— Котляр, — обратилась Клава Ивановна, — он предупреждал тебя летом или не предупреждал?
Да, подтвердил Котляр, Степа действительно предупреждал его, но он подумал, что если месяц не забивается, два не забивается, так почему на третий месяц обязательно должно забиться.
— Дворничка здесь? — спросила мадам Малая. — Встань, Настя, чтобы я могла тебя видеть. Степан, составишь акт, подпишешь вдвоем с Настей, и пусть за прочистку платят Котляр с Чеперухой, в следующий раз хорошо запомнят. А если повторится еще, поставим вопрос по-другому и в другом месте.
Товарищ Дегтярь попросил слова и объявил, что имеет предложение по данному вопросу, а именно: акта не составлять, поскольку и Чеперуха, и Котляр признали свою ошибку, а ограничиться предупреждением и посмотреть, как они будут держать свое обещание. Клава Ивановна ответила на это, что товарищ Дегтярь показывает здесь лишний либерализм, однако по результатам голосования предложение получило абсолютное большинство, пришлось покориться, а от себя лично председатель добавила несколько слов:
— Повторяю, такие вопросы надо решать в административном порядке, а демократический централизм не для этого. Продолжай, Хомицкий.
— Наряду с канализацией, — сказал Степа, — не хотят соблюдать правила и с дворовым краном. На третий этаж вода часто не доходит, надо носить ведра снизу, а она ставит ведро и крутит кран, чтобы побыстрее, а кран больше не крутится. Одна просто силой берет, а другая еще кирпичом или железкой ударит. У нас, в бригаде Григория Ивановича Котовского, ставили, где надо, часового — так, может, и нам у дворового крана поставить часового?
Люди засмеялись, и сам оратор засмеялся: все хорошо понимали, что этот наболевший вопрос надо решать, конечно, без часового, собственными силами.
— Довожу до вашего сведения, — объявила Клава Ивановна, — об этом уже был неоднократно разговор в домоправлении. Если будет так продолжаться дальше, мы составим график дежурства жильцов у главного крана, а виновных будем штрафовать. Как ты смотришь, товарищ Дегтярь?
Иона Овсеич поддержал мадам Малую целиком и полностью, а насчет выступления товарища Хомицкого позволил себе небольшую критику по существу: если в случае с канализацией оратор конкретно называл виновных, то в случае с краном так и неизвестно, кто именно. Получается, как будто все одинаково виноваты, а отсюда напрашивается вывод, что во дворе живут одни пакостники. Но делать такой вывод было бы в корне неправильно как с юридической, так и с политической точки зрения. Далее. К месту ли было поднимать эту тему сегодня, когда мы собрались, чтобы обсудить новую Конституцию СССР, или можно было отложить до другого случая? Конечно, вполне можно было отложить, не говоря уже о том, что каждый вопрос, большой или маленький, надо ставить по-государственному, а не копаться в…
Иона Овсеич употребил сокращенно слово, которое было в данном случае очень кстати, люди зааплодировали, Иосиф Котляр сложил ладони рупором и закричал:
— Давай, Дегтярь, давай!
Иона Овсеич поднял руку, ибо аплодисменты без того забрали много времени, и сказал, что выступление товарища Хомицкого в целом заслуживает все-таки положительной оценки как в силу своей принципиальности, так и настоящей заинтересованности в жизни всего нашего двора, который сделал уже много хорошего, но может еще больше. И не только может, а покажет на деле.
Последние слова вызвали новые аплодисменты и гул одобрения, Клава Ивановна тоже хлопала, но предупредила, что эти слова еще надо оправдать, а то товарищу Дегтярю придется забрать их назад. Степан, поскольку его перебили, продолжал стоять возле трибуны, мадам Малая сказала, пусть сядет на место, он свое время исчерпал, но Степан заявил, что его время ушло на других, а теперь он хочет ответить на обвинение, которое бросил ему Дегтярь. Нет, сказала мадам Малая, получится уже новое выступление, однако в перепалку вмешался сам товарищ Дегтярь и потребовал от председателя, чтобы соблюдала демократический централизм и предоставила слово, ибо так можно далеко скатиться. Нет, заартачилась Клава Ивановна, в таком случае поставим на голосование, но со всех сторон раздались возгласы в поддержку товарища Дегтяря.
— Так, — сказал Степан, — поехали дальше. Тут нам говорили, что все вопросы надо ставить по-государственному. А что значит: по-государственному? За весь СССР сразу или за всю Одессу? Государство, как паровоз: ты ему все части поставь на место, а одно колесо не поставь — в дупу он тебе поедет!
— Хомицкий, — сделала замечание Клава Ивановна, — ты не на Привозе.
— Не на Привозе, — ответил Степан, — там на другие слова мода. А что паровоз без колеса не поедет, это факт. Давайте проверку сделаем: позакрываем во дворе все клозеты, все краны — что тогда будет? В другой двор пойдешь? А я и в другом дворе и во всем городе закрою — куда ты пойдешь? В другой город поедешь? А я и в другом городе закрою. Везде закрою!
— Браво! — закричал Граник. — Браво!
— Так я спрашиваю: надо сегодня ставить эту тему или ждать, пока везде будет полный срач, а тогда вспомним и покачаем головой, какие мы были неаккуратные!
— О! — воскликнул Иона Овсеич. — Теперь ты ставишь вопрос по-государственному!
Когда Степа вернулся на место, товарищ Дегтярь крепко пожал ему руку и повернул лицом к публике. В один момент казалось, сейчас обнимутся и поцелуют друг друга на глазах у всего народа, люди ждали и уже приготовились аплодировать, но Степан махнул рукой и поспешил к своему стулу.
— Не волнуйся, Хомицкий, — подбодрила мадам Малая, — такого сантехника, как ты, соседи подсиживать не будут: кто хочет самому себе вред! Слово имеет Дина Варгафтик.
Да, сказала Дина, никто не хочет самому себе вреда. Но не хотеть можно по-разному: один говорит, меня это не касается, и сидит сложа руки, хотя надо стучать руками и ногами в дверь, а другой говорит, меня это касается, стучит так, что в Москве слышно, и получает за это кучу неприятностей. Возьмем пример. Иосиф Котляр, который недавно поменял квартиру из Николаева, каждый вечер после работы и каждое утро до работы крутит свой станок и делает гвозди. Где он достал станок и где он достает проволоку, она не хочет вмешиваться, для этого есть свои специалисты, пусть разбираются, но от станка трясется весь дом. Спрашивается, что она должна делать: молчать или, наоборот, стучать изо всех сил? Но если трясется весь дом, то есть разрушается жилой фонд, кто дал моральное право молчать? Никто не давал, и она уже десять, двадцать, сто раз предупреждала Котляра, что на шум, который идет от станка, как от хорошей камнедробилки, ей и ее Грише плевать, но на разрушение жилого фонда они плевать не будут, и никто не заставит. Гриша, правда, говорит, не надо связываться с Котляром, мы еще не знаем, что это за человек, но она ответила своему Грише, пусть лежит с ногами на диване и читает газету, а ей, когда такое безобразие на глазах у всех людей, не лежится. И что? На днях она опять имела разговор с этим гвоздарем, сначала он как будто понял, а в конце вдруг харкнул и послал ее к такой матери! Сегодня наш товарищ Дегтярь так красиво рассказывал про новую Конституцию, что все люди равны, а для Котляра с его гвоздарней наша Конституция не существует, а есть какой-то отдельный закон, который дает ему право садиться людям на голову и посылать женщину к такой матери. До каких пор, люди хотят знать, где граница?!
Все ожидали, что сейчас выступит со своим объяснением сам Котляр, но вместо него поднялся товарищ Дегтярь. Насчет станка и проволоки, сказал он, нам известно, что Иосиф Котляр, бывший красный партизан, с простреленным легким и без одной ноги, то есть инвалид гражданской войны, держит патент от финотдела. Другое дело, что станок, по словам Дины Варгафтик, стучит день и ночь. Выходит, Котляр имеет от него не приработок, а главный заработок, и тут мы хотим получить ответ, откуда берется столько сырья.
Иона Овсеич не сказал, что в данном случае сырье, проволока-катанка, особенно дефицитное, но каждый хорошо знал, какой дефицит на гвозди, и нетрудно было сделать вывод.
