Элиас пожал плечами:

— Закрыт наглухо, но, насколько мы можем судить, жизнеобеспечение работает.

— Это можно проверить. Под правой ключицей там заметны очертания диагностического порта. В форме длинного овала. Если присмотритесь, увидите бугорки на каждом конце. Возьмите молоток и стукните по первому изо всей силы, потом по второму, и так десять раз. Порт откроется… — Он остановился, увидев странное выражение на лицах Джона и Элиаса. — Что такое?

— Вы хотите, чтобы мы били ее молотком? — спросил ошеломленный Элиас.

Марши чуть не улыбнулся.

— Я знаю, что это дико звучит, но вы забыли, что по экзоту можно целый день молотить кувалдой, и хозяину от этого не будет ни малейшего вреда. Обычно этот порт открывают дипольным электрическим зондом, но и молоток сгодится. Биометалл является пьезоэлектриком, и удар переработается в электрический импульс. Десять импульсов с каждой стороны — это чтобы уменьшить шанс случайного открывания.

— Раз вы так говорите, док.

Элиас все равно не выражал большого энтузиазма насчет бить свою пациентку молотком.

— Когда он откроется, вы к порту подключиться не сможете — нужен специальный разъем и переходник, но там есть ряд световых сигналов состояния. Если четыре самых левых все зеленые, значит, системы экзота, занимающиеся жизнеобеспечением и медициной, действуют нормально.

К счастью, эти системы построены с тройной избыточностью и практически неразрушимы. Он только не сказал Джону с Элиасом, что ни черта они не смогут сделать, если там что-нибудь не так. Разве что…

— Вы ее держите на глюкозе?

Элиас кивнул:

— Домодельное варево, которое вы научили Марди делать. Иглу пришлось вводить в кисть руки. И легочный вентилятор, который вы нам оставили, мы держим рядом с кроватью. Кроме этого, мы вряд ли что еще можем сделать.

— Вы с Марди сделали все как надо, хорошая работа. Вижу, что она в хороших руках. — Марши изо всех сил пытался говорить довольным голосом. Может быть, это даже получилось. — Только следите за ней внимательно, пока я не прибуду. И дайте мне знать в случае любых изменений.

— Спасибо, док, — ответил Элиас, более уверенный в себе теперь, чем в момент своего появления. Он усмехнулся и поскреб подбородок. — Пойду поищу молоток. Ой, что Марди скажет, когда услышит!

— Скажите мне правду, — попросил Джон, когда Элиас ушел со связи. — Она может поправиться?

Марши покачал головой:

— Не знаю. Не могу сказать, пока ее не увижу.

— А вы ее сможете вылечить?

— Если кто-нибудь вообще может. Все шансы за то, что у нее серьезные внутренние травмы, и из-за этого экзота Марди с Элиасом ни черта с ними сделать не могут. Она еще может выбраться из этой истории целой, если состояние ее не станет быстро ухудшаться.

То, что он сказал потом, надо было сказать, и только полное изнеможение дало ему произнести это спокойно:

— Больше всего это зависит от того, продержится ли она до моего прилета. Следует признать возможность, что это будет не так.

Как ни странно, лицо Джона разошлось в улыбке, будто он услышал что-то обнадеживающие, а не предусмотренный худший исход.

— Тогда все будет нормально, — выдохнул он безмятежно.

Марши уставился на него:

— Почему вы так говорите?

— Потому что как бы она ни была сильно ранена, до вас она продержится.

— Этого нельзя сказать наверняка.

Джон глянул ему прямо в глаза:

— Можно. И вы это сами знаете.

Вскоре Марши пошел спать. То ли сказались несколько бессонных ночей, то ли Джон заразил его своей уверенностью, но он тут же погрузился в сон без сновидений и проспал десять часов подряд. Спал бы и дольше, но его разбудил сигнал начала ежедневного периода бодрствования Кулака. Он застонал, не вставая, пытаясь сделать вид, что не слышал.

Не помогло. Наконец он сдался и сел, свесив ноги с кровати. Долг зовет.

— Стар я становлюсь для этой фигни, — буркнул он, когда колени щелкнули, разгибаясь.

Натянув халат, он прошлепал в камбуз за порцией крепкого кофе. После первого обжигающего глотка он направился в клинику с чашкой в руке, зевая и потягиваясь на ходу.

Кулак уже был в сознании. Одного взгляда Марши хватило, чтобы понять: старый монстр сильно сдал за последние полсуток. Кожа его посерела и обескровилась, губы посинели, хотя медкойка насыщала кислородом его легкие и кровь.

Но первые его слова не имели к его состоянию никакого отношения. Он жадно всмотрелся в чашку Марши, ноздри его дернулись.

— Чудесно… пахнет… кофе, — просипел он голосом чуть громче шуршания бумаги.

Марши поглядел на чашку, сконфуженный тем, что ведет себя не так, как надо у постели больного.

— Извините, мне не следовало ее сюда приносить.

Пищеварительная система у Кулака давно уже, к чертям, отказала. Любая жидкость, кроме дистиллированной воды — или чуть приправленной алкоголем смеси, которую он выдал однажды за скотч, не говоря уже о твердой пище, вызвала бы кучу осложнений.

— Можно мне… немножко?

Марши секунду подумал, потом пошел и взял стерильную губку из ящика. Капнув на нее несколько капель кофе, он приложил губку к сморщенным губам Кулака. Себе он сказал, что вряд ли хоть капля кофе дойдет до желудка, а даже если и дойдет, пациент умрет гораздо раньше, чем наступят осложнения.

Кулак жадно всосал драгоценные капли с губки, потом голова его свалилась на сторону.

— Спасибо, — шепнул он.

Марши поглядел на него с удивлением.

— Впервые слышу от вас это слово.

Влажный хрипящий смешок.

— Вряд ли… я доживу… до того… чтобы вы… услышали его… еще раз. Хотя наверное… я должен… вас благодарить… за вмешательство… в мое… похищение. Вы могли… дать им… унести меня.

Такие чувства вызвали у Марши неловкость. Был один шанс на тысячу, что они неподдельны. Вообще-то старик был сентиментален не более чем гаррота вокруг шеи.

— Не думайте, что у меня не было такого искушения, — ответил Марши сухо. — Но я боялся, что первым, что из вас вытянут, будет местонахождение всего награбленного вами на Ананке. Я считал, что после всех моих хлопот с вами за эти дни у меня право первой попытки.

Кулак слабо кивнул. Противоболевое поле кровати уже было выведено на максимум. Стиснутые челюсти и кулаки сказали Марши, что старик все же испытывает существенную боль. И все же на губах мелькнула тень улыбки насмешливого интереса.

— Полагаю… вы правы. Время это… было интересное… но…

Тут его скрутил припадок кашля, и его затрясло. Марши наклонился ему помочь, но Кулак махнул рукой — не надо.

Он выпрямился и ждал, пока пройдут спазмы, уже зная, что значило это «но»: но это интересное время кончается. Даже неукротимая воля Кулака вряд ли еще долго удержит жизнь в этом теле. Шансы дожить до прилета на Ананке были у него нулевые.

Наконец Кулак смог заговорить снова.

— Скажите… как все… произошло. Чему вы… научились. Что вы… планируете… дальше.

Марши глядел на умирающего, обдумывая, сказать ли. Причин не говорить не было. Попытки Кулака его использовать провалились. Как-то ему удалось избежать почти всех капканов, поставленных на него стариком, и выбраться на другую сторону.

Странно, но он его уже не очень боялся. Даже испытывал что-то вроде жалости к зря растраченным талантам. Столько полезной энергии, направленной так неправильно. Вроде как огромная созидательная энергия термоядерных реакций использовалась в прошлом столетии только для бомб.

— Ладно, — сказал он и рассказал о своем посещением станции Боза и о битве на Ананке. Рассказывать, что он сделал с Вальдемаром, было нелегко, но о том, что было на Ананке, — еще труднее. Про себя он решил, что, если Кулак скажет о ней хоть одно лишнее слово, он тут же включит поле сна, и это будут последние слова Кулака.

Когда рассказ кончился, Марши не был уверен, что Кулак еще в сознании. Глаза его были закрыты, лицо абсолютно спокойно. Но через секунду он сделал трудный глоток и открыл глаза.