Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мы обязаны им Землёй

Майк

Майк не помнил как попал в Белую Комнату. Да и была ли эта комната белой? Когда ты не знаешь наверняка ничего кроме своего имени, как же тогда можешь быть уверен, что стены, потолок, пол – белые? Да, они были одного и того же цвета, но был ли он белым? Всё же, свою тюрьму он предпочитал называть Белой Комнатой…

Широкий круг на потолке источал пронзительный свет. Майку казалось, что он знает название этого предмета. Светильник. В общем, он не был против света, но в первое время это мешало уснуть. Потом привык.

Помимо сна и приёма пищи, время от времени выезжающей из стены на плоском подносе, Майк занимался постоянными попытками вспомнить себя. Иногда размытые образы посещали его воображение. Но ничего чёткого, скомпонованного. Словно крупицы громадной головоломки, хаотично сбившиеся в кучу. Разгрести которую всё никак не получалось.

Однажды, раскрыв глаза после сна, Майк обнаружил, что в Белой Комнате он не один…

На полу лежал человек. Он хрипло дышал и громко кашлял. Тело его краснело зарубцевавшимися ранами, а покрытое щетиной лицо настолько исхудало, что было похоже на череп с натянутой на него кожей. Мутно-коричневые, навыкате глаза умоляюще глядели на Майка.

Непрошенный гость молчал. Едва ли ему хватило бы сил на несколько слов. Вначале Майк боялся к нему подходить, но потом понял, что опасности этот еле живой человек не представляет.

Из стены выехал поднос с едой. Точно такой же, как и всегда. Мясная похлёбка и стакан молока. Майк взял его и положил на пол. В Белой Комнате не было ни стульев, ни стола, ни кровати…

Что-то внутри подсказало Майку, что его гость нуждается в этой еде больше чем он. Без колебаний Майк отдал содержимое подноса.

Пришлось голодать. Практически всей едой Майк делился с соседом по Белой Комнате. Тех крошек, которые он оставлял себе, едва хватало не умереть с голоду. Он очень похудел. Ощущал слабость и нервное напряжение. Но, несмотря на тёмные мысли, с каждым новым подносом всё чаще проносящиеся в голове, Майк продолжал отдавать еду измученному человеку, не проронившему и слова. Ведь человеку было гораздо хуже. У него не было языка…

Так продолжалось ещё некоторое время, пока не разъехалась стена и в Белую Комнату не вошли ОНИ.

Мэри и Эйк

Сколько себя помнила Мэри, Эйк всегда был соседом по Белой Комнате. Это был худощавый, низкорослый паренёк с холодно-голубыми глазами. И сколько себя помнила Мэри, они были безумно влюблены друг в друга.

Попытки вспомнить себя до Белой Комнаты каждый раз кончались всё большим разочарованием. Мэри и Эйк решили забросить их и начали жить настоящим. Миг за мигом. Еда за едой…

Возле стены стоял продолговатый предмет ростом с Эйка. Долгое время влюблённые не обращали на него внимания, но как-то после сна Мэри вдруг захотелось его исследовать. Не успела она до него дотронуться, как из предмета с треском вырвалось что-то тонкое и иглой вонзилось в предплечье девушки. Пульсирующая, всепоглощающая боль прошлась по её телу…

С тех пор было решено не приближаться к стене, у которой стоял продолговатый предмет.

Мэри безумно любила Эйка. Эйк безумно любил Мэри. И не смотря на своё заточение в четырёх стенах Белой Комнаты, они были по-настоящему счастливы. От еды до еды они уделяли время только друг-другу и казалось – ничто не способно нарушить их размеренную идиллию…

Однажды Мэри проснулась и, по привычке не открывая глаз, прижалась спиной к любимому. Но Эйка не оказалось рядом. С жутким удивлением она обнаружила возлюбленного прикованным металлическими захватами к стене, рядом с продолговатым предметом.

Не успев прийти в себя, Мэри стала свидетельницей того, как из продолговатого предмета вырвалась блеснувшая на свету нить и вонзилась в живот Эйка. Тело его судорожно задрожало насколько это позволили захваты. И если не резиновый кляп, комната бы заполнилась пронзительным криком боли и отчаяния.

Нить так же быстро исчезла. Эйк повис на захватах. Он потерял сознание.

Мэри заслонила Эйка. С получасовым интервалом нить вонзалась в её спину и поражала мощным электрическим разрядом. И как бы не содрогались мышцы в невыносимой тряске страданий, Мэри ни за что не собиралась сдвинуться с места. Здоровье любимого значило для неё больше, чем собственное. Он бы поступил так же. Она ни на секунду в этом не сомневалась.

Так продолжалось до тех пор, пока не разъехалась стена напротив и в Белую Комнату не вошли ОНИ.

Нанаши

Нанаши был единственным человеком помнившим себя до того, как попал в Белую Комнату. Он был садовником. Но выращивание цветов и подстригание кустов в причудливые формы не было просто работой. Это было его жизнью. Именно поэтому ОНИ подарили ему горшок с землёй и одно апельсиновое семечко.

Бывший обладатель лучшего сада во всём Токио не мог отнестись равнодушно к такому щедрому дару.

Долгое время семечко не давало росток. Другой давно бы позабросил эту затею, но не таков Нанаши. Он продолжал терпеливо поливать землю. Время в Белой Комнате стоит на месте и поэтому нельзя сказать точно когда зелёненькая иголочка будущего ствола пробилась сквозь почву. Может быть – через неделю, может быть – через год… Но когда это произошло, Нанаши был вне себя от захлестнувшей его радости!

Росточек креп с каждой едой. Нанаши не жалел на него воды. Иногда сам оставался без питья, но апельсиновое деревце не прекращал поливать.

За такую щедрость окрепшее дерево решило вознаградить своего хозяина. Оно дало цвет. Белая Комната пронизанная кисловатым запахом апельсиновых листьев и сырой земли дополнилась новым, мягким ароматом. Опытный Нанаши вырвал из головы немного волос и принялся поочерёдно макать их в пыльцу усеянных по всему дереву цветов. Ведь если не он, то кому ещё их опылять?

Опавшие лепестки обнажили крохотные зелёные шарики плодов.

Нанаши бережно вытирал пыль с каждого листика. Закончив, он направился к подносу с едой, покорно ждавшему его в стене напротив. Вдруг раздался шипящий звук. Из потолка вырывалось пламя, окутывая собой апельсиновое дерево. Нанаши увидел как беззащитные листья съёживались и пузырились под тяжестью жестокого огня. Не прошло и секунды раздумий, как он бросился в столб смертоносного пламени в надежде сохранить своё дерево. Но дерево спасти не удалось. Как и самого Нанаши…

Постановление

Паразирянин Анеислиф всеми поджелудочными мешочками предчувствовал беду. Сегодня предстояло выступить перед представителями Галактической Ассамблеи с заключительным предложением по поводу колонизации Третьей от звезды Криндо-12 Планеты. Радикальные представители Колонизационной партии, которых большинство, скорее всего, всё опротестуют. Даже двухдневному кокону известно, чем этот протест может закончиться. В самом лучшем случае – смещение с должности Главы колониальной комиссии.

Собрав остатки оптимизма в клешнеподобный кулак, Анеислиф выплыл на сцену на летающем кресле. Не обращая внимания на негативно настроенные взгляды, он приступил к своей речи:

– Почтеннейшие члены Галактической Ассамблеи, мне выпала честь представить вашему вниманию предложение, основанное на результатах исследований биологических популяций Третьей от звезды Криндо-12 Планеты.

Все вы имели прямой доступ к отчётам нашей комиссии. По взглядам я понимаю, что вас не устраивает ход дела. Сказать по правде, я сам далеко не в восторге. Но это не меняет сути.

Проведённые эксперименты над многочисленными испытуемыми неосознанно мыслящих биологических видов не дал весомых отклонений от нормы. Радикально другое дело обстоит с мыслящими.

Разумным обитателям Третьей Планеты свойственны неприродные пути поведения. В нашем языке нет их аналога, поэтому нашей комиссией предложено использовать термины аборигенов. "Сострадание", "Любовь", "Забота" – чувства, неведомые всем известным нам формам мыслящих, включая и нас, паразирян.

Человеку (как называют себя мыслящие Третьей Планеты) свойственно идти на "самопожертвование" ради своих собратьев если он испытывает к ним хотя бы одну из вышеназванных форм переживания. Ко всеобщему удивлению, "самопожертвование" может быть применено и к иным биологическим формам, значительно уступающим по разуму или вообще без такового.

15
{"b":"119606","o":1}