Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Начало было интригующее, и Васька продолжил разговор:

— А теперь она где?

Грузин встал, выпрямился, простер вперед руку и стал похож на памятник. Слова гортанно вылетали из горла, словно большие мохнатые птицы:

— Она уехала! Она уехала куда-то в Тулу и увезла с собой мои деньги и мое сердце. Всегда, Васька, я думал, что инженер Шалва Кикнадзе — гордый человек, и уж тем более он никогда не унизится памятью о скверной женщине. Но вот прошло уже время — а я очень часто думаю о ней. Почему, а? Ведь это неправильно получается.

Но собеседника его волновали другие проблемы:

— А семья-то у вас есть?

— Жена! — дядя Шалико вскинул вверх один палец. — И трое детей! — вскинул еще три. — Внучка! — теперь он уже потрясал всей пятерней.

— Если есть жена, — сварливо сказал Тарабукин, — то и нечего бегать за другими женщинами. Правильно она вас обчистила.

— Ты тысячу раз прав, — тихо сказал грузин. — Но столько же прав и я.

— Как это?

— Может быть, меньше. Но я не думаю, что намного. Тебе не объяснить этого, потому что ты молодой. Жене и детям тоже не объяснить, потому что они заинтересованные люди. Но сердце не спрашивает объяснений. Оно хочет любви.

Васька примолк. Когда с тобой говорят серьезно о своем несчастье, да еще в сердечных делах, — лучше помолчать, даже если и не согласен. Осудить всегда просто.

— А как же вы отсюда уедете, дядя Шалико? Ведь вы в командировке. Наверно, все равно придется занимать?

Грузин скорбно крутнул красивой головой:

— Не могу занимать. Это унижение. Не могу, Васька. Долго думал: что же делать? Сегодня взял на работе казенный конверт и отправил письмо. Конечно, не жене и детям: врать я им не могу, а что они поймут, узнав правду? Я отправил письмо отцу: может быть, девяносто два года жизни дали ему мудрость и он пришлет деньги беспутному сыну. Но и это унижение: ведь он ждет от меня поступков мужчины, а не безумного щенка. Правда, с ним мне легче разговаривать. «Разве прошли мои годы? — спрошу я у него. — Разве ты в этом возрасте не был безумным? О, твоя бурка знает много подвигов, старый Шота!..» Он поймет и простит меня, хитрый и добрый старик.

Дядя Шалико вздохнул и пошел в сарайку укладываться спать. Васька же попросил у него ручку, бумагу и, шевеля губами, стал читать книжку. Те стихи, которые ему больше всего нравились, он выписывал, намереваясь потом выучить их наизусть. Дело в том, что Васька тоже решил завести здесь с кем-нибудь знакомство. И считал, что в этом городе, где море плещется в берега, где прекрасная тропическая зелень виснет над отдыхающими, стихи должны быть самым верным способом достижения такой цели. А он твердо решил ее достигнуть, и разговор с дядей Шалико лишь укрепил это намерение. Даже у него, оказывается, был здесь роман, хоть и неудачный! Что он, Васька, хуже всех, что ли? Иногда среди этих мыслей Тарабукин вспоминал Томку Рогову, и ему было стыдно, но не очень. То — там, а это — здесь. Совсем другое дело.

26

Прошла еще неделя работы на овощебазе. Каждый день хоть и походил на другой, но все-таки давал что-то новое, и к пятнице ребята уже узнали многое: и порядки, и начальство, и кладовщиков, и завмагов, и шоферов, и грузчиков. Постоянных грузчиков было совсем немного, основную работу выполняли люди со стороны, шабашники вроде Славки с Васькой. Видно, овощеторговцы шли на это тоже не от хорошей жизни: народ в курортном городе обычно избалован, и трудно в жаркую пору первых завозов найти тех, кто согласился бы в окутывающем воздух зное исполнять тяжкий грузчицкий труд.

На базе существовало свое ядро — бригада так называемых бичей, решивших осесть на лето в этой местности. Были среди них и откровенно блатные, и наглые, и добродушные, и те, которые ни то ни се, и пожилые, и совсем молодые. Народ этот постоянно тоже не держался: уходили одни, приходили другие, но сама бригада не распадалась. Начало отношений с бичами для Васьки со Славкой чуть не кончилось ссорой: во вторник, перед работой, когда грузчики собрались возле конторы, к ребятам подошел тощий, лохматый, низенький бич и, толкнув Ваську бедром, засипел:

— А ну капайте отсюда, птахи! А то мне на вас шофера жалуются, — он показал на стоящего возле своей машины Ивана Даниловича. — Здесь мокрогубых не держат. Мы все здесь полсвета прошли. И пароходами по синим морям ходили…

— Эй, Синеморе! — окликнул его Вова Калики, суровый бригадир бичей. — Не тронь цуцынят, а то взгрею. Идите сюда, пацаны, чего в сторону жметесь?..

Потихоньку ребята перезнакомились со всеми бичами, и даже крикливый, никого не любящий Синеморе стал вроде относиться к ним снисходительнее. В свою бригаду Вова Калики приглашать Ваську со Славкой не торопился, да они и сами не пошли бы, пожалуй: им было хорошо работать со Стасиком, а бичи были люди для них все-таки странные. В бригаде числились порой и личности абсолютно случайные, вроде Димы Харюзка. Харюзок приехал сюда отдыхать в отпуск с большой стройки, откуда-то чуть ли не с Крайнего Севера, и прокутился так, что не только купить билет обратно — поесть было не на что. Оказавшись перед таким фактом, он тут же пристал к бичам, отбив на последние деньги телеграмму друзьям на стройку с мольбой о помощи. И теперь в ожидании перевода работал в бригаде сурового Вовы, нисколько не огорчаясь этим, будто всю жизнь только и делал, что работал на овоще-базе, погружал-разгружал.

В пятницу друзья целый день крутились на машине по магазинам, а к вечеру спохватились: капиталу на оба выходных осталось всего-навсего двадцать три копейки. Приехав на базу, они сразу кинулись к заведующей и получили отказ: она сказала, что кассирша уже ушла домой, а если бы даже была на месте, то все равно получка в понедельник, пусть придут и получат, как все люди, чем бегать и клянчить десятки и пятерки, и если бы она давала их всем желающим, то давно бы уже сидела за решеткой. Славка с Васькой, видя, что завбазой не в настроении, ретировались потихоньку из ее кабинета.

Выручил их все тот же Стасик. Он не уезжал, ждал их. Спросил из кабины:

— Что закручинились, браточки? Галя денег не дает, а?

— Не дает! — вздохнули друзья.

— А очень надо?

— Да вот… остаточки… — Васька выгреб мелочь из кармана и показал Стасику.

— Сколько вам? Ну да быстрей говорите, я тороплюсь. Пятерки хватит пока? — он протянул бумажку. — Ладно, ладно, рассчитаетесь, еще будут возможности. Так я жду! Приходите в восемь. Квартиру не забыли?

Машина тронулась с места и выехала за ворота.

— Замечательный парень! — сказал Васька. — Просто очень замечательный!

— Ага! — откликнулся друг. — И помогает, не то что другие шофера.

— С получки сразу рассчитаемся и с ним, и с Галей.

— И что останется?

— Что бы ни осталось — все наше!

Они пошли на берег, искупались. Потом Славка забежал в «Спорттовары» сказать Мариамке, что на сегодня прогулки отменяются: у хозяина квартиры, где он живет, день рождения, и он просил его, Славку, обязательно присутствовать.

— Я тоже хочу на день рождения! — надулась Мариамка.

— Это никак невозможно! — не сморгнув глазом, врал Славка. — Он очень просил, чтобы я был именно один. Какой-то очень серьезный душевный разговор.

Все-таки, что ни говори, Васька со Славкой волновались: впервые, сколько они здесь, их пригласили в гости, на настоящую городскую квартиру. Они чистили брюки, мыли сандалии, причесывались. Славка предложил даже немножко простирнуть рубашки, но Васька воспротивился, сказав, что высохнуть они не успеют, а идти по городу в мокрой одежде, и тем более заявляться в ней в гости, неприлично. И еще один вопрос мучил друзей: с кем живет Стасик? Они кляли себя за то, что не спросили его об этом, не догадались. В одном они сходились безусловно: конечно же, у Стасика есть мать. И купили ей крохотный букетик степных цветов за шестьдесят копеек.

16
{"b":"119714","o":1}