Штокмар шагнул вперед.

— Братья Леви, ваше величество. Королевские ювелиры. — Королева вяло захлопала глазами. — Семитские ювелиры, ваше величество.

— О! — Взгляд королевы оживился. — О…— Она быстро поднялась. Взволнованно, оправляя юбку, произнесла: — Мы совершенно забыли. Мистер Чеймберс, извините. С вашей стороны было очень любезно объяснить о некрополисе…

С выражением лица человека, сознающего свое поражение, мистер Чеймберс встал и откланялся. Братья заняли его место. Когда Залман поднял взгляд, Виктория улыбалась ему.

— Ну вот. Вы должны рассказать нам свою историю. Штокмар говорит, вы из Вавилона.

— Из Багдада. — Залман сидел, разглядывая ее роскошное одеяние, в котором она выглядела еще более маленькой, ненастоящей — пятифутовой куклой в искрящемся атласе. Комнатная собачка под креслом, ряд обнаженных в улыбке зубов. — Это менее древний город, ваше величество.

— И вы получили кувшин. С драгоценными камнями. Потом приехали сюда работать у нас.

Его жизнь свелась к фразам на чужом языке. Залман кивнул.

— Какая чудесная история! Где теперь этот кувшин?

— Разбит, ваше величество. Выброшен.

Королева повернулась к Даниилу:

— А как вам нравится Лондон?

— Мы… — Даниил закашлялся от звука собственного голоса. — Очень, ваше величество.

— Еще бы. — Вблизи было видно, что глаза у нее навыкате, губа искривленная, чуть ли не заячья. Залман, пока брат говорил, смотрел на ее перстни. Оценивал их качество, словно они являлись частью ее самой, да так оно и было. — Вы не замечаете крайней тяжести и густоты атмосферы?

— Нет, ваше величество.

— Мы недавно обнаружили, что предпочитаем сельскую местность. Знаете Шотландию?

Даниил с сокрушенным видом покачал головой:

— Нет, ваше величество.

— О! — Королева внезапно снова повернулась к Залману. — Вы любуетесь нашими перстнями. Каково ваше профессиональное мнение о них?

Залман улыбнулся. Он оказался в своей стихии и был к этому готов. Уставился, сощурясь, на перстни и молчал, заставляя ждать ее и всех остальных. Потом откинулся назад и заговорил, словно выносящий диагноз врач, ощущая в собственном дыхании застарелый запах опиума.

— Они, естественно, изготовлены с превосходным вкусом. Этот и этот, — Залман указал, не касаясь их, — европейские. Сделаны в этом веке, скорее всего во Франции. Бриллиант недавно извлечен из другого украшения и заново огранен в Лондоне на английский манер. Это, — приблизив лицо к камню, он потянул носом воздух, — бразильский алмаз, хотя структура его почти столь же тонкая, как у индийских. Добыт в горах, видимо, в Тежуко. В этом перстне с жемчужинами золото высшей пробы. Сарацинское или восточное. Бриллиант очень соразмерен. Большинство жемчужин хорошие.

— А изумруд?

Залман протянул руку. Виктория, словно ее поторапливал наставник, начала снимать перстни, стягивая их через толстые суставы. Опустила изумрудный в ладонь Залмана и подняла взгляд. Он встал, поднимая перстень к люстре, вертя его перед своими опытными глазами. Пальцы ее, оставшись голыми, сжались в кулак.

— При всем моем почтении, ваше величество, это не изумруд. Обратите внимание на тусклость цвета и отсутствие пороков. У всех изумрудов есть изъяны, именуемые «садами», которые увеличивают их красоту. — Он вернул перстень и сел. — Это хризолит. Превосходный образец менее ценного, чем изумруд, камня.

Королева подалась вперед, выражение ее лица стало алчным.

— Какой ваш любимый камень? Мой — рубин.

— В Индии рубин называют царем камней.

Виктория умолкла с приоткрытым ртом. «Словно бы, — подумал Залман, — я совершил чудо, прочел мысли». В тишине он слышал, как посапывает на диване спящая старуха. Брат, на которого не обращали внимания, заерзал рядом с ним. Издали, от парламента, доносились невнятные звуки — там работали уборщики.

— Штоки! Будьте добры, разбудите Лецен. Мы хотим, чтобы она принесла новую драгоценность.

Губы ее плотно сжались. «От этого лицо ее изменилось, — подумал Залман, — в нем открылось что-то новое». Стало больше жесткости, меньше рассеянности. Он почувствовал, что барон за софой подошел поближе.

— Да, ваше величество?

— Рубиновую брошь.

— Может быть, ваше величество выберет какую-нибудь менее значительную драгоценность?

— Ни в коем случае. Мы хотим показать эту брошь. Ее взгляд поднялся и остановился на Штокмаре.

— Я нахожу эту мысль опрометчивой, — настаивал тот.

— Довольно. Мы хотим ее. Лецен!

— Уф. — Послышался глухой звук. Залман поднял взгляд: старуха, тяжело дыша, поднималась с дивана, книга ее упала на пол. Он увидел, что это новая трагедия Хупера. — Ваше величество?

— Ленивая Лецен, вечно спишь. Рубиновую брошь. Принеси быстро, пожалуйста.

— Бегу со всех ног, ваше величество.

В голосе ее слышался тот же акцент, что и у Штокмара. Идя по комнате, она замедляла шаг, оглядываясь на визитеров, поправляя очки.

— Если наша история интересна вашему величеству, — сказал Залман, подаваясь вперед, — то она еще не окончена.

— О?

Королева нехотя отвела взгляд от Штокмара, щеки ее побагровели. Залман понял, что гнев ее убывает медленнее, чем возник. И заговорил — вкрадчиво, осмотрительно, сведя вместе ладони:

— В Багдаде меня обучал гранильщик-араб, работавший на старом базаре. Благодаря ему я и получил кувшин с камнями. Поэтому, когда приехали в Лондон, мы с братом уже знали ювелирное дело.

И работали сперва не у Ранделла и Бриджа. У нас была маленькая мастерская на Коммершл-роуд, брат был продавцом, а я мастером. Видите ли, ваше величество, мы были ювелирами, имеющими собственное дело. И хотим стать ими снова.

От служебной двери донесся какой-то звук. «Еще визитеры, — подумал Залман. — Мое время почти истекло». Брат ерзал на софе рядом. Даниил был в центре внимания, уже до смерти надоевшего ему.

— С какими камнями вы работали?

— С дымчатым кварцем, аметистом, топазом. — Он преподносил ей эти названия, будто сласти. Обратил внимание, что губы у нее влажные. Залман почувствовал близость успеха, ощущение приподнятости, будто от шампанского, грудь его наполнялась игристыми пузырьками. — Делали украшения по заказу наших клиентов, бедных, какими были мы. Наши лучшие камни мы привезли с собой на судне Ост-Индской компании…

— Да. — Королева смотрела на него как зачарованная. Залман слышал ее дыхание. — Вы замечательные люди, замечательные. Мы умеем ценить истинное достоинство.

— Вы очень добры…

Его прервало движение у двери. Старуха Лецен уже вернулась, запыхавшаяся, с ларцом в бледных руках. Залман подался вперед, стараясь удержать внимание королевы. Поймал ее взгляд, но она уже отворачивалась. Он широко улыбнулся.

— Лецен?

— Да, ваше величество, несу.

Лецен держала обеими руками ларец, который можно было нести одной. Треугольный, с покрытыми перегородчатой эмалью панелями. «Модный средневековый стиль, — отметил походя Залман. — Сложные цветочные узоры. Ирис, вьюнок, нарцисс».

— Право, вы очень добры, ваше величество. Если можно, мы сообщим вам, когда у нас по явится собственная мастерская. Для нас будет честью предложить вашему величеству наше первое…

Залман осекся. Королева открыла ларец, улыбаясь в него, словно там находилось нечто, способное понимать выражение лица. Достала золотое украшение с камнями и, надев его, заговорила снова. Но Залман обнаружил, что не слышит ее.

Воздух запел у него в ушах. Он подался к драгоценности. Это была массивная композиция: треугольник рубинов, но и треугольник жемчужин. Двойная геометрия. Органические драгоценности крепились золотыми шипами и дугами, крючками и проволокой. Рубины-баласы держались в зубцах. В центре их находился прозрачный камень, ограненный в форме пирамиды.

— Красивая, правда? — Королева улыбалась ему, восемнадцатилетняя, жизнерадостная. — Мы знали, что она вам понравится. Бридж говорит, один только бриллиант весит тридцать каратов.