— Следующий танец за мной, — оживился Гелен.

В ритмах танго и вальса, румбы и ча-ча-ча исчезли тревоги и заботы. Черные волосы облаком обволакивали сердца. Ротмистр после мазурки резко вздохнул и протер уголки глаз. Гнат устроился на скамейке рядом с Казанцевым. Минут пять они спокойно говорили о жизни, пока речь не зашла о войне тридцать девятого года. Тут возник спор. В этот момент с королевой бала кружился абверовец, и свободные Викинг и ротмистр подошли к парочке.

— О чем шумим? — поинтересовался командир.

— Да хлопец говорит, что мы их захватили, а ведь освободили их, — разъяснил причину несогласия капитан-танкист. Ротмистр посмотрел на освободителя, прикидывая, пощечину ему влепить или пулю в лоб. Викинг взгляд перехватил и понял правильно.

— Так, все успокоились. Дуэлей не будет, ясно? Что было, то прошло. Наплевать и забыть. Хватит делить людей по признакам. Их давно жизнь развела по разные стороны. В этом дворе — наши, а за забором — чужие. Нам и Гитлер, и Сталин — все едино. Что с попом, что с кулаком — одна беседа, в брюхо толстое штыком мироеда.

От ворот раздался короткий свисток. Часовой вызывал старшего по караулу. Вместе с ним пошли и спорщики с миротворцем. На телеге лежали уже привычные свертки. Числом шесть. Отметили на карте место, где погибла дорожная бригада, пятеро пленных и охранник.

— Будет третья точка нападения, поймем, как стая идет. По кольцу или по прямой дороге, куда глаза глядят, — сказал сталкер. — Тогда зайдем перед ними и сделаем засаду.

— Что это? Кто их так? — спросил Казанцев.

— Людоеды. Много их сейчас по земле бегает. В Ленинграде их ловят, стреляют, в Закхаузене в бараках душат, на Колыме топорами рубят, а эта стая — наша добыча. Возьмем их, тогда можно и о себе подумать. Об отдыхе. В Италию поедем, на море. Еще час и отбой. Завтра в шесть подъем, поедем место нападения осматривать, — закончил давать разъяснения Викинг.

Незаметно для остальных его придержал за рукав пан Сташевский.

— Понятно, почему нам нравиться пани Къяретта. Но почему мы ей нравимся? От нас опасностью несет за версту. У девушек чутье безупречное. Их документами, даже самыми настоящими ни в чем не убедить. Здесь есть нечто, мне непонятное, — высказал поляк свои сомнения.

Подобные мысли уже приходили в сталкерскую голову, но были оттуда изгнаны за ненадобностью. Что, собственно, нашла итальянская аристократка в простом славянском парне? Не урод, но ведь и не красавец писаный. И со всем остальным также. Если у человека есть вопросы, надо их задавать. Викинг поднялся на второй этаж, и осторожно постучал в дверь девичьей светелки.

— Входи, гость ночной, — раздался нежный голос.

Сталкер шагнул за порог и замер, как громом пораженный. Девушка сидела на расправленной кровати и расчесывала непокорные волосы. Рядом на тумбочке лежал пистолет. Викинг положил свой туда же, и сел в ногах. В мозгах не осталось ничего, кроме запаха жасмина.

— Я слушаю вас, мой принц, — сказала южная красавица.

— Не гожусь я в принцы, — открестился вольный бродяга Зоны. — Еще две недели назад меня так прижало, что даже согласился груз для Паука таскать. Ладно хоть, не получилось. А через десять дней сижу в одной комнате с мечтой, и верю, что все у нас получиться. Почему ты осталась с нами? — осмелился задать он прямой вопрос.

— Не с вами, с тобой, принц. Ты мой с самого детства. Ты скромен, но привычку повелевать и знакомство с вождями народов не спрячешь, как и внешность. Посмотри на медальон. Его сделал великий Челлини, по более древнему образцу, дошедшему к нам из глубины веков.

На старом золоте была запечатлена пара. Къяретту он узнал сразу, несмотря на тонкую корону на голове. Рядом с ней сидел парень с решительным взглядом, похожий на Викинга, как две капли воды, за исключением рваного шрама на левой щеке.

— Мой принц просто копия прадеда. На Сицилии у людей хорошая память, и все склонятся перед потомком древней династии.

Вот это повезло, подумал Викинг, еще бы шрам, и в короли, пусть падают ниц.

— Команда завтра с утра выезжает на место нападения, следы поищем, может, поймем, сколько их в стае. Выходи за меня замуж, на войне все надо делать быстро, а то можно не успеть, — с надеждой в голосе сказал сталкер.

— Желание принца — закон для его подданных, — прозвенел колокольчик в ответ.

— То есть, да? — уточнил Викинг.

— Ты мог бы сказать это еще утром, когда первый раз меня увидел, — обиженно надула губки красавица. — Конечно, нет. Девушка не должна сразу соглашаться. Так меня учили монахини-наставницы. Поэтому нет, нет и еще раз нет. Категорически. Спрашивай снова.

— Къяра, выходи за меня замуж, — твердо сказал Викинг.

— Таким тоном приказы отдают или выволочку нерадивым слугам делают, ну да ладно, какой спрос с северного варвара. Я согласна. Иди сюда, поцелуемся.

Киев

День выдался явно беспокойный. Полный потрясений. Очередное Овсов испытал, подойдя к закрепленной за ним машине. Рядом с ней лежали два создания, безусловно опознанные им, как чернобыльские псы, адские порождения Зоны. Сбившись с шага, контрразведчик остановился. Пистолет в кобуре, но это даже не смешно. Пес побольше насмешливо сверкнул желтым глазом и прорычал:

— Мы с тобой, р-р-р.

Легко запрыгнув на заднее сиденье, парочка с комфортом расположилась там, оставив офицеру место рядом с водителем. Никакого понятия о субординации у этих зверей. Вообще он тут самая главная собака. Сзади издевательски зафыркали. Ехали быстро, поэтому недолго. Два микроавтобуса с гвардейцами остались стоять в центре тюремного двора. Вылезать из кондиционированной прохлады на горячую брусчатку без команды никто не стал. Овсов хорошо знал Киевский централ и гарнизонную гауптвахту. Не дожидаясь сопровождающих, он вальяжно зашагал к корпусу «Д». Знал, что смотрят на него сотни глаз, и шел со значением. Это вам не по подиуму пройтись в модных тряпках. Тут надо так по земле идти, чтоб битые волки, стрелянные и резаные, по твоим шагам чувствовали страшного, матерого тигра и поджали хвосты.

Сзади раздался шелест лап по камням, и серая стрела ударила в бронестекло окна корпусной вахты. На кусочки оно не разлетелось, не для того делали, выстрел из автомата в упор должно держать. Просто вместе с пластиковым блоком ввалилось внутрь, и первый этаж корпуса перестал быть неприступной крепостью. С трудом запрыгнув в проем, Овсов обнял мотающего головой большого пса и погладил его. Слова тут были не нужны.

Быстро разобравшись с пультом управления замками и громкой связью, сказал на весь корпус:

— Все двери открыты. Во дворе взвод гвардейцев. Не злите их, и вы останетесь живы. Расходитесь по камерам. Кому есть что сказать, приходите в прогулочный дворик. Охрана беспрепятственно выходит из корпуса в административное здание. Все. Мы идем разговоры разговаривать, а потом с вас удивляться.

По камерам никто не разошелся, не для того бунт поднимали. Все столпились в прогулочном дворике. Охрана в корпусе тоже была с гордостью, к начальнику прятаться не побежала, тоже пришла. Так и стояли двадцать человек в мундирах, половина с разбитыми при прорыве лицами и все со сбитыми в кровь костяшками на руках, против трех сотен в робах.

Когда в дверях появился Овсов, толпа заключенных зашевелилась. Сейчас, дам заводиле себя показать, а потом выдерну его и начну лупить, страшно, чтоб куски мяса летели по сторонам, и каждый в толпе примерял эти удары на себя. Однако не по его сценарию все пошло. Тихие псы встали у него за спиной и оскалили зубы. Клыки, что ножи и злость в глазах. В небо ударил торжествующий вой. Тишина навалилась на весь централ. Замерли даже конвойные на вышках.

— Все по камерам. Пишите заявления и требования. Рассмотрим в обязательном порядке. Каждый получит ответ. Пропустите их, — попросил контрразведчик Акеллу и Герду. Те послушно легли у его ног. А мог бы получиться неплохой бой, подумал вожак и был укушен за ухо чуткой подругой.