Йорк, Англия

— Мамочка, попроси эту большую тетю подвинуться. Я ничего не вижу.

Услыхав вопль мальчика, Торейн Джордан побагровела от смущения. Она видела, что все вокруг стали, вытягивая шеи, искать, о ком идет речь.

Большая! Вот оно.

Рейн поморщилась. Прошло столько лет, а ей все невмоготу спокойно слышать это слово. Тяжело вздохнув, она посмотрела на мать, у которой побелели губы от едва сдерживаемой злости. Рейн предусмотрительно схватила ее за руку, не дожидаясь, пока Руби встанет на ее защиту и учинит никому не нужный скандал. Она повернулась лицом к маленькому мальчику, который обидел ее всего лишь по детской наивности, наверняка, не желая этого, и сказала:

— Иди вперед, малыш. Мы не торопимся.

— О нет, мэм, — торопливо пролепетала его мать. — Он не хотел ничего плохого… Просто устал. Мы так долго ждем.

Толпа с любопытством наблюдала за вконец смутившимися женщинами, и Рейн захотелось провалиться сквозь землю.

— О, все в порядке. Мы не в обиде, — успокоила она молодую женщину.

После того как мать с мальчиком робко протиснулись вперед в вытянувшейся вдоль музея викингов очереди, Руби прошептала:

— Ты слишком добра. Детей следует сызмальства учить, что можно говорить при людях и что нет.

— Ну, мама! Он же прав. Во мне, действительно, шесть футов. Чего тут скрывать?

Руби отмахнулась от дочери.

— Дорогая, ты красивая женщина. Я думала, ты уже давно оставила свой «пунктик». Тебе совершенно нечего стесняться.

Рейн обняла мать за плечи и чмокнула ее в щеку.

— Мне уже исполнилось тридцать лет, а ты все еще боишься, как бы меня не обидели. Невероятно.

— Ну-ну! Для меня ты все еще ребенок. Какая мне разница, взрослая ты или маленькая, врач или не врач… Пусть даже у тебя будут свои дети… Ты всегда для меня маленькая девочка.

Рейн перебросила длинную светлую косу через плечо и оценивающе оглядела свою статную фигуру.

— Маленькая? Вот уж нет!

Мать недовольно скривилась.

— У тебя просто крупные кости, как у твоего отца. Ты никогда не была толстой.

Стараясь прекратить надоевший за многие годы разговор, Рейн спросила, поддразнивая мать:

— Какого отца, мамочка?

Загадочная улыбка скользнула по все еще привлекательному лицу Руби. Это была их семейная шутка с того времени, как необыкновенная женщина заявила, что тридцать лет назад совершила путешествие в прошлое и там встретилась с Торком Харалдсоном, гигантом-викингом, очень похожим на ее мужа Джека Джордана. Мать Рейн со всей серьезностью утверждала, что девочка была зачата в прошлом, а родилась в настоящем. Даже хуже, она настаивала на том, что, хотя отец-викинг Торк умер до возвращения Руби в будущее, у нее там есть братья-викинги Эйрик и Тайкир.

Шуточки!

— Не шути со мной, малышка, — с напускной строгостью погрозила пальцем Руби. — Кстати, и Торк и Джек — оба твои отцы и оба высокие и очень похожи друг на друга, разве что викинг был покрепче на вид.

Рейн прикрыла глаза, чтобы лучше представить себе того отца, которого она знала. Он был интересным мужчиной, и до самой смерти оставался таким, что там ни говори.

Руби потянулась к дочери и дотронулась до старинной броши в виде дракона, которая была приколота к ее белой шелковой блузке.

— Мне приятно, что ты надела брошку, которую мне подарил Торк.

— Если я ее надела, это не значит, что я тебе верю.

Руби решила прекратить шутливую перебранку.

— Глупышка, я знаю. — Она нежно прикоснулась к брошке, и глаза у нее затуманились. — Удивительно, это была застежка у него на плаще, и она так тебе идет.

Рейн улыбнулась, не сводя глаз с лица матери, и, поколебавшись всего одно мгновение, сказала:

— Я никогда тебе не верила. И сейчас не верю, но недавно я по-настоящему растерялась и… Нет, не знаю.

Ее мать вопросительно подняла брови.

— Вернулся ночной кошмар.

Руби не смогла сдержать стон.

— О, дорогая, мне очень жаль. Я не знала. После смерти твоего отца мне было так плохо. Не хотелось ни о чем думать.

Рейн махнула рукой.

— В этом сне нет ничего нового. Он в точности такой же, как в первый раз, когда Эдди убили во время бомбежки в Ливане.

Рейн было всего двенадцать лет, когда ее старший брат, моряк, погиб в Бейруте, и это навсегда изменило ее жизнь.

— Я не видела его довольно долго, но теперь он вернулся… как возмездие.

— Тот же самый сон?

— Да, но более яркий… и, как бы это сказать… наглядный. В нем меня, вроде, засасывает в водоворот и куда-то тянет… или к кому-то, кто ужасно страдает. Кстати, наверное, отчасти поэтому я решила стать доктором. Картины смерти и отчаяния, которые я видела в своих снах… Да, я их понимаю как своего рода призыв к медицинской профессии.

— И еще твой проклятый пацифизм.

Рейн усмехнулась, зная, что мать не разделяет ее взглядов, на не силовые решения любых конфликтов.

— То, что ты работаешь в городской больнице, ничего не меняет, ты это знаешь. Разве только еще больше разговоров о жестокости в наглой жизни!

Рейн решила перевести разговор на другую тему. Ее матери было бы предпочтительнее видеть дочь-хирурга, практикующей в тихом безопасном пригороде.

— Во всяком случае, видения теперь случаются почти всегда ночью. Ненавижу ложиться спать. И просыпаюсь с ужасной головной болью. Даже странно, ее…

Она умолкла на полуслове, так как группа туристов вышла из подземелья Йорвик-Викинг-Центра и очередь, в которой стояла Рейн, начала потихоньку двигаться вперед. С тех пор, как мать Рейн впервые прочитала об археологических раскопках, проводившихся здесь несколько лет назад, она буквально пожирала все газетные и журнальные статьи об остатках тысячелетней культуры, обнаруженных в этом месте, о настоящей сокровищнице, которая давала новое представление о гордых, сильных викингах и об их культуре с 850 по 954 год нашей эры. Она мечтала о возвращении туда, где она побывала во время своего путешествия во времени.

Когда они заплатили деньги и вошли в здание, их проводили к одной из «машин времени», которая быстро умчала их на тысячу лет назад на реконструированную улицу Йорвика (так назывался Йорк во времена викингов). Музей воспроизвел ее в натуральную величину вместе с фигурами примитивных северян. Гомон и запахи были в точности такие, какими они должны были быть в средневековом торговом городе.

Рейн обернулась к матери, чтобы сказать, как замечательно сделана диорама, и у нее перехватило дыхание, едва она увидела ее бледное лицо и прижатые к груди руки.

— Мама! Что ты?

Рейн сразу же вспомнила о том, что она врач. К тому же она всегда ужасно пугалась, когда у ее шестидесятивосьмилетней матери начинались боли в груди.

— Все так похоже, — ошеломленно прошептала Руби.

— Что «все»?

— Эта улица. Медные ворота. Видишь крыши? Глиняные мазанки? О Рейн, все совсем, как тогда!

Рейн вздохнула с облегчением, поняв, что с матерью все в порядке. Сама она находила дома грубыми, неаккуратными и не разделяла энтузиазма матери, но решила оставить эти мысли при себе.

Они двинулись дальше и увидели мускулистого силача-кузнеца, который ковал знаменитый меч викингов. Взяв пять металлических прутьев он перекрутил их в некое подобие каната, а потом стал отбивать молотом, поворачивая до тех пор, пока они не превратились в смертельное оружие. Он объяснил, что на весь сложный процесс изготовления одного меча требуется сто часов и отчасти поэтому викинги настолько ценили свои мечи, что давали им имена, например Гадюка или Крепкая нога.

Пока машина медленно ехала вдоль улицы, в воздухе витали звуки любимой в средние века музыки. На примитивных, вырезанных из сосны флейтах играли светловолосые мальчики. Да и все на выставке были блондинами — от платиновых до огненно-рыжих. Высоченные мужчины щеголяли любовно расчесанными бородами, усами и длинными, до плеч, волосами. Многие женщины были с косами, только у одних они были на виду, а другие прятали их под аккуратные головные уборы.