– И какой же был результат этих дуэлей?
– В первый раз он раздробил мне руку; во второй раз он проткнул мне легкое; а в третий нанес мне вот эту рану.
Англичанин отвернул ворот сорочки, доходивший ему до ушей, и показал рубец, воспаленный вид которого указывал на его недавнее происхождение.
– Так что я на него очень зол, – повторил англичанин, – и он умрет не иначе, как он моей руки.
– Но до этого, по-видимому, еще далеко, – сказал представитель префектуры.
– О, – промычал англичанин, – я каждый день езжу в тир, а через день ко мне приходит Гризье.
Это было все, что требовалось узнать посетителю, вернее, все, что, по-видимому, знал англичанин. Поэтому агент встал, откланялся лорду Уилмору, ответившему с типично английской холодной вежливостью, и удалился.
Со своей стороны, лорд Уилмор, услышав, как за ним захлопнулась наружная дверь, прошел к себе в спальню, в мгновение ока избавился от своих белокурых волос, рыжих бакенбардов, вставной челюсти и рубца и снова обрел черные волосы, матовый цвет лица и жемчужные зубы графа Монте-Кристо.
Правда, и в дом господина де Вильфора вернулся не представитель префекта полиции, а сам господин де Вильфор.
Обе эти встречи несколько успокоили королевского прокурора, потому что хоть он и не узнал ничего особенно утешительного, но зато не узнал и ничего особенно тревожного.
Благодаря этому он впервые после отейльского обеда более или менее спокойно провел ночь.
XIII. Летний бал
Стояли самые жаркие июльские дни, когда в обычном течении времени настала в свой черед та суббота, на которую был назначен бал у Морсера.
Было десять часов вечера; могучие деревья графского сада отчетливо вырисовывались на фоне неба, по которому, открывая усыпанную звездами синеву, скользили последние тучи – остатки недавней грозы.
Из зал нижнего этажа доносились звуки музыки и возгласы пар, кружившихся в вихре вальса, а сквозь решетчатые ставни вырывались яркие снопы света.
В саду хлопотал десяток слуг, которым хозяйка дома, успокоенная тем, что погода все более прояснялась, только что отдала приказание накрыть там к ужину.
До сих пор было неясно, подать ли ужин в столовой или под большим тентом на лужайке. Чудное синее небо, все усеянное звездами, разрешило вопрос в пользу лужайки.
В аллеях сада, по итальянскому обычаю, зажигали разноцветные фонарики, а накрытый к ужину стол убирали цветами и свечами, как принято в странах, где хоть сколько-нибудь понимают роскошь стола, – вид роскоши, который в законченной форме встречается реже всех остальных.
В ту минуту, как графиня де Морсер, отдав последние распоряжения, снова вернулась в гостиную, комнаты стали наполняться гостями. Их привлекло не столько высокое положение графа, сколько очаровательное гостеприимство графини; все заранее были уверены, что благодаря прекрасному вкусу Мерседес на этом бале будет немало такого, о чем можно потом рассказать и чему при случае можно даже подражать.
Госпожа Данглар, которую глубоко встревожили описанные нами ранее события, не знала, ехать ли ей к г-же де Морсер; но утром ее карета встретилась с каретой Вильфора. Вильфор сделал знак, экипажи подъехали друг к другу, и, наклонившись к окну, королевский прокурор спросил:
– Ведь вы будете у госпожи де Морсер?
– Нет, – отвечала г-жа Данглар, – я себя очень плохо чувствую.
– Напрасно, – возразил Вильфор, бросая на нее многозначительный взгляд, – было бы очень важно, чтобы вас там видели.
– Вы думаете? – спросила баронесса.
– Я в этом убежден.
– В таком случае я буду.
И кареты разъехались в разные стороны. Итак, г-жа Данглар явилась на бал, блистая не только своей природной красотой, но и роскошью наряда; она вошла в ту самую минуту, как Мерседес входила в противоположную дверь.
Графиня послала Альбера навстречу г-же Данглар. Он подошел к баронессе, сделал ей по поводу ее туалета несколько вполне заслуженных комплиментов и предложил ей руку, чтобы провести ее туда, куда она пожелает.
При этом Альбер искал кого-то глазами.
– Вы ищете мою дочь? – с улыбкой спросила баронесса.
– Откровенно говоря – да, – сказал Альбер, – неужели вы были так жестоки, что не привезли ее с собой?
– Успокойтесь, она встретила мадемуазель де Вильфор и пошла с ней; видите, вот они идут следом за нами, обе в белых платьях, одна с букетом камелий, а другая с букетом незабудок; но скажите мне…
– Вы тоже кого-нибудь ищете? – спросил, улыбаясь, Альбер.
– Разве вы не ждете графа Монте-Кристо?
– Семнадцать! – ответил Альбер.
– Что это значит?
– Это значит, – сказал, смеясь, виконт, – что вы семнадцатая задаете мне этот вопрос. Везет же графу!.. Его можно поздравить…
– А вы всем отвечаете так же, как мне?
– Ах, простите, я ведь вам так и не ответил. Не беспокойтесь, сударыня; модный человек у нас будет, он удостаивает нас этой чести.
– Были вы вчера в Опере?
– Нет.
– А он там был.
– Вот как? И этот эксцентричный человек снова выкинул что-нибудь оригинальное?
– Разве он может без этого? Эльслер танцевала в «Хромом бесе»; албанская княжна была в полном восторге. После качучи граф продел букет в великолепное кольцо и бросил его очаровательной танцовщице, и она в знак благодарности появилась с его кольцом в третьем акте. А его албанская княжна тоже приедет?
– Нет, нам придется отказаться от удовольствия ее видеть; ее положение в доме графа недостаточно ясно.
– Послушайте, оставьте меня здесь и пойдите поздороваться с госпожой де Вильфор, – сказала баронесса, – я вижу, что она умирает от желания поговорить с вами.
Альбер поклонился г-же Данглар и направился к г-же де Вильфор, которая уже издали приготовилась заговорить с ним.
– Держу пари, – прервал ее Альбер, – я знаю, что вы мне скажете.
– Да неужели?
– Если я отгадаю, вы сознаетесь?
– Да.
– Честное слово?
– Честное слово.
– Вы собираетесь меня спросить, здесь ли граф Монте-Кристо или приедет ли он.
– Вовсе нет. Сейчас меня интересует не он. Я хотела спросить, нет ли у вас известий от Франца?
– Да, вчера я получил от него письмо.
– И что он вам пишет?
– Что он выезжает одновременно с письмом.
– Отлично. Ну, а теперь о графе.
– Граф приедет, не беспокойтесь.
– Вы знаете, что его зовут не только Монте-Кристо?
– Нет, я этого не знал.
– Монте-Кристо – это название острова, а у него есть, кроме того, фамилия.
– Я никогда ее не слышал.
– Значит, я лучше осведомлена, чем вы: его зовут Дзакконе.
– Возможно.
– Он мальтиец.
– Тоже возможно.
– Сын судовладельца.
– Знаете, вам надо рассказать все это вслух, вы имели бы огромный успех.
– Он служил в Индии, разрабатывает серебряные рудники в Фессалии и приехал в Париж, чтобы открыть в Отейле заведение минеральных вод.
– Ну и новости, честное слово! – сказал Морсер. – Вы мне разрешите их повторить?
– Да, но понемножку, не все сразу, и не говорите, что они исходят от меня.
– Почему?
– Потому что это почти подслушанный секрет.
– Чей?
– Полиции.
– Значит, об этом говорилось…
– Вчера вечером у префекта. Вы ведь понимаете, Париж взволновался при виде этой необычайной роскоши, и полиция навела справки.
– Само собой! Не хватает только, чтобы графа арестовали за бродяжничество, ввиду того что он слишком богат.
– По правде говоря, это вполне могло бы случиться, если бы сведения не оказались такими благоприятными.
– Бедный граф! А он знает о грозившей ему опасности?
– Не думаю.
– В таком случае следует предупредить его. Я не премину это сделать, как только он приедет.
В эту минуту к ним подошел красивый молодой брюнет с живыми глазами и почтительно поклонился г-же де Вильфор.
Альбер протянул ему руку.
– Сударыня, – сказал Альбер, – имею честь представить вам Максимилиана Морреля, капитана спаги, одного из наших славных, а главное, храбрых офицеров.