Юрий Жуков обратил внимание еще на один странный факт - в 1951 году внезапно прекратилось издание собрания сочинений Сталина. Более того, о нем перестали упоминать. Жуков объясняет это так:

«Вряд ли причиной прекращения работы над изданием послужили сложности составления очередного, четырнадцатого тома… Причину такого экстраординарного события можно объяснить иным - стремлением узкого руководства выразить тем самым свое новое равнодушное отношение к тому, кто внешне еще почитался как живой бог. Но такое могло произойти лишь в одном случае - только тогда, когда Сталина отрешили бы от власти».

Ну, если все трое новых правителей были совсем уж идиотами - тогда да, конечно, они стали бы демонстрировать равнодушие таким вот странным способом. Но думаю, прекратить издание собрания сочинений Сталина мог только один человек - сам Сталин. Почему? Да по очень простой причине: не было времени. Он действительно старел, работоспособность падала. И вождь жертвовал теми делами, которые считал менее ценными - совнаркомовской «текучкой», редактированием своих сочинений, во имя… Во имя чего, кстати? Чем занимался Сталин в эти странные два года?

Ну, во-первых, он продолжал кое-какую прежнюю работу. Откроем книгу «Двести встреч со Сталиным». Там приводятся воспоминания авиаконструктора Яковлева, относящиеся к июню 1951 года.

Цитата 11.1. «В 1951 году в серийном производстве и на вооружении Военно-воздушных сил находился истребитель МиГ-15 - основной реактивный стреловидный истребитель нашей армии… Мы тогда разработали несколько вариантов новых стреловидных истребителей, но все наши предложения встречали возражения Сталина…»

Суть проблемы в том, что проекты Сталину представляло министерство. Устав общаться с вождем через посредника, Яковлев обращается с письмом к нему.

«Спустя три-четыре дня после отправки письма меня вызвал министр авиационной промышленности М. В. Хруничев…

- Только что звонил Сталин. Он получил и прочитал твое письмо. Сказал, что твое предложение очень интересное. Он удивлен тем, что ты предлагаешь истребитель с такой дальностью и продолжительностью полета… и обещал твое предложение поддержать…

И действительно, Сталин через два дня вызвал Хруничева, Артема Микояна и меня. В кабинете у Сталина были Булганин, Берия, Маленков. Сталин взял со стола мое письмо и прочитал его вслух…»

Дальше Яковлев рассказывает о ходе разговора. Сталин интересовался параметрами и конструктивными особенностями самолета, обсуждал вопрос об оснащении его радиолокатором. В принципе, обо всем договорились.

«30 июля в том же составе мы опять собрались у Сталина для рассмотрения и утверждения проекта постановления о постройке двигателя АМ-5 конструкции Микулина, двухместного реактивного барражирующего всепогодного и ночного перехватчика Як-25, модификации этого же самолета в качестве разведчика Як-25р, а также истребителя, послужившего основой известного истребителя МиГ-19…»

Что же мы видим? Сталин, «с пониженной работоспособностью», внимательно изучает все предложения Яковлева (надо полагать, идеи других конструкторов столь же внимательно изучались). Пока их представляет министерство, они отвергаются, но после того, как конструктор обращается лично к нему, Сталин (больной? В маразме? Отрешенный от власти?) читает письмо сразу по поступлении и решает вопрос в течение нескольких дней. Но все это мелочи по сравнению с тем, что началось потом…

«Проект постановления был послан Сталину заблаговременно. Он уже был с ним знаком и, почти не высказав никаких замечаний, заявил, что у него возражений нет.

В этот момент Берия раскрыл свою папку и вытащил оттуда какой-то документ.

- Товарищ Сталин, - сказал он, - а вот тут есть еще предложение конструктора Лавочкина.

- Какое предложение? - раздраженно спросил Сталин. - Мне ничего не известно о предложении Лавочкина».

Берия кратко рассказывает о предлагаемом самолете. И что вы думаете, как реагирует вождь? «Сталин вспылил:

- Почему не доложили? - спросил он Хруничева.

Хруничев вначале растерялся, но потом ответил, что самолет Ла-200 уже однажды был забракован, как явно неудачный и поэтому никакой базой для нового самолета он служить не может…

Сталин ничего не хотел слушать, он только повторял, все больше накаляясь:

- Почему не доложили ? Почему не доложили ? Наконец, Михаилу Васильевичу удалось разъяснить, что

предложение Лавочкина рассматривалось в министерстве и оно не получило одобрения. Впоследствии Лавочкину удалось добиться разрешения на проведение этой работы, но машина у него так и не получилась… А Сталин, не унимаясь, продолжал допрашивать Хруничева:

- Почему не доложили ?

Как будто тот умышленно скрыл предложение Лавочкина. В конце концов Сталин понял, в чем дело, и сказал:

- Принятое решение оставим без изменения, а предложение Лавочкина можно рассмотреть отдельно».

Ну, и как вам история?

Тут надо кое-что пояснить. Научная среда - гадюшник еще тот, там есть свои любимчики и свои изгои, причем многие вопросы решаются совершенно ненаучными методами. Зная обо всем этом, Сталин знакомился со всеми проектами в области авиации. Не получив поддержки в министерстве, Лавочкин, по-видимому, обратился к Берии. Берия не был специалистом в вопросах авиации, но свое дело сделал - предложение конструктора до Сталина довел. Так разворачивалась эта интрига. Но что здесь важно - как видим, вождь по-прежнему плотнейшим образом курирует производство военной техники.

Серго Берия вспоминает, что на протяжении 1952 года он видел Сталина на совещаниях раз пятнадцать. При этом Серго был всего лишь полковником и доктором наук, в общем-то, рядовым конструктором и мог встречаться со Сталиным только по своему узкому вопросу. И тем не менее - «раз пятнадцать». При этом он не отметил в вожде никаких признаков ослабления умственной деятельности - разве что раздражительность. Что, впрочем, понятно - во-первых, возраст, а во-вторых, от тридцати лет работы с такими кадрами и устрица озвереет.

Встреча вторая. Вспоминает генерал Чуйков. Лето 1952 года.

Цитата 11.2. «Я отдыхал в Сочи. После обеда раздался телефонный звонок…

- Говорит Поскребышев. Соединяю вас с товарищем Сталиным.

От неожиданности я растерялся. Вскоре услышал негромкий и спокойный голос со знакомым каждому грузинским акцентом…

- Вы могли бы приехать ко мне? - спросил Сталин.

- Как прикажете, товарищ Сталин. Я готов приехать в любую минуту.

- Сейчас за вами придет машина…

…Мы прошли в большую комнату, в бильярдную. Сталин начал меня расспрашивать о положении в Германской Демократической республике. В ту пору я был Главнокомандующим Группой советских войск и председателем Советской контрольной комиссии в Германии.

Ужин был собран на открытой веранде. Непринужденная обстановка за столом располагала к откровенности. Я спокойно отвечал на все вопросы, которые возникали у Сталина. Он вспомнил о Сталинградской битве и вдруг спросил:

- Скажите, товарищ Чуйков, как вы думаете, можно ли было нам в декабре сорок второго года пропустить в Сталинград группу Манштейна и там ее захлопнуть вместе с Паулюсом ?»

И дальше весь вечер Сталин и Чуйков обсуждали военные вопросы, расставшись только в первом часу ночи.

В то время полным ходом шло осмысление уроков и итогов прошедшей войны. Известно, что планировалось, например, подготовить серьезное многотомное издание по Курской битве, фундаментальные работы по другим основным битвам Великой Отечественной. Трудно даже предположить, что хотя бы один серьезный военно-исторический труд мог обойтись без внимания Верховного Главнокомандующего.

Да и вопросы внешней политики Сталин, естественно, тоже не передоверял «тройке», от его имени подписывавшей совнаркомовские документы.