— Перед моими окнами летало! — упорствовала бабушка.

Подойдя к ней, Яночка обняла её за плечи и произнесла ласково и в то же время веско;

— Бабуля, послушай меня! Ты ничего не видела, тут ничего такого не летало! Понимаешь? Никто из нас не видел, видела только она. Значит, только у неё появляются какие-то галлюцинации, только она истеричка! Зачем тебе галлюцинации, правда ведь? Ни к чему они.

Замолчав, все с изумлением уставились на девочку, которая с самым невинным видом говорила такие, потрясающие слова.

— Что ты сказала? — вырвалось у папы.

— Как ты сказала? — неуверенно переспросила бабушка. — Галлюцинации?

— А что же ещё? — подтвердила Яночка. — Дедушка тоже ничего не видел. И никто из нас.

— Охотно отрекаюсь! — поспешил согласиться покладистый дедушка. — Я ничего такого не видел. Остальные потрясение молчали, переваривая Яночкину концепцию. Рафал смотрел на девочку с нескрываемым уважением. Бабушка начала сомневаться и проявлять первые признаки капитуляции.

— Ну не знаю… Значит, у неё галлюцинации? Что касается меня — не знаю, что и сказать… Ночью, со сна человеку и в самом деле Бог знает что может почудиться. Может, я действительно ни чего не видела?

Пани Кристина вдруг вспомнила о своих материнских обязанностях. Наверняка многое, о чем говорилось здесь сегодня ночью, не предназначалось для детских ушей. Как же она сразу об этом не подумала?

— Дети, немедленно в постель! — приказала она, — Видите, бабушка уже успокоилась, так что все в порядке. Сейчас я приду посмотреть, легли ли вы.

Тётя Моника гладила мать по голове и приговаривала:

— Ну конечно же, ты ничего не видела! Ты просто услышала, как соседка заорала, и сама испугалась. Любой бы испугался.

А пани Кристина внимательно поглядела вслед уходящим детям. Странно — послушно отправились спать, слова не сказали. Не похоже на них…

— Отлично все получилось, — радовалась Яночка, залезая в кровать. — Жаль только, что бабуля испугалась. Привидение наше, оказывается, ещё и огонь изрыгало! До такого мы с тобой не додумались.

— А на неё и в самом деле огнём могло повеять, жаром, ты как думаешь? — спросил Павлик И подумав, сам себе ответил, потому что сестра не знала, что ответить:

— Очень даже свободно Может, от того, что распахнулось окно, на свечу подуло ветром и огонь вспыхнул сильнее? Ведь щель же осталась.

— Да, — согласилась Яночка, — вряд ли грымза сама выдумала, что изрыгает. Сама виновата, никто ей не велел раскрывать окно, могла и сквозь стекло полюбоваться на наш призрак.

— Могла, конечно, — зевая, согласился брат. — А она сразу открывать…

Яночка забралась под одеяло, подоткнула его как следует со всех сторон и совсем приготовилась заснуть, как вдруг вспомнила о важном деле.

— Эй, спишь? — окликнула она брата.

— Нет ещё, — ответил тот, взбил подушку горой и опять опустил на неё голову. — А что?

— Не забыть бы с самого утра незаметно за брать тыкву из застенка, а то вдруг грымза её там обнаружит, и все раскроется. Представляешь? Мы с тобой столько сегодня ночью наработались, и все пойдёт псу под хвост!

— А куда девать тыкву?

— Лучше всего отнести обратно на чердак.

— Ну уж нет, для этого придётся вставать чуть свет, а я жутко хочу спать.

— Ладно, тогда в нашу комнату. Спрячем пока в шкаф, там посмотрим, — проговорила, засыпая, Яночка.

Через несколько минут в дверь супругов Хабровичей постучала тётя Моника.

— Вы ещё не спите? — спросила она, входя в комнату и закрывая за собой дверь. — Можно вам помешать?

— Конечно, — ответила пани Кристина. — Мы ещё не легли. А в чем дело?

— Да вот, — как-то нерешительно начала тётя Моника, — хотела с вами посоветоваться. Знаете, мне кажется… Есть у меня подозрение…

— Не мямли, — прервал её брат. — Выкладывай, какое подозрение.

— Может, и глупое, — вздохнув, ответила тётя Моника, — да вот никак не могу от него отделаться. Вот и решила с вами посоветоваться.

— Это ты уже говорила, — потерял терпение пан Роман. — Говори — в чем дело. Тётя Моника решилась.

— Да вы и сами подумайте. Помните, как уверенно мама нам заявила, что соседке очень скоро надоест жить в нашем доме и она из него выедет? А когда мы спросили, почему она так думает, ответила: уж она знает, что говорит. Ну и вскоре затем привидение изрыгает на соседку огонь и пламя.

— Ты на что намекаешь? — в изумлении вскричала пани Кристина. — Что мама сама организовала привидение с огнём?

— Да, что-то в этом роде. Не то чтобы я была в этом уверена Ни сто процентов, но вот подозрение такое появилось. Ну, сами подумайте…

— Ты спятила, моя милая! — кипятилась пани Кристина. — Глупости!

Её муж отнёсся к подозрению сестры не столь критически.

— Знаешь, в этом что-то есть, — задумчиво произнёс пан Роман. — Не так уж это глупо. Я бы сказал — совсем не глупо. Мама и в самом деле так уверенно тогда сказала…

— Вот и я говорю! — подхватила тётя Моника.

Пани Кристина пожала плечами.

— Тогда почему же она так кричала? — Чтобы её не стали подозревать. Сделала вид, что испугалась.

— И так легко согласилась с Яночкой, заметили? — оживился пан Роман. — Сразу отказалась от утверждения, что видела собственными глазами за окном привидение.

— Ну а все эти ночные шумы, до этого? — не сдавалась пани Кристина. — В этом ты тоже подозреваешь маму? Считаешь, что это она воет по ночам?

— Почему бы и нет? Так усиленно нагнетает панику — дом рушится, что невольно закрадывается мысль-все это рассчитано на эффект. Разве не так? Дом-то стоит крепко.

— Пожалуй, ты права, — ответил, подумав, пан Хабрович. — Как-то все сходится. Наша мама на все способна! Вспомни, сколько раз ей приходили в голову совершенно невероятные идеи.

— Из них последняя — на редкость удачная, — заметила вскользь пани Кристина. Поначалу ей по казалось просто абсурдным подозревать свою строгую свекровь в таких мальчишеских выходках. Просто невозможно представить, что, желая вы жить из дома неприятную соседку, она является той под видом привидения и изрыгает огонь на вредную бабу. А перед этим периодически страшно воет по ночам и чем-то гремит. Однако постепенно такие подозрения стали казаться пани Кристине не столь уж абсурдными. Может, под влиянием мужа и его сестры?

Тётя Моника поднялась со стула и заметила уходя:

— Но мы ни в коем случае не должны говорить о каких-либо подозрениях. Мы ничего не знаем и ни о чем не догадываемся.

— Ясное дело, — подтвердил её брат. — Если мама обидится и прекратит свою деятельность, для всех нас будет хуже. Пусть продолжает, пожелаем ей успеха. В этом мы все заинтересованы.

— Значит, никому ни словечка, а маме всяческих благ? — подвела итоги совещания тётя Моника.

— Ни словечка и всяческих благ! — в один голос произнесли супруги Хабровичи.

Меж тем в бабушкиной квартире страсти не утихали. Бабушка никак не могла успокоиться, вспоминая все новые подробности необычного явления и делясь впечатлениями с дедушкой. Впрочем, это был сплошной монолог, но все равно, слушатель при этом просто необходим, а дедушка несколько раз пристраивался заснуть, даже уже всхрапывал, но очередной взрыв эмоций супруги вырывал его из сна. Наконец дедушка не выдержал:

— Дорогая, дай же мне поспать! Ведь у меня с раннего утра очень сложные экспертизы, для этого необходима свежая голова, а после такой ночи вряд ли что буду соображать. Словечко «экспертизы» заставило бабушку оставить в покое привидение и перескочить на другую тему, не менее волнующую.

— Хорошо, что ты мне напомнил! — воскликнула она столь же темпераментно. — А я никак не могу вспомнить — что такое важное мне надо тебе сказать! Слушай! Нет, слушай сейчас, потом я опять забуду. Есть у меня такое подозрение… Бедный дедушка только приладился заснуть, да не тут-то было.

— Что у тебя есть? — удивился он.

— Подозрение…

— Какое подозрение?

— Касающееся твоей афёры. Той самой, филателистической.