Литмир - Электронная Библиотека

– Вот всё и закончилось, – грустно сказала Беда, посмотрев на луну, висевшую в небе.

– Что – всё?

– Отпуск. Нужно ехать домой и писать новую книгу.

Я вздохнул и запульнул плоский камешек в воду. Мне очень хотелось спросить, будет ли в этой книге место для меня, но не спросил. Ведь всё-таки, мы жили отдельно…

– Пойдём, – взяла меня за руку Элка. – Пойдём в дом.

Я пошёл за ней, как собака на поводке.

Может, сделать предложение своей жене попробовать пожить вместе?! Ну, и чёрт с ней, с её любовью раздавать интервью и автографы, с её преклонением перед брендами, с её гонором, амбициями и бешеными гонорарами… Чёрт с ней, с её известностью, как у папы римского! В конце концов, за это время я успел вспомнить её прежнюю – бесшабашную, дерзкую и весёлую.

– Элка, – остановился я, – а давай… – Слова застряли в горле как горячие камни.

– Что? – спросила Беда.

– Да, ничего, – махнул я рукой, и мы пошли в дом.

На кухне нас ждал горячий пирог.

Мария суетилась вокруг стола, расставляя приборы. Кажется, её совсем не волновало, куда делся Никас.

– Жрите, гости дорогие, – сделала она гостеприимный жест, указывая на стол, где дымился румяный пирог.

– С чем? – потёр руки Сом, усаживаясь за стол.

– С сёмгой и рисом.

– А йад?! – спросил Вася.

– Я туда плюнула, – пояснила Мария.

– Врёт! – вмешался в разговор Прохор. – У тёти Маши слюны нет.

– Проша! Живой?! – всплеснула руками Мария, только сейчас заметив мальчишку. – А я тут думаю, на сколько кусков пирог резать?

– А вы его не режьте, тёть Маш, я целиком сожру.

Все дружно захохотали, а Ирма Андреевна распорядилась:

– Ребёнку молока, супа горячего и куриную грудку! – Она беспрестанно щупала Прохора, оглаживала и целовала в макушку. – Тебя кормили, сынок? Поили?

– И клизмы ставили, и сказки на ночь рассказывали, – хмыкнул ребёнок, залезая на стул. – Мам, ну что ты как дурочка? Раз я живой до сих пор, конечно, меня кормили и поили. Другое дело – чем. Говном всяким.

– Прохор! – выпучила глаза Ирма Андреевна. – Как ты разговариваешь?

– Как все нормальные люди, мама.

Ирма подавилась куском пирога и так закашлялась, что из глаз у неё брызнули слёзы.

– Я его этому не учил, – поспешил оправдаться я, но Громова замахала руками, давая понять, что не подозревает меня в знании слова «говно».

Мария поставила перед Прохором тарелку с супом и цыплёнка с овощами. Прохор накинулся на еду, поочерёдно хлебая суп, хватая руками овощи и кусая пирог. Он так и сидел – в одних трусах, тощий, с грязными руками и чумазым лицом. Никто не подумал его умыть и одеть. Я вспомнил, каким увидел его впервые и громко заржал.

Все уплетали пирог, а я ржал, не в силах остановиться. Наверное, это была истерика, и Мария, поняв это, треснула меня по голове поварёшкой. Элка молча пожала Марии руку, а я подумал, что жить вместе с Бедой – преждевременное решение.

– Сюсечка, – со слезами на глазах погладила Ирма по голове Прохора. – Мусюсюсечка… Маленький мой, милый, родной….

– Мамуль, я понимаю, что у тебя стресс, но если ты ещё раз назовёшь меня мусюсюсечкой…

– То что? – умильно пропела Ирма Андреевна. – Что, мой родной?

– Я сяду в поезд и уеду в дальние страны.

– Глеб Сергеевич, скажите ему! – подскочила Ирма.

– Цыц, – приказал я Прохору.

– Вот поймают тебя злые туристы и на органы разберут, – погрозила пальцем Мария.

– Я туристов сам на органы разберу, – буркнул Прохор с набитым ртом. – Тушёнку из органов сделаю и на рынке продам.

– Глеб Сергеевич, скажите ему… – простонала Ирма.

– Прохор! – заорал я.

– Что?

– Цыц!

– Это вы мамке «цыц» скажите, заколебала она меня!

– Глеб Сергеевич! – взвизгнула Ирма. – Скажите ему!

– Как ты с матерью разговариваешь?! – вскочил я.

– Как вы меня учили, так и разговариваю.

– Я тебя этому не учил, – опешил я.

– А кто говорил, что взрослые – те же дети, только гораздо дурнее? Да если б не я, мамка без своих драгоценностей бы осталась! Я цацки у Линды с….дил и в «Волге» под сиденье спрятал.

– Что ты сделал? – шёпотом переспросила Ирма.

– С….дил.

Ирма молча протянула мне руку. Я понял её с полувзгляда, вытащил из штанов ремень и вложил его в дрожащую от гнева ладонь.

– С….дил, с….дил! – заорал Прохор, бросившись наутёк. – А чего, какая-то тупая мочалка будет наши брюлики на себе таскать?!

– Стой! – бросилась за ним Ирма. – Стой, мерзавец! Ну, Глеб Сергеич… Ну, Макаренко, блин…

Топот ног затих в недрах дома.

– М-мда, – протянула Беда. – Боюсь, Глеб Сергеевич, зарплаты тебе не видать.

– А что, по-моему, нормальная семейная обстановка, – сказал Арно, уплетая кусок пирога.

– Хороший пацан, – одобрил Сазон. – Зря вы не дали мне ему пистолет подарить.

– А ты его мне подари! – встрепенулась Мария. – У меня работа опасная!

– Держи! – дед вложил ей в руку «Макаров». – Знаешь, как пользоваться?

– Разберусь, – Мария сунула пистолет в карман фартука и куда-то умчалась.

За окном занимался рассвет. Я встал и поплёлся в свой домик, загадав, что если Элка окликнет меня, я наплюю на свою гордость и вернусь вместе с ней в Сибирск.

Но она не окликнула…

Она меня не окликнула, и я понятия не имел, как жить дальше.

Утром я проснулся в своей кровати, и всё было бы ничего, но рядом со мной храпел Сом. Подоткнув под пухлую щёку кулак, он вздрагивал и пускал пузыри.

– Эй! – потряс я его за плечо. – Ты что тут делаешь?

– Сплю, – не открывая глаз, пробормотал Аркадий. – Как цуцик.

– Почему со мной? – возмутился я.

– Не знаю. Вчера, когда ты ушёл, мы пили, потом закусывали, потом опять пили, опять закусывали…. Ваське нужна была мощная анестезия.

– Ясно. – Я поднялся. – А где Беда?

– Не зна-а-аю, – простонал Сом. – Где-то была, чем-то шуршала…

– Надеюсь, не Васей? А то придётся ему второе ухо подрихтовать.

– О-ой! У тебя рассол есть?

– Ты знаешь, забыл я как-то огурчики осенью засолить. Зато у меня есть боксёрские перчатки! Хочешь, реанимирую тебя одним ударом по печени? – Я сорвал с Сома тонкую простыню и обнаружил, что он спит в одних трусах, но в носках и ботинках.

– Не трогай мою печень, у неё и так перегрузки… – Сом с трудом поднялся и, не открывая глаз, поплёлся в душ. – Гадость ты, Бизя, гадость, – бормотал он на ходу, – огурцы не солишь, боксом злоупотребляешь, Элку даже к мёртвым мухам ревнуешь…

Я спустился вниз.

На кухне Элка варила кофе, колдуя над закипавшей туркой. Беда светилась свежестью и румянцем, словно не было бессонной ночи и безумно тяжёлого дня. Я подошёл сзади и принюхался, пытаясь уловить запах ночных возлияний, но уловил только лёгкий аромат цитруса, кофе и сигарет.

Хмыкнув, я сел за стол.

– Почему ты не спрашиваешь, где я спала? – не оборачиваясь, спросила Элка.

– Ты свободная женщина, спи, где хочешь.

– Ура, – уныло воскликнула Беда. – Я свободная женщина!

– Тебя это не радует?

– В данных обстоятельствах – нет.

– И какие это обстоятельства?

– Я беременна, Бизя.

– Что? – не понял я.

– Я беременна. Это случается, когда занимаешься сексом в машине под проливным дождём.

– Вот ни фига себе… Ты что, не предохранялась, что ли?

– А за каким, извините, мне предохраняться, если мы живём отдельно?! – проорала Беда мне в лицо.

– И… что? Что теперь делать? – прошептал я.

– Выхода, как правило, два – или аборт, или рожать.

Я вскочил, сел, вскочил, сел, снова вскочил, но передумал и сел…

– Какой к чёрту рожать, – деревянным языком еле выговорил я и заорал: – То есть, какой к чёрту аборт!

– Что-то я перестала тебя понимать, – нахмурилась Элка.

– Мы родим что-нибудь… Вернее, кого-нибудь…

– Ужас, – покачала она головой, – ты отупел до неузнаваемости.

60
{"b":"119820","o":1}