Досадуя на то, что она так непредусмотрительно убрала в ножны кинжал, Карела попыталась вырваться, но Эльрис неожиданно крепко схватил ее за локти, развернул спиной к себе и повернулся к Табасху. Стигиец вскочил в напряжении, готовый прийти на помощь.
— Отпусти, меня, подлая твоя душа! — возмущенно взвизгнула Карела. — Что ты творишь?! Да покарает тебя Митра!
Но Эльрис еще сильнее сжал девушку и легонько, как перышко, поднял ее в воздух и отнес в сторону. Карела замолотила ногами и принялась сыпать проклятьями.
— Отпусти ее сейчас же! — вторил ей Табасх. Но он был спокоен. Сделав шаг в сторону Эльриса, он заметил: — Я считаю до трех, Эльрис. Ты, кажется, позабыл в горячке, с кем имеешь дело. Не хочешь ли ты, чтобы кинжал Карелы или твой собственный меч вдруг вырвались из ножен и по чистой случайности… или по моему велению… вонзились бы тебе в горло? Я могу это устроить. Один…
Карела почувствовала, как руки Эльриса все сильнее сдавливают ей локти. Она дернулась, но офирец жестко бросил:
— Спокойно, девочка. Тебе больше не надо самой о себе заботиться.
— Табасх, будь осторожен с ним! — быстро проговорила Карела.
Девушка еще не видела в лицо опасность, грозящую ее другу.
Она не могла четко определить, что именно на уме у Эльриса и как офирец собирается противостоять чародею, но после прозвучавшего предупреждения Табасха Эльрис ни на шаг не отступил и не разжал руки. Еще совсем недавно он сделал бы это при первом же слове Табасха, содержащим угрозу. Значит… Да, значит, Эльрис перестал бояться Табасха, это очевидно. Офирец больше не считается с неуязвимостью демона. И это неспроста! Эльрис, такой благоразумный, не стал бы поступать так опрометчиво без достаточных оснований. Окончательный вывод Карелы был прост и угрожающ: Табасх в опасности.
Поэтому она снова произнесла:
— Табасх, берегись его!
— Два, — невозмутимо напомнил Табасх.
— Я тоже могу тебе кое-что устроить, отродье, — засмеялся Эльрис. — Хотел было я дождаться, когда ты станешь человеком, и выпустить наружу твои вонючие кишки. Но мне предоставился более быстрый и простой способ избавиться от тебя, и я не такой дурак, чтобы настаивать на прежнем способе. В отношении тебя я отказываюсь от старых своих планов.
— Три, — объявил Табасх и взмахнул рукой, начиная что-то чертить в воздухе.
— Да, стигиец, три, — зловеще сказал Эльрис, словно не видя магических знаков. — Однако, начнем обратный отсчет… Ша Мрэлъ.
На мгновение Табасх застыл, потом резко отпрянул в сторону, а в глазах его мелькнул почти детский испуг. Он сменился недоверием и сильной тревогой. Но вот словно невидимая стрела вдруг пронзила стигийца. Казалось, только он видел и чувствовал проникновение этой безжалостной стрелы в его плоть. Табасх содрогнулся, зажмурился и закрыл руками уши, сжав виски и бледнея прямо на глазах. Он замотал головой, словно хотел вытряхнуть услышанное прочь.
— Бесполезно, Ша Мрэль, — усмехнулся Эльрис. — Ты уже слышал эти слова! Ты — демон, повинующийся заклятью. И ты будешь ему повиноваться, потому что человеком ты пока не стал и не станешь теперь никогда. Никогда!
Почувствовав, что, увлекшись, Эльрис уже не так крепко сжимает ее руки, Карела изловчилась и острым локтем резко ударила офирца прямо в солнечное сплетение. Рванувшись к Табасху, она схватила его за плечи, взглянула в полные бессильного ужаса темные глаза, и сердце ее сжалось: это был уже не ее друг, а кто-то совсем другой. Тело юноши дрожало и становилось горячим. Трясущимися руками он снял ладони Карелы со своих плеч.
— Отойди, — простонал Табасх. — Отойди, Карела. Поздно! Теперь все уже будет напрасно. Именем Деркэто заклинаю, не мешай судьбе, Карела! Не гневи богиню!
— Твоя богиня убивает тебя! — вскрикнула Карела.
— Ничего нельзя поделать! — пробормотал стигиец. — Я в ее власти. Назад пути нет, Карела. Оставь меня!
В лице Табасха что-то поменялось. В оцепенении смотрела Карела, как увеличиваются, вылезая из орбит, глаза Табасха, как исчезают в них белки, уступая место растущим зрачкам. И шерсть, сначала слабая, как щетина, все быстрее и быстрее пробивается на лице и смуглых мускулистых руках.
Резкий рывок Эльриса вывел девушку из омертвелого состояния. Офирец крепко притянул ее к себе и оттащил на самый край площадки.
— Табасх! — Карела начала рваться, но Эльрис сжимал ее крепко. — Не сдавайся, Табасх, я тебя умоляю!
Жесткая ладонь Эльриса сильно и достаточно больно закрыла ей рот, не позволяя больше сказать ни слова.
— Ну что ты, Карела, — сухо сказал Эльрис. — Наш друг Ша Мрэль верен заклятью. Не будем ему мешать. Ты ему уже не интересна, Карела. Все, о чем он нынче мечтает — поскорее подставить лохматую шею под саблю Деркэто…
Вместо Табасха на площадке корчился чудовищно безобразный колченогий и пучеглазый урод, которого нельзя было сравнить даже ни с какой из известных на земле четвероногих тварей. Это было поистине адово отродье… Чудовище не собиралось нападать. Из выкаченных круглых и огромных, как яблоки, глаз текли мутные слезы, свесившийся из широченного рта язык истекал пенистой слюной. Воя и стеная, демон рухнул на колени и в отчаянии забарабанил кулаками по земле.
— Не медли, Ша Мрэль, сестра заждалась, — добавил Эльрис.
Чудовище вскрикнуло, словно уже прощаясь с жизнью, и, неловко скорчившись, подползло к нижнему краю крутой тропы. Оно потопталось и полезло вверх, на тот обрыв, откуда спрыгнул Эльрис. Через некоторое время только резкий неприятный запах напоминал о нем.
Офирец отпустил Карелу и тяжело, но удовлетворенно вздохнул, словно завершил серьезное важное дело.
— Какой же ты мерзавец, Эльрис, — медленно произнесла Карела.
Она отлично поняла, каким образом второе имя Табасха обрело силу. И она даже удивилась, как мгновенно и пышно расцвела в ее душе жгучая ненависть к высокородному красавцу-воину.
— Ты мерзкий предатель, — проговорила она.
— Предают друзей или союзников. Это отродье не было для меня ни первым, ни вторым, — резонно заявил Эльрис.
Эльрис смотрел на Карелу уверенно, как человек, ни на мгновение не сомневающийся в своей правоте.
— Он был другом мне! — выкрикнула Карела. — Он был другом мне, и ты это прекрасно знал! А это значит, что ты предал меня!
— Прямо так! — фыркнул Эльрис. — Все, что я сделал, и Митра тому свидетель, я сделал ради тебя, глупая девчонка!
— Ты чванливый петух! — прошипела девушка, прижимая к груди крепко сжатые кулаки и прищуриваясь. — Ненавижу тебя! Чтобы лопнули твои лживые, подлые глаза! Чтобы боги навсегда лишили тебя твоей мужской силы и всех своих милостей! Чтобы меч твой обломился в первом же бою…
Сотни, тысячи проклятий, многие из которых были далеко не так безобидны, как первые, теснились на языке Карелы, и все же, на ее взгляд, осуществление этих проклятий было бы слишком мягким наказанием Эльрису.
— Ну-ну, советую меня больше не злить! — рассердился офирец, не желая слушать дальше ее милые пожелания. — Сколько можно было издеваться надо мной? Из чаши моего терпения давно хлещет через край!
В ярости бросилась к нему Карела:
— Ты не мужчина, ты трусливая баба! — Она принялась колотить его кулаками по лицу, по плечам, по рукам, которые пытались поймать ее. — Сволочь, мерзкий, трусливый предатель! Тряпка, подлый шакал!
Он поймал, наконец, ее быстро мелькающие руки и с силой оттолкнул ее от себя. Упав на землю, Карела выхватила кинжал и снова бросилась на мужчину. Теперь у нее не осталось ни малейшего сомнения в том, что жизнью этого человека дорожить больше не стоило.
Эльрис привык уже ко многим вещам, на которые была способна Карела, и поэтому он не особо удивился вспышке ее гнева, но на губах его заиграло открытое и немного насмешливое презрение. Он медленно потянул меч из ножен, кивая и прищелкивая языком, словно приглашая девушку позабавиться, а он, мол, так уж и быть, подыграет…
Увидев, что мужчина обнажил против нее меч, на клинок которого можно было при желании насадить, как Цыплят на вертел, по крайней мере трех стройных девушек, Карела сглотнула злые слезы и прошептала:
