Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Хольт рос в семье единственным, балованным ребенком. Развитый не по летам, он от мальчишеских проказ легко переходил к угрюмой замкнутости. Рано проснувшиеся зовы пола рождали в нем мечтательность и беспредметное томление. Его все больше манили девушки и, не находя в них увлекательной тайны, он сам окружал их ореолом загадки, набрасывая на явления обыденности некую «мифологическую» дымку. Ведь именно так поступали его любимые авторы, затемнявшие в своих писаниях всякое живое представление о жизни и любви, – тот же Ганс Йост, утверждавший, что назначение женщины – быть «жрицей крови»… Читал Хольт и об извечном «евангелии женщины», о загадочном мифе пола, читал и думал… От жизни ждал он ответа на все эти вопросы. Его сжигало нетерпение, он грезил о подвигах и приключениях.

Родители его давно разошлись, Хольт жил с матерью, состоятельной женщиной из семьи крупных промышленников; мальчик все больше ее чуждался, хоть она всячески его баловала, стараясь привязать к себе. Уже в годы войны он внезапно убежал из дому; его разыскали в Гамбурге, вернули, а спустя примерно год она сдалась на его просьбы и отпустила сюда, в этот тихий городок, который кто-то описал ей идиллическим уголком, целительным эдемом, тем более что расположен он вдали от промышленных центров, над которыми все гуще стягивались грозовые тучи бомбежек.

Здесь царило спокойствие. Кругом высились лесистые горы, за ними открывались живописные дали с лишь изредка вкрапленными деревушками. Хольт отдыхал тут душой. Он вырос в Леверкузене и Бамберге. Привязанность к отцу и матери, уже с детских лет подточенная воздействием юнгфолька и гитлерюгенда, теперь окончательно угасла, и он жил мечтами о дружбе и любви. Друга он нашел, как ему казалось…

Впрочем, Вольцова он не посвящал в свои тайные мечтания о романтических героях, об Элизабет, Ундине и первом поцелуе в пещере среди скал.

Вольцов регулярно свистел у него под окном, у Вольцова были иные заботы:

– Тебе надо как можно скорее развить в себе боевые качества!

Хольт вышел из больницы в первых числах июля. Он высчитывал в уме: десять дней отпускных, а уже с восемнадцатого начнутся летние каникулы – остается всего ничего. Упорно говорили, что их вот-вот отправят в зенитную часть. А что, если я уже отмучился, думал он, и на всей этой школьной волынке можно будет поставить крест!

Свой отпуск он провел на реке, а иногда бродил по окрестностям города. Однажды, захватив бутерброды и вырезав крепкую палку, он отправился в горы. Вскоре и последние деревни остались позади, и он углубился в чащу лиственного леса. После полудня уже в нескольких часах пути от города он взобрался на вершину высокой горы. Перед ним в речной излучине, уходя к северо-западу, тянулось горнов плато, сплошь изрезанное оврагами и скалистыми ущельями, по которым ручьи низвергались в реку. Тут и там над плато возвышались на несколько сот метров сопки позднейшего вулканического происхождения. За темно-зеленым ковром лиственных и смешанных лесов поблескивала на солнце лента реки, а дальше волнистые холмы сливались с равниной. Ни деревень, ни дорог, ни человеческого жилья! Как хорошо, думал Хольт. Без компаса мне бы отсюда не выбраться. Здесь можно было бы жить, как Карл Моор со своей шайкой!

Вершина, на которую он поднялся, была словно обрублена исполинским топором. Спускаясь вниз, он у ее подошвы и набрел на пещеру. К югу в глубокое ущелье уходила каменоломня. К северу проточные воды обнажили горную породу. Хольт видел перед собой долину с лесистыми склонами, усеянную обломками скал, делавшими ее непроходимой. У каменоломни, под сенью горы какая-то зверушка нырнула в заросли, быть может лисица; когда же Хольт, выслеживая ее, раздвинул кусты, он увидел расселину в скале, скрытую за кустом ежевики. Наломав сухих веток, Хольт между обвалившимися глыбами протиснулся в ущелье. Должно быть, старая штольня, подумал он, заброшенная с незапамятных времен. Пройдя несколько шагов, он уже мог выпрямиться во весь рост; дальше ход расширялся. По стенам, журча, стекала вода. Он зажег захваченный хворост – дым потянуло куда-то вглубь. И вот он уже в просторной сухой пещере метра три высотой. Сквозь широкую щель в скале, напоминавшую шахту, сверху падал яркий дневной свет.

Хольта охватила радость первооткрывателя. Все свидетельствовало о том, что здесь давно никто не бывал. Дно пещеры было каменистое, стены из рыхлой породы. Уходившая вверх шахта, очевидно, вела наружу, к каменоломне.

Когда Хольт наконец вышел из пещеры, день клонился к вечеру, и он решил здесь заночевать. Кругом алела земляника, он отлично поужинал. Судя по всему, тут водилась и дичь. Перед входом в пещеру, на самом уступе росла высокая густая трава. Из подушек мха и прошлогодних листьев он приготовил себе удобное ложе. А потом снова взобрался на вершину. Спустилась ночь, глубоко внизу фосфорическим блеском отсвечивала река.

Вернувшись к входу в пещеру, Хольт разжег небольшой костер и, сунув в него сухое корневище, растянулся на своем ложе. Вокруг носились летучие мыши. Над самой его головой сверкали Плеяды. Глядя в пламя костра, Хольт размечтался о полной приключений жизни здесь, в горах, вдали от школы и от Мааса. Он грезил о певце и принцессе и об укромной пещере среди скал, где под разряды громов и молний первый поцелуй навек соединит влюбленных. Утром, с зарей он выступил в обратный путь.

Хольт еще до полудня вернулся к себе в пансион и при виде завтрака, поданного ему сестрами Денгельман, сразу насторожился. Яйца, бутерброды с ветчиной и булочка с маком – а ведь они вечно плачутся, что не знают, чем меня кормить. Уж не промышляют ли они на черном рынке? Верно, им что-то от меня нужно! Так оно и оказалось. После долгих предисловий все наконец выяснилось. Сестры попросили Хольта пустить к себе в комнату десятилетнего мальчика – только с сентября, все равно ведь ему идти в армию… Отец мальчика, господин Венцель, держит гостиницу за городом, у него куры и свиньи…

– Десятилетнего сопляка? – взъелся Хольт на Евлалию, в ответ на что Вероника неодобрительно покачала годовой, и железки в ее волосах воинственно забряцали. – Неужели нельзя подождать, пока меня не заберут?

У господина Венцеля каждый год колют трех свиней, пояснила Вероника. Уходя, Хольт в сердцах хлопнул дверью. В сущности ему все это глубоко безразлично. До первого сентября его наверняка призовут. Он решил пойти на реку. Погода стояла по-прежнему жаркая.

Он побрел через рыночную площадь и, проходя мимо кафе, остановился в нерешительности. Сразиться бы на бильярде! Бильярд считался в городе высшим шиком. Но что за интерес играть с самим собой! Он пошел дальше и на другой стороне площади заметил огненно-красную юбку.

Мари Крюгер! Сердце у него забилось. Если не спеша пройти через аркады ратуши, соображал он, мы как раз сойдемся на Тальгассе…

Хольт уже почти поравнялся с ней, и оба они одновременно свернули в переулок, который вел вниз, к реке.

– Здравствуйте! – сказал Хольт. Она удивленно кивнула и не без колебаний пожала его протянутую руку. – Ну как? – пролепетал он. И снова: – Ну как?.. Вы тоже купаться? – И про себя: господи, что я такое плету?

Он не замечал, что его смущение ее забавляет. Он видел только ее улыбку, и от этой улыбки весь его страх как рукой сняло. Он пошел с ней рядом.

– А вы, видно, решили прогулять занятия?

– Я болел скарлатиной, у меня отпуск для поправки.

Жаль, товарищи не видят его с этой девушкой. Говорили, что родители ее умерли и она живет одна, снимает комнату. Ей было семнадцать лет. Стройная, красивая, настоящая цыганка, она одевалась с вызывающей небрежностью. На узком смуглом лице горели большие черные глаза с чуть косым разрезом. От правой бровки на загорелый лоб отходил полукруглый шрам. Ее кудрявые каштановые волосы вечно казались растрепанными, она перевязывала их яркими лентами. Да и вообще ей нравились кричащие тона: огненно-красные юбки, ослепительно желтые блузки, зеленые косынки. Гимназистки презирали ее, школьники украдкой на нее заглядывались. Мари не была допущена в местное общество – общество мелких бюргеров особенно ревниво оберегает свои границы. В городе не было ни заводов, ни фабрик. Гимназисты не водились с учениками средней школы, а те сторонились учеников-ремесленников и служанок. Совместное пребывание в рядах гитлерюгенда и союза девушек ничего не меняло в этой замкнутой олигархии. Нужна была немалая самоуверенность и даже мужество, чтобы среди бела дня шагать по улице рядом с Мари Крюгер. Хольт и сам находил ее чуточку вульгарной, ведь и он был воспитан в духе кастовой ограниченности, но от этой девушки исходило манящее очарование, и он махнул рукой на предрассудки.

5
{"b":"119866","o":1}