Юра Дронский обитал в стеклянном кабинете с огромной приемной и внушительного вида секретаршей, и я вспомнил, что Юра всегда питал слабость к крупным женщинам.
Однако он вел такую жизнь, которой не позавидуешь. Вставал в шесть утра, чтобы еще до работы прочитать все газеты, посмотреть программу “Время”, поговорить со всеми нужными людьми. К этому времени на Марсе всегда что-нибудь происходило, поэтому уже к девяти часам утра в телефоне Юры Дронского садилась батарейка. Он хватал следующий аппарат. Секретарша следила, чтобы все пять трубок ежедневно были заряжены под завязку. Мало того, в “сетуне” у него был отдельный набор телефонов. Юра Дронский так и не привык к аэромобилям, даже к самым шикарным. Его укачивало. Зато на свой супердорогой “сетун” – машину с плазменным генератором – он поставил гудок от земного локомотива, чтобы носиться, как угорелому – когда Юра сигналил, то было слышно в радиусе двенадцати километров. Его многократно штрафовали – он предпочитал платить и пользоваться своим фирменным сигналом, от которого шарахались, как от бешенной коровы.
Обычно он входил в офис, разговаривая с секретаршей по телефону до самого последнего момента, пока не возникал в приемной, как дух из бутылки, потом говорил всем: “Привет!” и удалялся в свои апартаменты, не отрывая телефона от уха. Он так привык к ним, что, наверное, сидел с ними в туалете, разговаривая, просматривая сообщения и голых девиц.
Понятно, что из-за суеты, севших батареек и из-за того, что участвовал в управлении самой крупной газеты на Марсе, Юра Дронский жил в вечном стрессе. А это, учитывая спад рекламной активности и снижение тиражей, не давало ему спокойно спать, и он мучился бессонницей. В общем, Юра Дронский работал на износ.
Правда, и времена наступали тяжелые. А ведь цивилизации на Марсе было не больше пятидесяти лет, и мы были в начале пути. На то, чтобы уничтожить Марс, спутнику-Фобосу понадобилось мгновение, землянам же придется ковыряться ни одно столетие.
Я постучал в стекло, и он махнул мне рукой.
В строгом определении редактора, я бы сказал, что он был великим – безропотно тянуть такой воз! Должно быть, Пека Дементьев ценил его не меньше, но загонял, как любимого коня, на которого привык делать ставки.
Юра Дронский сидел спиной к окнам во всю стену, за которыми расстилалась Столица мира: бесчисленные крыши, Сенатская площадь, Кремль, петли Невы-Москвы-реки, залив и небоскребы, теряющиеся в дымке испарений. Особенно выделялся район Рублевки – рубиновая игла Сити-центра пронзала небо, а торговый центр издали походил на панцирь гигантской черепахи. За ними на горизонте высились желтые Доломитовые горы – единственное, что отличало равнинные города России от Столицы Марса, и которые с севера ограничивали низину или пустыню Гусева, а с запада спадали в блестевший под холодным марсианский солнцем Финский залив. До гряды было не меньше ста двадцати километров, и в вершине одной из них застряло крохотное облако. Где-то там находилась система “Глоба” из пяти телескопов-сторожей, которые прикрывали Столицу с запада, автоматически следя за космосом.
Мы с Россом зашли, и я сел с краю, предварительно захлестнув поводок за дверную ручку. Я совсем недавно купил Россу этот толстый кожаный поводок, на котором при случае можно было с успехом повеситься. Свой компьютер, который оттягивал карман и который без очков “пи-технологии” представлял теперь всего лишь кусок пластмассы, я положил рядом на свободный стул. Да и “Феня” молчал – значит, то ли не было новых сообщений, то ли не работала связь.
Все ответственные редакторы, а также ведущие журналисты были в сборе. Юра кого-то распекал. При этом он беспрестанно совал ручку в рот и жевал ее. От этого его речь не становилась разборчивей.
– Газета не делает событий, – вещал Юра Дронский в пятьсот двадцать пятый раз. – Она их комментирует, иногда интерпретирует в силу своих пристрастий. Наша стратегия заключается в том, чтобы использовать яркие первые страницы, которые видны за километр. Информация должна быть ясной, кратко изложенной и броской! Что у нас по ударным темам?
Ему отвечали. Он помечал на бумаге. Я готов был биться об заклад, что тема черных ангелов в его списке не значилась. И честно говоря, удивился, потому что ожидал совершенно другого. Еще мне не понравилось, что Юра явно избегал моего взгляда. Он делал вид, что увлечен разговором.
– Хорошо, Петров, – говорил Юра Дронский, отгрызая у ручки колпачок, – “В правительстве рассматриваются закон о криминальном правосудии”. Венгловский: “Борьба Гучини за власть”, тоже, очевидно, следует вынести на первую полосу. Маша Ржевская: “В некоторых областях на Западе предпринята попытка истребления местной фауны, в частности – летающую форму шитиков”. В одном районе шитиков уничтожают, в другом, наоборот, разводят на фермах для меха. Надо занять четкую позицию по данному вопросу. Думаю, как раз по второму варианту. Сакулин: “Успех группы “Семья куропаток””. Это в раздел культуры… У нас серьезная газета…
– Но они взяли Гран-при… – робко напомнил Сакулин.
– А что там произошло убийство, или что?! Кто сейчас этим интересуется, кроме группки дебильных юнцов?
После таких заявлений я покривился. Неужели Юра Дронский не чувствует момента? Грядут такие события! Впрочем, вопрос чисто риторический. Что-то на Юру Дронского не похоже. Хотя бы для приличия упомянул о каменах. Тема, правда, не столь свежа, но зато проглатывалась всегда и неизменно, словно для читателей не было ничего интересней, чем смаковать кровь и насилие. На мой непросвещенный взгляд, “Москву-хроникал” было так же неинтересно читать, как и разгадывать шарады. Я никогда не читаю на ночь глядя “Москву-хроникал”. Как, впрочем, и в другое время суток.
– Материал о Маркедонове тоже неплохой, – неискренне продолжал Юра. – Думаю, мы должны поставить на первую страницу Гучини, шитиков и кровавое воскресенье.
Я открыл было рот, чтобы сообщить, что все это неактуально, что Гучини – это не новоявленный Христос, а всего лишь воинствующий ортодокс, что шитиков полным-полно в Доломитовых горах, к тому же разноцветных – под цвет разнотравья пустыни, что парламент благополучно переживет кровавое воскресенье и до следующего понедельника выберет для нас нового бритого шилом премьера, что небо на Марсе давным-давно не розовое, а голубое, что сегодня вторник, а не злополучный понедельник и тем более не черная пятница, когда все прощается, но вдруг меня осенило: Юра Дронский не тот человек, который будет ставить на плохую лошадку, значит, у него есть повод вести себя тихо и скромно. Дело в том, что к нему стекалась информация из самых невероятных источников. Всякий, кто хотел иметь в друзьях Дронского, спешил принести в клювике. На этом зиждился не только столичный мир. Здесь была замешана большая политика и высшие сферы, которые мне и не снились.
Еще полчаса ушло на обсуждение иллюстрация для северного, южного, западного и восточного столичных таблойдой, а также для десятка таблойдов, которые распространялись в пригородах и в русскоязычных районах Берлина, Праги, Нью-Йорка, Парижа и еще в сотне других близлежащих городов. Огромный стол Юры Дронского завалили фотографиями.
– Я бы перенесла материал о шитиках на третью страницу, – робко предложила Маша Ржевская, пишущая на темы о природе. В редакции ее звали “природником”.
Юра задумчиво пожевал остатки ручки.
– В одной из школ Марьинки произошла драка. Погиб мальчик, – постным голосом сообщил Спартесный, который вел криминальные темы.
– Сколько мальчику лет? – спросил Юра, переводя на него взгляд.
– Будет известно часа через два.
– Тогда тема каникул и смерти мальчика плохо ложатся на вторую страницу. Надо их развести.
– Сделаем, шеф.
– Не забудьте, нужна редакционная заметка о вреде порталов, но не в лоб, а только слухи и намеки, с перспективой дальнейшей раскрутки. Незачем раньше времени ссориться с корпорациями, но и правительство явно хвалить нельзя. Все-таки мы независимая газета. Хорошо бы мнение какого-нибудь известного ученого.
