– Что она со мной сделает? – осторожно уточнил из-под земли Аркадий.
– Намажет маслом, – пояснил я.
– Каким?
– Каким? – повернулся я к Элке.
– Любым! – подмигнула она моей тупости. – Оливковым, виноградным, льняным, подсолнечным, на худой конец, машинным. Ты какое предпочитаешь, Сомыч?
– А что, это мысль, – пробормотал внизу Сом. – Масло придаст моему телу скользкость… Тащите! Быстрее тащите масло! У меня в холодильнике есть пятилитровая канистра отличного оливкового масла холодного отжима!
– Опять Элка меня умыла, – пожаловался я, склонившись в колодец. – Ну что стоило мне самому додуматься облить тебя маслом?!
Элка фыркнула и убежала в дом.
Она вернулась через минуту, держа в руках большую канистру, на которой были нарисованы ветки оливы.
– Господи, как я устала быть и мозговым центром, и рабочей лошадью, и волшебником, и просто красивой женщиной! – картинно вздохнула Беда.
– Давай сюда масло, мозговой центр! – Я забрал у неё канистру, вытащил пробку и одним махом вылил всё масло в колодец.
– Блин, – простонал Сом. – Никогда не попадал в более глупую ситуацию. Выберусь наверх, убью вице-мэра и сам займу его место!
Пока он бубнил на глубине нескольких метров, я снова привязал верёвку к машине, на этот раз, закрепив её на фаркопе.
Элка села за руль, причесалась, подкрасила губы и только после этого плавно – удивительно плавно для такой резкой особы – тронулась с места.
Верёвка натянулась, рискуя лопнуть, фаркоп затрещал, машина с натугой поползла вперёд, испытывая несвойственную для себя нагрузку. Над колодцем показалась масляная голова Сома, потом его плечи, торс, руки, прижатые к телу и, наконец, ноги.
– Йес! – заорал Сом, плюхаясь на землю, как спелый персик. – Неужели мы сделали это?! – Я сделала! – крикнула Элка, выходя из машины. – Без меня бы вы до сих пор звёзды считали и в раскрытый рот чипсы кидали.
Я распутал Сома от пут, которыми он упаковал себя, но встать Аркадий не смог.
– Затёк, – пояснил он, лёжа на травке. – Весь на фиг затёк.
– Его растереть надо! – пощупала Беда его мокрые джинсы. – Водкой!
– Гарсон, водки! – приказал я.
– Ещё раз назовёшь меня гарсоном, утрамбую в колодец и залью хлоркой, – прошипела Беда и снова умчалась в дом.
Вернулась она, рузумеется, с водкой.
Мы раздели Аркадия до трусов и начали растирать, старательно обходя рану на ноге, которую он получил в доме Чусова. Это было нелёгкое дело – растереть двести десять кэгэ живого веса так, чтобы в них восстановилось кровоснабжение. В завершение всего, Аркадий вдруг запел по-французски. Вот уж не думал, что повара настолько хорошо владеют французским, что имеют наглость петь на нём, когда их растирают водкой.
– Он опьянел, – догадалась Беда. – Алкоголь впитался через поры и проник в мозг.
– Я опьянел от свободы! – заорал Сом.
– Аркаша, что они с тобой делают? – высунувшись в окно, закричала вдруг Софья Владимировна. – Что это?! Что?! Почему ты в трусах? – Под впечатлением от увиденного, Софья Владимировна едва не вывалилась из окна. Она свесилась вниз и рисковала навернуться со второго этажа со всеми вытекающими из этого последствиями. – Аркаша, кто эти бессовестные люди?! Тебя насилуют?!
– Мама, уйди, – простонал Аркадий. – Мне хорошо!
– Ну, если хорошо… – Пожав плечами, Софья Владимировна исчезла.
– Ну, ты и сволочь! – Вытерев пот со лба, я шлёпнул Сома по ляжке. – Теперь твоя мама будет считать меня извращенцем.
– Моя мама будет считать так, как я скажу. – Сом осторожно пошевелил ногами и руками. – Ура! Я воскрес! Я готов к принятию пищи!
– И я готов, – признался я.
– Парни, вы про меня забыли! – возмутилась Элка. – Что, если меня пригласить в дом, познакомить с мамой и накормить яблочным джемом?
– Что скажешь, Сом? – вздохнув, спросил я.
– А почему бы и нет! – Сом легко вскочил на ноги и помчался к дому, подпрыгивая, как молодой сайгак. – Мама! Мама! Мамочка! Мне хорошо!
– Алкоголь через поры проник в мозг, – объяснила его неадекватное поведение Элка.
Увидев Беду, Софья Владимировна воскликнула:
– Ой! Как вы похожи на мою любимую писательницу!
– Мама, это она и есть! – громогласно сообщил Сом, блестя масляными боками, масляным лбом и масляными волосами.
– Нет, ну просто копия… – Софья Владимировна снизу вверх заглянула Элке в лицо. – Ко-пи-я!
– Да я это, я! – вздохнула Беда, по-хозяйски проходя на кухню и располагаясь за круглым обеденным столом. – Я Элла Тягнибеда – любимица всем мам, бабушек и прабабушек.
– Ой!! – Софья Владимировна попятилась и села мимо маленького диванчика. Ноги её взлетели высоко вверх, но глаза неотрывно и восторженно смотрели на Элку. – Ой-ей-ей!
– Мама! – Сом помог Софье Владимировне подняться. – Смотри, что ли, куда садишься…
– Ой! – Софья Владимировна зарделась румянцем и убежала наверх.
– Прикольная у тебя мама, – сказала Беда, закинув ноги на стол. – Она кроме «ой» что-нибудь говорить умеет?
– Раньше умела. Просто у нас на Лохматой горке не так часто как хотелось бы появляются знаменитости. – Сом внимательно оглядел свои руки с остатками масла. – Нет, не буду пока смывать, – пробормотал он, – вдруг ещё где-нибудь застряну?
Я включил чайник и достал из холодильника трёхлитровую банку с яблочным джемом. Поставив её в центр стола, я разложил вокруг банки три столовых ложки. Сервировочка получилась так себе, но было не до этикета – я хотел успеть рассказать «детективше» и Сому о трагических событиях, которые произошли в доме у Громовых.
Аркадий разлил по чашкам крепко заваренный чёрный чай. Руки у него немного дрожали, но в целом он выглядел молодцом. Элка поморщилась при виде чёрного, а не зелёного чая, но столовую ложку взяла с видимым удовольствием. Зачерпнув джем, она намазала его на кусок хлеба и с несвойственным ей голодным рвением, запихнула кусок целиком себе в рот.
Я хотел пошутить на предмет её незвёздных манер, но не успел.
– Ой! – На кухню ввалилась Софья Владимировна с пирамидой Элкиных детективов. Пирамида покачивалась и грозила упасть прямо на банку с джемом, поэтому я спешно её придержал вместе с мамой.
– Ой? – поинтересовалась Беда у мамы. – Ой-ей?!
– Все ваши книги! – обрела дар речи Софья Владимировна. – Все!!!
– Нужно подписать? – кисло спросила Беда, привычно хлопая себя по карманам в поисках ручки.
– Нет, ну зачем такой каторжный труд! Просто… просто это все ваши книги! – Софья Владимировна свалила книги в угол и отошла на шаг, чтобы со стороны полюбоваться горой детективных романов.
Заметно повеселев, Элка сунула ручку за ухо и опять налегла на джем.
– Мама, ты ведёшь себя как девчонка, – покачал головой Сом.
– Ну не как мальчишка же мне себя вести! – всплеснула руками мама. – Подумаешь, книги принесла! Просто хочу показать, что страна знает своих героев! – Она тоже взяла столовую ложку, зачерпнула джем и сунула его в рот.
– Это ты – страна? – удивился Аркадий.
– Я! Я страна, и я – народ! Кстати, о народе, Аркаша. Зачем двое ребят в наручниках весь день гладили мне через марлю ковры? Разве их гладят? Ковры, я имею в виду?!
– Вся Европа гладит через марлю ковры, – вмешалась с набитым ртом Элка.
– Что вы говорите! – всплеснула руками Софья Владимировна. – Вся Европа в наручниках гладит ковры через марлю?!
– Это спорт такой, – пояснила Беда. – Для особо одарённых спортсменов.
– Боже, боже… Эти милые мальчики – спортсмены? Если бы не вы это сказали, Элла, я бы ни за что не поверила! Они похожи на политических, но сейчас, ведь уже не садят за инакомыслие, правда?
– За инакомыслие всегда садят, мама. Иди в свою комнату, нам нужно поговорить.
Софья Владимировна пошла к двери, но вдруг остановилась и принюхалась.
– Ты выпил, Аркаша? Водки?!
– Я выпил масла, мама, а водкой растёрся! Иди уже!
– В моё время всё было наоборот – пили водку, а растирались маслом, – пробормотала мама, покидая кухню. Её каблуки застучали по лестнице, подтверждая, что Софья Владимировна пошла на второй этаж.
