. Однако провожатый шел уверенно, обходя все препятствия, и Шварцман, в конец отчаявшись запомнить дорогу, бездумно топал за ним все дальше и дальше погружаясь в этот многоярусный лабиринт.
— Вот! Люди ждут тебя здесь! Заходи! — наконец радостно блестя глазами, объявил маленький посланец, остановившись перед особенно невзрачной хибарой.
Внутрь саманного домишки вела рассохшаяся деревянная дверь, болтавшаяся вместо петель на прибитом к косяку куске толстой резины с автомобильной камеры. Помявшись несколько секунд в нерешительности, Шварцман деликатно постучал пальцами по шершавым не струганным доскам. Внутри послышалось какое-то торопливое шевеление и явственно щелкнул спущенный не слишком таящейся рукой пистолетный предохранитель, потом зашаркали по земляному полу шаги. «Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, — нервно сглотнул Шварцман. — Здорово здесь гостей привечают, сразу заряженным стволом в морду тычут. Вот так зайдешь, а тебя рукояткой по кумполу без предупреждения. Эх, говорила мама, иди в институт сынок, сейчас был бы врачом, или инженером. Не жизнь, малина…» Нарисовать себе радужные перспективы врачебно-инженерного бытия, что по нелепой случайности его миновало, Шура до конца не успел. Дверь широко распахнулась и вынырнувшая из темноты постройки мускулистая рука, буквально втянула его внутрь.
— Салам алейкум, — воспитанно поздоровался Шварцман, щурясь после яркого солнечного света, и силясь разглядеть рассевшихся за грубым столом в дальнем конце квадратной комнаты людей.
Получалось откровенно плохо, внутренности домика освещало лишь узкое окошко под самым потолком, солнечный луч из которого падал точно в центр комнаты, ярким пятном выхватывая полоску утоптанного земляного пола. Все остальное пространство пряталось в густой тени, в которой угадывались лишь силуэты троих сидящих у приземистого стола. Еще один тяжело дышал прямо за плечом, но обернуться и посмотреть на него Шварцман не решился. Не стоило лишний раз злить «уважаемых» людей никчемным любопытством.
— Алейкум, ас-салам, — густым сильным голосом отозвался один из сидевших за столом.
Остальные ограничились приветственными кивками. Шварцман молча ждал продолжения, в конце концов, не он сам напрашивался на разговор, а его сюда привели, ну вот пусть и начинают первыми. Интерес-то у них имеется, не наоборот. Заодно пока и глаза к темени привыкнут, вовсе не помешает поподробнее рассмотреть и запомнить в лицо этих деятелей. Секунды летели мимо, четко отсчитывая лихорадочные удары сердца в груди. Трое за столом молчали. Теперь стало видно, что один из них глубокий старик, хоть лицо и замотано куфьей до самых глаз, но согбенную годами спину и иссохшие, иссеченные морщинами руки так просто не спрячешь. Двое других — мужчины среднего возраста, судя по всему, они здесь пешки, лиц своих не скрывают, сидят как статуи, ловят малейший жест старшего. Скосив глаза влево, он сумел рассмотреть и того, что втянул его в дом, здоровый, чертяка, чуть ли не на голову выше и значительно шире в плечах. Бритая голова, мясистые вывернутые наружу губы, сплюснутый широкий нос… Ба, да это же самый настоящий негр! Вот это да! Преступный интернационал в сборе. Ну теперь никаких сомнений, это именно те, кто нужен. По агентурной информации в группировку «пантер» входило значительное количество негров, выходцев из Судана и Марокко. Клюнула рыбка, теперь еще бы подсечь качественно!
— Ты, тот, кого называют Шура? Студент из Тель-Авива? — снова тот же звучный насыщенный голос.
Теперь Шварцман разглядел, что говорит старик, и даже удивился, никогда бы не подумал, что эта дряхлая развалина может обладать столь сильно звучащим тембром.
— Да, — согласился он. — Друзья называют меня Шура, это прозвище. На самом деле меня зовут Саид-Мухаммад. Для краткости можно просто Саид. Я действительно учусь в университете. А в чем собственно дело?
— Шура — название высшего совета шариатского суда, — с великолепным презрением игнорируя вопрос Шварцмана, словно рассуждая вслух сам с собой, проговорил старик. — Откуда такое славное прозвище у студента?
Шварцман беззвучно выругался, вспоминая товарищей по группе, его русское имя казалось им настолько забавным, что они при каждом удобном случае пользовались им и здесь, на задании. На все его опасения опытные «мистааравим» со смехом отвечали, что такое дикое сочетание звуков не может вызвать никаких подозрений, никто в здравом уме не подумает, что это настоящее человеческое имя, да и запомнить вряд ли сможет. Вот, пожалуйста, доигрались! Еще какие-то странные ассоциации у палестинца по этому поводу вылезли. Но откуда он знает имя? Так его звали только в доме Мустафы… Выходит старик связан с этой группой, не зря им рекомендовали поселиться именно у него. Вот и косвенное доказательство того, что Мустафа на самом деле ведет двойную жизнь связника террористов. Но хватит об этом, сейчас надо срочно придумать какое-то не звучащее слишком уж нелепо объяснение странному прозвищу. Шариатский суд, надо же…
