Даже поверхностного взгляда на многие российские внешнеторговые контракты было бы достаточно, чтобы обнаружить следы мошенничества, хищения и уклонения от уплаты налогов. К примеру, если российский нефтедобытчик поставлял сырую нефть на перерабатывающий комбинат в Германии, оплата всегда шла окольным путем. Вместо того чтобы заплатить производителю напрямую, немецкий перерабатывающий комбинат платил невнятной торговой компании, зарегистрированной где-то в офшорном налоговом рае.

«Мы и понятия не имеем, сколько средств оборачивается без уплаты налогов», — сказал старый друг Березовского Петр Авен, министр внешних экономических связей. (В декабре 1992 года, когда посыпались обвинения в том, что экспортные доходы России самым бесстыдным образом расхищаются, Авен ушел из правительства и стал работать в торговой группе «Альфа»).

«Там были проблемы ухода от налогов, — признает Егор Гайдар. И тут же успокаивающе добавляет: — Но тогда не было серьезной проблемы с налоговой недоимкой». Естественно, российским торговым фирмам незачем было докладывать о своих доходах в налоговую инспекцию. Гайдар представил это явление, как малоприятное, но вполне предсказуемое. «Естественно, как везде, предприятия стремятся минимизировать свои налоговые обязательства и используют для этого разные приемы», — объясняет он.

Правительство сделало все возможное, чтобы новым коммерсантам было легче скрыть свои баснословные заработки. Например, у России с давних времен существовало налоговое соглашение с Кипром, по которому компании, зарегистрированные на Кипре, имели возможность вывозить доходы из России, не платя за это 20-процентный налог (хотя эти компании должны были платить на Кипре 4-процентный подоходный корпоративный налог). Этот остров был одним из мест, где КГБ предпочитал отмывать деньги. Через несколько месяцев после падения коммунизма на Кипре открылись сотни торговых и финансовых компаний, ведущих дела в России. К примеру, десятки крупных российских нефтеторговых компаний регистрировались как совместные предприятия с какой-нибудь кипрской корпорацией. Всем было известно, что Кипр — один из главнейших каналов нелегальной утечки капитала из России, но ни правительство Ельцина, ни парламент налоговое соглашение с Кипром отменять не стали.

Больше всего прибылей несла торговля нефтью — главнейший товар российского экспорта. Государственные нефтепроизводители и российская налоговая служба могли быть довольны, если от ушедшей за границу нефти они получали половину реальной стоимости. Остальное прикарманивали торговые посредники. «И на этой основе они поделили весь государственный аппарат», — замечает Олег Давыдов.

Официальные лица в Министерстве внешних экономических связей и Минтопэнерго не раз жаловались мне, что им сулят взятки и угрожают, желая получить экспортные лицензии. Решимость поучаствовать в этом процессе проявили и преступные группировки. Им удалось получить статус спецэкспортеров — торговых фирм, имеющих лицензию на экспорт такого стратегического сырья, как нефть и металлы. Число таких спецэкспортных фирм быстро росло, к концу 1993 года в их руках сосредоточилась половина российского экспорта нефти. К этому времен Олег Давыдов начал уменьшать количество таких фирм, оставляя на рынке только крупных производителей и наиболее опытных торговцев. (Лицензии на спецэкспорт, в частности, лишился ЛогоВАЗ.)

«Конечно, напор был большой, причем, большинство из (спецэкспортных фирм) представители криминальных структур», — вспоминает Давыдов.

Но реформы Давыдова запоздали: нефтяная промышленность уже стала крупнейшим полем боя между российскими преступными кланами. Чтобы спецэкспортная фирма работала, необходимо было вступить в сговор с руководителями нефтекомбинатов, и если эти руководители отказывались сотрудничать — их убивали. Например, в 1993 году был убит директор НПЗ в городе Туапсе. В том же году жестоко избили директора НПЗ в городе Киричи. Еще через год жертвой пал президент «Мегионнефтегаза».

14 декабря 1992 года, после очевидного провала гайдаровских реформ, Борис Ельцин назначил нового премьер-министра: Виктора Черномырдина, бывшего министра газовой промышленности. Черномырдин был человеком в возрасте, бывший член ЦК КПСС. Он привел с собой новую команду: людей зрелых, гордо именовавших себя «промышленниками» и «государствениками». Но эта перемена мало что изменила в управлении страной.

С Евгением Ясиным, одним из ключевых специалистов «новой» команды Черномырдина, я встретился в бывших владениях ЦК КПСС на Старой площади. Этот немолодой экономист был одним из «ветеранов», призванных исправить ошибки «молодых реформаторов». Довольно быстро Ясина назначили главным экономическим консультантом Ельцина, а затем министром экономики. Я ожидал, что Ясин, человек бывалый и представляющий более консервативное крыло российского политического истэблишмента, решительно возьмется исправлять ошибки предшественников. Но этого не произошло.

«Чудес не бывает, — начал говорить мне Ясин. — Эта страна должна выпить чашу до дна. — Речь шла о том, как за счет конфискационного характера инфляции установить в стране новое экономическое равновесие. — В ближайшем будущем — как минимум год — мы будем жить в условиях инфляции, и надо сосредоточиться на проблемах, которые инфляция поможет разрешить — установить более рациональные отношения между ценами, новые отношения между ценами и доходами».

Другими словами, Ясин предлагал решительно снизить реальные доходы среднего российского гражданина; а инфляция тем временем уничтожит оставшиеся сбережения россиян, как источник внутреннего капитала. Но если не будет серьезных инвестиций из-за рубежа, где же Россия возьмет капитал для подпитки экономики?

«Есть только один способ — это затягивать пояса, — сказал Ясин. — Снижение жизненного уровня». Термин «затягивать пояса» перекликался со временами массовых лишений, которые терпел российский народ в годы Второй мировой войны. Но на сей раз самопожертвование народа не привело к победе над врагом — оно привело лишь к обнищанию и ранней смерти пенсионеров, чьи сбережения съела инфляция.

Позднее Григорий Явлинский вспоминал: его поражало, как мало реформаторы вроде Ясина и Гайдара заботились о простых россиянах. В общем и целом, по мнению Явлинского, люди, правившие страной во времена Ельцина, были и бессердечными, и безжалостными.

«(Гайдар с коллегами считали), что в России живут, как они называли, одни „совки“, и все, что в России существует, нужно уничтожить и потом вырастить новое, — с негодованием говорил Явлинский. — Ради этого любые методы и меры хороши. И пускай все уничтожит инфляция. Никакая не проблема, потому что все равно нежизненно, потому что все это не нужно. Это так же, как Гайдар говорил: „Наука может подождать! Север нам не нужен! Старое поколение провинилось…“ Парадокс этого периода реформ заключался в том, что они чисто большевистскими методамипроводили капиталистическое строительство. Большевик — человек, для которого цель имеет значение, а средства достижения цели не имеют значения».

У меня было такое же ощущение. Многие из ельцинского правительства говорили о своей стране с такими хладнокровием и отстраненностью, что можно было подумать: речь идет о чужом государстве. «Японцам и немцам (после Второй мировой войны. — П.Х.) было проще, потому что у них была просто разрушенная промышленность, была оккупационная власть, и уже многое было сделано для того, чтобы разчистить почву и начать сначала, — сказал мне Евгений Ясин. — Россия, к сожалению, не находится в такой ситуации».

В результате поспешной либерализации цен, проведенной Гайдаром, более ста миллионов человек, имевших при советской власти определенный уровень благосостояния, в одночасье обнищали. Школьные учителя, врачи, физики, лаборанты, инженеры, военные, металлурги, шахтеры, столяры, бухгалтеры, телефонистки, колхозники — ветер перемен смел всех. При этом провальная либерализация торговли позволила «своим» разворовать природные ресурсы России. Россия лишилась главного источника дохода; как следствие — нет денег на то, чтобы платить пенсии и зарплаты, финансировать правоохранительные органы, армию, медицину, образование и культуру. Итогом шоковой терапии Гайдара стал неуклонный спад — экономический, культурный, демографический, — продлившийся до конца ельцинской эры.