Индус плыл со всей возможной скоростью, но не мог тягаться с двумя крепкими парнями, наваливавшимися на весла с отчаянием преследуемых беглецов. Пес оставил попытки догнать лодчонку и виновато скуля, выбрался на берег. Продравшись через прибрежный кустарник, он виновато опустил голову перед хозяином.

— Ладно, не горюй. Никуда они от нас не денутся.

Карацупа видел, как темный силуэт лодки движется вдоль маскирующего его берега и досадливо морщился.

— Эх, Индус, теперь в них не попасть. Но мы вот как сделаем…

Он достал из подсумка химический карандаш, вырвал листок и блокнота и написал расплывающимися под дождем буквами: «Товарищу начальнику погранзаставы. Преследую нарушителей по реке. Пришлите несколько бойцов в пятый квадрат для перехвата. Боец Красной Армии — Н. Карацупа.».

Обернув записку платком, Карацупа засунул ее за ошейник собаки.

— Отнесешь это товарищу начальнику погранзаставы. А у меня тут неподалеку ялик спрятан. На нем я их по воде догоню. Иди, друг.

Верный Индус неохотно, явно не желая бросать хозяина, побежал прочь от реки в сторону заставы. Карацупа посмотрел вслед псу и, пригибаясь от хлещущих по лицу ветвей, побежал вдоль берега. Найдя свой ялик, он столкнул его в воду и устремился в погоню за нарушителями.

Двое на веслах, это конечно — да. Но у них груза много, лодка глубоко в воде сидит, а я сам — один.

Карацупа работал веслами, надеясь, что если враги выйдут на берег он заметит причаленную лодку несмотря на зашедшую за облака Луну.

Лодчонка небольшая, но вдвоем ее на берег не втащить, а кореец сейчас — помощник аховый.

Брошенную лодку Карацупа заметил уже на рассвете. Она лежала на отмели, в месте впадения крошечного ручья в основное русло реки. Пограничник зачалил ялик к приметной молодой сосенке с поврежденным комлем и раздвоенной верхушкой. Обследовав лодку, боец нашел в ней кусочки окровавленной тряпки и несколько комочков пепла от смешенного с маковой соломкой черного опиума. Все это Карацупа аккуратно спрятал в подсумок. Вытащив из лодки весла, он спрятал их в кустах и начал искать следы.

Следов обнаружилось только три пары. Первым шел, судя по следам хороших ботинок для маленькой ноги, раненый кореец. Оба китайца шли за ним, причем тащили на плечах какой — то большой груз.

Несут старика. И видно не только его. Старик то — дохловатый, тщедушный, а их вон как в землю вминает. Что-то еще несут.

Форы у беглецов было часа в три, как определил по состоянию отпечатков ног Карацупа. И шли они ходко, несмотря на немалый груз и раненого.

Боец, не останавливаясь, двигался весь день, но и преследуемые не помышляли об отдыхе. Сверяясь со следами, Карацупа вызнал, что расстояние он сократил, но не так сильно как хотелось бы. Он очень надеялся, что враги остановятся на ночь, но к своему разочарованию ошибся. Хорошо хоть следы в лесной подстилке от тяжело груженых людей оставались достаточно четкие, чтобы идти по ним не тратя времени на долгие поиски.

К середине следующего дня, шаги беглецов стали заметно короче, а стало быть, медленнее. Удалось Никите найти и первое с начало погони место вражеского привала. Но и сам боец устал. Он присел, вынул банку консервов, съел ее не разогревая, хотя еще мог раздуть угли костра оставленного нарушителями и сделал два длинных глотка из фляжки. Пить в сырую промозглую погоду не хотелось, но в пограншколе Карацупа узнал, что вода необходима организму. Слегка передохнув, Никита встал, одернул свою подрезанную для облегчения ходьбы шинель и снова пустился в погоню.

К горам идут. Но зачем? Перевала поблизости нет, через хребет перелезть негде, так чего им там надо? Эх, ошибся я, не туда помощь запросил, думал, так вдоль реки и пойдут.

В сумерках, уже у самых предгорий, Карацупа увидел тех, за кем гнался. Старика нарушители несли в чем то вроде санитарных носилок с прикрепленной сверху беседкой, какую Никита видел в саду заселенного освобожденными от гнета китайцами колхозе «Красный адзяки-го», только эта была поменьше. Вражеские лазутчики уверенно шли по едва приметной тропке, ведущей, в зияющую, высоко на склоне горы черную пасть пещеры.

Карацупа побежал, пригибаясь и путаясь ногами в стланике, которым поросли подступы к горам. Приблизившись к нарушителям, он достал оружие и, крадясь между гранитных обломков начал обходить их с фланга, одновременно забирая вверх, чтобы перехватить их у входа в пещеру. Затаившись в затененной расщелине, он подпустил негодяев поближе и только когда они почти поравнялись с ним, шагнул навстречу.

— Не двигаться! Бросить оружие!

Лицо корейца свела судорога. Здоровой рукой он медленно вытащил из-за пояса револьвер и уронив его на землю, ногой подтолкнул к пограничнику.

— Выйти из беседки!

Кореец бросил несколько слов по-китайски и носильщики, сперва так и замершие с беседкой — носилками в на плечах, бережно поставили свою ношу на землю. Беседка слегка покачнулась, токая старческая рука отдернула занавеску, заменяющую боковую стенку и на тропинку величественно выплыл старик. Он был облачен в роскошный шитый золотом и жемчугом халат из тяжелой зеленой парчи и отороченный черным беличьим мехом плащ из сиреневого шелка на меховой подкладке, из беличьих же шкурок, но темно — золотистых. Старик сложил руки на груди, поверх редкой, но очень длинной седой бороды. На сморщенном личике едва виднелись узкие щелки глаз, глядящих прямо в ствол маузера.

Карацупу пробил озноб. Пистолет в его руках покрылся изморозью и когда пограничник попробовал нажать на спусковой крючок, тот со стеклянным сосулечным звоном обломился.

Карацупа бросился на корейца, попытавшись ударить его магазином пистолета в висок. Тот, ловко уклонился и Никита с разгону врезался в паланкин. Резной каркас хрустнул и рассыпался, пограничник, сминая стенки, упал на что-то мягкое и шевелящееся. Откатившись в сторону Карацупа поднялся на ноги, но лишь для того, чтобы увидеть как старик делает короткое вращательное движение рукой. Появившийся из ниоткуда снежный вихрь подхватил пограничника и завертел, поднимая ввысь. Никиту пронесло над горной тропой и лишь у границы леса вихрь ослабел и Карацупа выпал из него.

На свое счастье, Карацупа упал на вершину сосны и, ломая ветки, устремился к сплетению подлеска. Сгруппировавшись, как учили в пограншколе на занятиях по прыжкам с парашютной вышки, Никита достиг земли отделавшись ушибами и исцарапанным лицом. От острых обломков ветвей его уберегло толстое шинельное сукно, а сами ветки смягчили удар о землю.

Отдышавшись, Карацупа ринулся к пещере. Боец Красной Армии, не мог отступить перед врагом, даже лишенный оружия.

Отыскав возле пещеры брошенный корейцем револьвер, Карацупа с сожалением обнаружил, что единственный оставшийся в барабане патрон имел следы осечки. На такой боеприпас полагаться нельзя и Никита извлек его из барабана и вместе с револьвером убрал в уцелевший во время падения подсумок.

Сняв сапоги, Карацупа бесшумно ступил в пещеру. Пройдя через узкий извилистый коридор, он остановился у входа в обширный зал. Его внимание привлек легкий отблеск у дальней стены. Карацупа напрягся, но не заметил никакого движения. Двигаясь через зал, пограничник ступал по чьим-то старым, рассыпающимся под его весом костям.

Блеск исходил от странной шашки. Такую Никите видеть не приходилось. Длинная, прямая и широкая она чуть светилась в темноте. Но самым странным было то, что рукоять, упертой клинком в пол шашки сжимала рука.

Никита зажег плоский фонарик, зажег так, чтобы контакты едва сходились, и лампочка давала тусклый оранжевый свет.

Рука принадлежала прикованному к стене мертвецу. Когда-то тот был могучим мужчиной с тяжелым подбородком и мощным изогнутым носом под кустистыми бровями. Но за долгие годы тело высохло и превратилось в мумию с пергаментной кожей обтянувшей костяк, которому позавидовал бы любой атлет. Высокий лоб мумии венчал позеленевший бронзовый шлем, с откинутым забралом в виде драконьей морды, по бокам которого распахивались драконьи — же крылья.