— Когда от слов бывает польза, — улыбнулся Иона Овсеич, — тогда слова уместно вспоминать. А какая была польза от ваших слов?
— Честно говоря, — доктор сплел пальцы, послышался легкий хруст, — пользы сразу не было: отец, которому всю его жизнь внушали со всех сторон предрассудки, не мог в один момент избавиться от них.
— Между прочим, — напомнил Иона Овсеич, — люди избавлялись от этих предрассудков еще при царе Александре II, то есть задолго до революции, и шли на него с подкопами и бомбами, когда царизм был в полной силе. Про листовки и подпольную литературу я уже не говорю.
Насчет листовок и подпольной литературы во дворе все знали, что Иона Овсеич был активным распространителем на заводе Гена, теперь имени Октябрьской революции, с тысяча девятьсот одиннадцатого года. Тогда это было особенно опасно, потому что царский министр Столыпин по всей стране расставлял виселицы, которые народ метко назвал «столыпинскими галстуками».
— Уважаемый Иона Овсеич, — доктор Ланда надел, на конец, свои очки, — ваши слова — золотые слова, и если бы все рассуждали и поступали, как вы, смею думать, у нас была бы уже не первая, низшая, фаза коммунизма. У нас было бы уже что-нибудь повыше.
— Вы имеете в виду полный коммунизм? — схватился Иона Овсеич. — Так я вам прямо скажу, доктор Ланда, вы сильно ошибаетесь, вы очень сильно ошибаетесь. На сегодняшний день построить полный коммунизм в одной отдельно взятой стране, в условиях капиталистического окружения, невозможно. Другое дело, если рядом вспыхнет революция, у нас есть надежды на это, но пока СССР один и никакого другого СССР нет. Так что я вам опять повторяю, Ланда: здесь вы сильно ошибаетесь.
Степа Хомицкий засмеялся: чего можно требовать от человека, если он прослойка! В задних рядах громко прыснули, Иона Овсеич сказал, что не видит причин для смеха, и потребовал немедленно прекратить, а то получается пир во время чумы.
Доктор Ланда, вместо того, чтобы поддержать товарища Дегтяря, поступил как раз наоборот и привел ни к селу ни к городу свой пример: в медицине существует особый термин — гипердиагностика. Это когда врач опасается за исход и ставит диагноз более серьезный, чем нужно.
— Нет, — Иона Овсеич ударил кулаком по столу, — мы не доктора, мы не медицина — мы точно знаем, где у кого болит!
— Дегтярь прав, — подтвердила мадам Малая. — Недаром говорят, когда человек больной по нервному, так он сам не знает и доктор не знает.
— А когда гонорея, — зашелся от смеха Хомицкий, — так больной знает и доктор знает, а жена не знает.
— Степа, — погрозила пальцем Клава Ивановна, — твое счастье, что ты в президиуме.
Степа наклонил голову, видно было, что хочет извиниться, но смех душил его, и люди в зале тоже стали смеяться. Клава Ивановна схватила стакан с водой и поднесла Степе, но сказать нужные слова не успела: смех взял и ее. В конце концов Иона Овсеич тоже не выдержал, а когда люди немного успокоились, сам одобрил разрядку смехом, ибо смех, если он к месту, восстанавливает силы.
Доктор Ланда подтвердил, что смех действительно восстанавливает силы, а по поводу построения высшей фазы в одной отдельно взятой стране чистосердечно признал свою ошибку и целиком согласился с Ионой Овсеичем.
Товарищ Дегтярь обратился к залу: все понятно в этом вопросе или, может, лучше вернуться немножко назад?
Назад возвращаться не пришлось: люди ясно понимали, что в условиях сплошного капиталистического окружения на сегодня построить полный коммунизм нельзя, но можно подойти к нему вплотную. Для этого нужно только, чтобы не было войны, а что касается планов внутреннего строительства в СССР, то здесь имеются все основания уверенно смотреть вперед: первая пятилетка была выполнена досрочно, за четыре года, и январский пленум ЦК в тридцать третьем году подчеркнул, что это есть факт, наиболее выдающийся в современной истории, теперь уже почти кончали вторую пятилетку, хотя в запасе оставался еще целый год, и за этот год можно, если хорошо постараться, наработать, как за полтора. В общем, при таких темпах налицо все реальные условия сделать четыре пятилетки за три и получить чистую экономию в одну пятилетку.
— Отсюда следует, — подвел итог товарищ Дегтярь, — что хотя до высшей фазы сохранится известное расстояние, люди будут чувствовать себя, как при полном коммунизме, поскольку изобилие станет существующим фактом. Однако, повторяю, делать на этом основании вывод о построении высшей фазы, как настаивает доктор Ланда, глубоко ошибочно и преждевременно.
— Ланда, — обратилась мадам Малая, — у тебя есть что-нибудь добавить?
Доктор Ланда сказал, у него нечего добавить.
— А предложение у тебя есть, или ты просто сообщил, что твой папа при царе Горохе перешел из синагоги в кирку, и на этом конец? — удивилась мадам Малая.
Нет, сказал доктор Ланда, у него есть конкретное предложение: пусть в красном уголке повесят список литературы, чтобы каждый, когда ему понадобится, мог переписать.
— Товарищ председатель, — обратился Иона Овсеич, — разрешите справку: такой список уже есть и завтра будет висеть.
— Ланда, — сказала мадам Малая, — садись на место: ты опоздал — такой список уже есть, и завтра он будет висеть.
После доктора Ланды слова попросили одновременно два человека: Ефим Граник и Степан Хомицкий, Граник на полсекунды раньше. Однако мадам Малая прямо заявила ему, что он уже и так наговорил больше, чем надо, и теперь будет только отнимать золотое время у людей. Ефим возмутился, и по предложению товарища Дегтяря вопрос, как диктует демократический централизм, поставили на голосование. Послышались отдельные смешки, однако большинство было за то, чтобы предоставить слово. Ефим уже встал и направился к трибуне, но на полдороге Клава Ивановна задержала его: она объявила результаты голосования недействительными на том основании, что люди проявили несерьезность, во время процедуры смеялись, и надо переголосовать.
Второе голосование дало прямо противоположный результат: большинство, которое только что было за Граника, теперь решительно сказало нет. Граник опять возмутился, заявил, что будет жаловаться куда надо на зажим, а сейчас покидает зал, и пусть кто-нибудь попробует остановить. Угроза эта была лишняя, никто не удерживал его, но у выхода он сам вдруг повернул обратно, стал боком к президиуму и застыл неподвижно, как в карауле. Люди, которые сидели сзади, закричали, пусть сядет, потому что сам он не свечка и папа его не стекольщик, но Ефим полностью выдержал положенное время — минуту. Затем он заявил во всеуслышание, что только личное уважение к Степе Хомицкому заставило его вернуться, и он требует, чтобы занесли в протокол собрания.
— Ладно, — сказала мадам Малая, — напиши особое мнение и не забудь повесить на гвоздик. А сейчас слово имеет товарищ Хомицкий.
Степан сразу предупредил, что выступать не умеет и по тому не будет заходить с далека, а надо сразу брать быка за рога. Тут доктор Ланда говорил, что до революции на Пересыпи не было водопровода. Правильно, на Пересыпи не было, а в центре города, где жили богатые, был. А теперь в центре живем мы, до Дерибасовской пять минут ходу. Так что из этого? Правильно пользуемся водопроводом и канализацией? Неправильно. Сегодня утром, уже было светло, Оля Чеперуха вылила помои с костями прямо в очко, а рядом есть решетка. Решетка для чего? Чтобы задержать кусок, если сильно крупный и вода не размешивает, а она льет прямо в очко.
— Оля Чеперуха, встань, — приказала Клава Ивановна, — он правду говорит или выдумывает?
Оля опустила голову, все смотрели на нее, те, что сидели впереди, обернулись и оставались в таком положении, пока мадам Малая не велела Оле сесть на место.
— Что же получается? — продолжал Степа. — Получается, что мы сами себе на голову делаем. У Чеперухи переделанная квартира, на ихней половине гальюна нет, во дворе надо пользоваться, а она льет в очко. Дальше. Два дня назад у Иосифа Котляра забился канал, а он на третьем этаже живет, так что на одной ноге придется вниз бегать. Прихожу, открываю ревизию, проволоку в трубу — не поверите, бумаг как в конторе. Ну, тут дело простительное: человек только полгода как из Николаева перебрался — там у них во дворе золотарь с бочкой приезжал. Но, с другой стороны, я лично предупреждал по-хорошему еще летом, а он месяц кидает, два кидает и думает, так всю жизнь можно будет кидать без последствий. А оно помаленьку накопляется, накопляется и, раз, вылезло наружу.
