— Мы над этим подумаем, — пообещала Баська. — Что тут у меня? Две пятёрки… Ладно, не будем требовать многого.

При пятом дополнительном броске она сменила пятёрки на шестёрки и заработала покер на десятом. Я знала, что у меня нет шансов, однако порядочный азартный игрок никогда не сдаётся.

К собственному удивлению, я добилась успеха последней оградой.

— Кто-то в конце концов должен провалиться, — вздохнул Тадеуш. — Видимо, это буду я.

Он ошибся в своём предвидении: потратил на покер всего пять дополнительных бросков из своих восемнадцати. Шестёрки шли как бешеные. С огромным интересом мы ожидали окончательного подсчёта очков.

В середине арифметических действий я вдруг увидела какие-то странные полоски дыма, тянущиеся из передней, и почувствовала странный запах. Вроде бы знакомый, и все-таки чужой.

Прежде чем я успела высказаться по этому поводу, что-то сверкнуло, грохнуло и погас свет. Внезапная темнота была встречена всеобщим стоном.

— Ничего, ничего, у меня есть свечи, — поспешно сказала я. — Мне как раз показалось, будто что-то коптится. Только спокойствие… У кого-нибудь есть под рукой зажигалка или спички?

Павел щёлкнул зажигалкой. При её свете я нашла на книжной полке подсвечник со свечой, всего один раз схватив при этом Тадеуша за голову. При свете одной свечи я нашла вторую.

— В кухне над раковиной стоят ещё четыре, в том числе две толстые, — объявила я. — Кто хочет, пусть принесёт. Я поищу здесь, помнится, они лежали под атласами.

Хоть я и догадалась, что не использовавшийся годами чайник выкинул какой-то номер, а пробки выбило, но как для того, чтобы выключить плиту, так и для замены пробок мне нужен был свет. Кроме того, я вовсе не была уверена, что авария не захватила что-нибудь ещё, и на всякий случай предпочла вооружиться вспомогательными средствами.

В кухню отправилась Баська, вытащив из-за стола и Павла, что имело смысл, поскольку он был значительно выше её. Однако вначале у него были трудности с вылезанием в темноте, ему мешали ноги Тадеуша, поэтому Баська успела заметить в кухне табуретку и влезть на неё. Табуретка эта отличалась тем, что стоило взгромоздиться на неё, как две её ноги внезапно вырастали вверх, а горизонтальная плоскость одной стороной опускалась вниз. Баська об этом понятия не имела, поэтому резкое изменение уровня почвы под ногами оказалось для неё полной неожиданностью. Пытаясь за что-нибудь ухватиться, она выпустила свечу и вцепилась в ручку пыхтящего на плите чайника. После чего рухнула вниз, Павел поймал Баську только потому, что она свалилась прямо на него, чайник же беспрепятственно полетел дальше, и пять литров горячей воды вылилось им на ноги.

Послышался грохот. Швырнув Еве целую пачку свечей, я помчалась в кухню, осветив наводнение и Баську с Павлом, сплетённых под буфетом, с которого сыпалась огромная кипа корреспонденции и разных других бумаг. Осознав, что кое-какие бумаги могут мне пригодиться, а вода вряд ли пойдёт им на пользу, я со страшным воплем бросилась на помощь макулатуре. Мой крик донёсся до Евы и Тадеуша, они подскочили, при этом Тадеуш умудрился сбросить на пол торчавшие из полки телефонные книжки за последние тридцать лет, блокноты обрушились на полочку под лампой и расколошматили её вдребезги. Ева же споткнулась о кресло и шлёпнулась в него со всего размаху. Кресло, будто только этого и дожидалось, с готовностью заскользило по лакированному полу к окну. Его движение остановила лишь батарея, замаскированная толстым слоем зелени в виде свисающего сверху аспарагуса. Каким-то чудом аспарагус умудрился не свалиться, и то хорошо: горшок, в котором он обитал, был столь чудовищных размеров, что запросто мог укокошить Еву.

Наконец все как-то утихомирилось, и, размахивая свечой, я полезла посмотреть, что там стряслось с проводкой. Как выяснилось, угадала я правильно: вылетели пробки. А виноват был электрообогреватель, что-то там у него внутри закоптилось, вот и произошло короткое замыкание.

Пошуровав в шкафчике со счётчиком, я устранила проблему со светом. Правда, обогреватель пришлось выключить.

— Что, свечи больше не нужны? — спросила Ева, выдёргивая из волос ветки аспарагуса. — Зараза, здорово колется…

— Ваши вещи уже сухие, — сообщила Баська. — Зато наша обувь мокрая. Хорошо ещё, что вода была не очень горячая. Так кто в конце концов выиграл?

Тадеуш закончил расчёты, отпихивая ногами стопки телефонных книжек.

— Павел. На четыре очка! У него 682, а у меня 678. Карета меня сгубила, нужно было бросать на более крупные…

Он встал, вышел в прихожую в одних носках, явно намереваясь отправиться в ванную, и немедленно наступил на стекла, заметённые в угол и прикрытые щёткой. В суматохе щётку кто-то толкнул, она зацепила осколки и усеяла ими пол. Не отличаясь навыками индийского йога, Тадеуш попытался резко отпрыгнуть в сторону, как-то странно споткнулся и упал на испорченный обогреватель, все ещё маячивший в дверях во вторую комнату. Будучи на колёсиках, обогреватель прокатился через все помещение не хуже, чем кресло с Евой, и врезался в столик у балкона, заставленный цветочными горшками. Один из горшков с жутким грохотом полетел на пол. К счастью, у меня тогда ещё не было телевизора, иначе все могло бы кончиться гораздо хуже.

Правда, Тадеуш не слишком изрезал себе ноги, поскольку очень ловко наступил на плоские стекляшки от книжного шкафа, избежав смертоносных стаканных осколков.

И после всего этого станет ли кто-нибудь удивляться, что именно эту игру я запомнила во всех подробностях?..

Думаю, что она пригодится в качестве инструктажа, если бы кто-то захотел поиграть в кости.

И вторая. (Модификация. Это я напоминаю потому, что из-за всех предыдущих страниц любой человек мог забыть, о чем тут вообще идёт речь.).

Так вот, эта игра в модифицированном виде может выглядеть гораздо острее, а играется она следующим образом.

В распоряжении каждого игрока есть только один бросок, и никакими «оградами» он себе голову не забивает. Если первый игрок не использует свою попытку, кидает следующий. Если у второго выйдет какая-то комбинация — при этом выигрывают комбинации как минимум двух шестёрок, — он может продолжать бросать. Если промахнётся, все пропадает, однако он может записать себе набранные очки в любой момент, но, записав очки, заканчивает бросать и передаёт кости следующему. Две пары считаются вдвойне, а все остальные комбинации — втройне. Третий бросок считается ещё раз вдвойне; например, кто-то третьим броском выбросил три пятёрки, то есть пятнадцать, умножить на три, это уже 45, и ещё вдвойне — в сумме 90. Это весьма соблазнительно, каждый старается добраться до этого третьего броска, а его ещё мучает и четвёртый, потому что, естественно, после третьего вдвойне считается все, и тут, как говорится, «жадность фраера сгубила». Иногда ему везёт, но чаще все, что он насобирал первыми двумя бросками, пропадает.

Игра идёт до какого-то заранее установленного предела, наиболее практично играть до 2000 очков. Кто наберёт их первым, тот выигрывает у всех столько, сколько очков им не хватает до двух тысяч. Играть можно по гроту, по злотому или по сто долларов, если в игре участвуют сумасшедшие либо миллионеры, и это уже чистый, ничем не замутнённый азарт.

В кости можно играть также в «семь-одиннадцать». Это игра между игроком и банкиром, что-то вроде карточного «очка», для неё используются две кости, а выигрывает тот, кто первым этими двумя костями выбросит число 7 или 11 — 3 и 4, или 2 и 5, или 5 и 6, или что-то ещё, что даёт в сумме 7 или 11. Игра ведётся на ставку, объявленную игроком, и он либо теряет эту ставку, либо получает её вдвойне. Банкир один, а игроков вокруг него может сидеть сколько угодно, играют по очереди, причём в домашней компании банкир меняется, им может, и даже должен, поочерёдно быть каждый, ибо практика показывает, что в основном банкир выигрывает больше всех.