– Садись, пожалуйста, —только теперь он встал.
Полла благодарно улыбнулась, и на ее упругих, сочно-румяных щеках выступили сладкие ямочки.
– Куда ты собираешься поступать?
– В Краснодарский мединститут, – полубоком села девушка напротив стола.
– А почему так далеко?
– А в ближних городах только денежные проходят.
– А у нас в Грозном не хочешь поступать, или только мединститут тебя привлекает?
– Хочу стать врачом.
– А почему именно врачом? – не унимался Самбиев.
– А кем еще может стать женщина? – защищалась Полла.
– Ну, скажем, учителем, – серьезно советовал экономист.
– А может, дояркой? – Полла улыбнулась, и озорная искорка мелькнула в ее глубоких темно-синих глазах.
Самбиев потупился, бросил исподлобья тяжелый взгляд.
– При чем тут доярки? – выпалил он.
– Да я так, к слову, – вновь смутилась девушка. – Просто я дала себе слово, если с трех раз в мединститут не поступлю, то пойду в доярки… Сейчас вторая попытка.
Арзо глубоко вздохнул.
– Только не в доярки, – посоветовал он.
– А почему бы и нет, кому-то ведь и доярки нравятся? – вновь лукавая усмешка промелькнула в глазах девушки.
Наступила долгая, неловкая пауза, нарушил ее Арзо.
– А ты бесстыжая.
– Прости… Село маленькое. Одни сплетни… А если честно, мои отец и мать, как односельчане, гордятся твоими поступками.
Вновь пауза. Осанка экономиста выпрямилась, стала важной.
– А ты?
– Ха-ха-ха, а я не со всеми!
– Странная ты девушка, – рассердился экономист.
– Так ты, может, так и напишешь в характеристике – «странная», «бесстыжая», – смеялась Полла, искоса поглядывая на Самбиева, потом вдруг стала серьезней. – Прости меня. Просто твоя мать и сестра каждый день на прополке только о тебе и говорят, и я многое знаю, и мне интересно.
– И что они болтают про меня? – вскипел Арзо.
– Они не болтают, а восхваляют… И я верю, – ирония мелькнула вновь в ее голосе.
– Слушай, я не ожидал, что есть такие разболтанные девушки у нас в селе.
– Ну, это серьезный упрек, – резко отреагировала Полла, – я могу тоже обидеться.
Они посмотрели в разные стороны, надулись.
– Ну ладно, перейдем к делу… – Самбиев взял ручку, чистый листок. – Какого ты года?
– Разве в характеристике год рождения нужен?
– Раз ты такая грамотная, могла бы и сама написать.
– Спасибо. Я так и сделаю… До свидания. Извини.
Арзо был сражен, такой самоуверенности в первую же встречу от чеченской девушки, в глухом Ники-Хита, он не ожидал.
В тот же день вечером сестра Деши говорила брату:
– Полла просила у тебя прощения… А вообще она никому спуску не дает, за словом в карман не лезет… Ей-богу, молодец. И, кажется мне, нравишься ты ей, не зря мать ей все уши прожужжала.
– И ты тоже, – ухмыльнулся Арзо.
– Да, и я тоже. Да знал бы ты ее, это она с виду бойкая. А так очень уязвимая. В поле последние свои тапки бережет, босая ходит, а потом по ночам ноги отпаривает, трет их до посинения камнями… На учебу мечтает заработать. Да все мы одинаковые, нищие… Но она одержимая, упрямая, как вол, пашет одна.
А Арзо о своем думал.
– Слушай Деши, а как это она, как и вы, в поле, а белизну сохранила?
– Ха-ха-ха, так она вся укутана, в шароварах ходит, только кисти, ступни и глаза на виду. Красивые у нее глаза, да, Арзо!?
– Да и не только глаза.
– Бессовестный, я расскажу маме.
– Что ты расскажешь?
– Что ты девок рассматриваешь.
– Так, ну ладно, не о том ты болтаешь. Маленькая еще.
На следующее утро Самбиев выдумал себе задание – объезд бригад колхоза с проверкой. В полдень оказался у свекловичного поля. От жары многие в поле не вышли. В лесополосе, окаймлявшей стогектарное поле, в густых посадках дикой акации и тополя нашел мать и сестру.
– О, привет, братишка, – вскочила Деши. – Ты что это к нам пожаловал?
– С проверкой объезжаю бригады, – устало заявил Арзо, вытирая рукой пот с лица, присаживаясь рядом. – Жарко… Могли бы сегодня и дома посидеть.
Отцвела акация, вместо снежно-розовых воздушных кистей появились рогообразные зеленовато-бурые бобы. Из-за засухи опавшие цветки акации и на земле не потеряли формы, яркости, пьянящего запаха. Кучкуясь, они, как отвергнутые невесты, ютились в расщелинах и у корневищ трав. В отличие от цветков акации, тополиный пух, с готовностью праздных девок, лип к траве, восседал на открытых участках почвы, готовый от случайного веяния улететь в любую даль.
– Что-то раньше ты к нам не заезжал, – ехидно затараторила сестра, – видно, не к нам, а к Полле приехал.
– Прекрати, – рубанула Кемса. – Что это ты разболталась? Лучше бы как она работала, а то до утра на вечеринке, а днем мотыги поднять не может, к лесополосе тянешься, ждешь когда закат наступит… За Поллу некому горбатить, вот и пашет она с утра до темна, а ты за нашими спинами норовишь спрятаться.
– Перестань, мама, – тронул за руку Кемсу Арзо. – Деши у нас тоже работящая.
– Да чуть что, я во всем виновата, – обиделась девушка. – Вечно нет покоя, все я делаю, и все равно никто не видит.
– Я сказал, перестаньте, – возвысил голос Арзо и, чуть погодя, примиряя, спросил: – Вода есть у вас?
– Конечно, есть, – встала мать. – Вот Поллу жалко, и почему она не возвращается? Вот так весь день прополку делает, быстрее нас двоих работает.
– А где она? – не выдержал сын.
– Вон, в поле, одна-одинешенька, под самым палевом.
Арзо встал, козырьком руки прикрыл глаза. На горизонте волнилось знойное марево испарений, и далеко-далеко еле виднелся белый бугорок.
– Так это она? Одна? В такую жару на солнцепеке? – удивился он.
– Да, она, – рядом стояла мать, также прикрывая глаза. – Может, ты ей воды отнесешь?
– Так она ведь в своем костюме! – вскрикнула испуганно Деши. – Она сейчас придет или лучше я понесу.
– Не лезь, – злобно фыркнула Кемса на дочь. – Не голая… Помоги Арзо девушке, напои ее. Мы бы пошли, да больно уж жарко. Постарайся привести ее, пусть отдохнет маленько. – И уже вслед уходящему сыну крикнула: – Ты помягче с ней, она как необъезженная кобылица, норовистая, но породистая. Обуздаешь, счастлив будешь.
От этих напутственных сравнений Арзо засмеялся, обернулся.
– Нана, этой лошадью ты меня хочешь стреножить!..
– Хорошая жена – опора, плохая – обуза… Дай бог нам такую сноху, как Полла. Иди, мать сыну плохое не посоветует… И помни, помягче, – уже кричала она вслед.
Шагов пятьдесят оставалось Арзо до цели, когда Полла вдруг тяжело выпрямилась, потирая рукой поясницу и, видимо, мечтая о тени и воде, обернулась в сторону лесополосы. Увидев Самбиева, чуть не потеряла равновесие.
– Арзо, это ты? – вскрикнула она, в удивлении всплеснув руками. – Не подходи. Уходи, пожалуйста.
– Я с проверкой объезжаю поля, – пытаясь быть как можно серьезнее ответил экономист. – А здесь – чтобы дать тебе объективную характеристику.
– Я прошу тебя, не подходи. Я не в том виде, – просила Полла.
– А разве можно быть на колхозном поле «не в том виде»? – улыбнулся Самбиев. – Вроде ты одета, даже более того – вся укутана… К сожалению, – последнее он выговорил с усмешкой.
Он подошел ближе. На Полле был странный костюм в виде комбинезона с капюшоном из грубого льняного материала, скрывавшего все тело, кроме кистей, босых ног и глаз. От пота ткань прилипла и четко обрисовывала красивое тело.
– Я тебе воды принес, – протянул он фляжку.
Девушка ловко развязала «паранджу», жадно прилипла к горлышку.
– Кто тебе костюм сшил? – поедая глазами облепленную мокрой тканью грудь, спросил Самбиев.
– Сама, – ненадолго оторвалась Полла от емкости и вновь прильнула к фляжке.
– Зачем ты себя так мучаешь? – сжалился экономист.
Полла напилась, лицо ее расщедрилось улыбкой.
– Спасибо за воду. Хочу сегодня или хотя бы до завтрашнего обеда закончить. Мне повторить биологию еще надо.