Час спустя на сцене бушевала “Гамбоу”, Тревор все еще сидел, взгромоздившись на табурет у бара, прихлебывая третью кока-колу, а бар был местом полнейшего хаоса.
Кинси послал местного парнишку Робо собирать деньги у дверей. В свои восемнадцать Робо был на полпути к тому, чтобы стать собственным аптекарем Потерянной Мили — прозвище свое он получил от пузырьков “Робитуссина”, которые крал в аптеках, — но Кинси счел, что, если подсунуть ему пива во время шоу, он вполне в силах посчитать доллары, пометить руки и не прикарманить часть выручки группы.
Клуб был битком набит. Терри и Р.Дж. Миллер, басист “Гамбоу”, пару раз работали с “Потерянными душами?” и уже считались известными. Гитарист был глэм-рок динамо, парнишка по имени Кальвин, который и впрямь весьма походил на героя одноименного комикса, только припанкованного и разодетого. “Гамбоу” выдала заводную композицию, острую, как соус “табаско”, и пьянящую, как пиво “дикси”
С тех пор как команда начала играть, Кинси непрерывно накачивал пиво и поддевал бесконечные крышки с бутылок. Незадолго до того, как иссяк одиннадцатый бочонок “Будвайзера”, Кинси нырнул в заднюю комнату, чтобы подтащить к помосту новый. Бочонки были тяжелыми и неудобными, и когда он спешил, ему случалось вывернуть их с подставки себе на ноги.
— Черт! — с чувством сказал он, когда именно это и произошло.
Когда он отдернул ногу, бочка угрожающе накренилась. Кинси отчаянно схватил ее. Если бочка опрокинется, пиво внутри немилосердно вспенится. Посетители выстроились в три ряда у стойки в ожидании пива, а до последнего заказа еще только час. Оставалось проклинать про себя предательницу Риму и жалеть, что не сдал ее, разве только ради дешевого удовольствия от этого омента.
Потом рядом с ним возник еще кто-то, кто принялся сражаться с ледяным бочонком, а его, Кинси, подтолкнул к насосам, холодильнику и массе нетерпеливых страждущих. — Иди обслуживай. Я ее подсоединю. Я знаю как. Худые руки обвились вокруг бочки, взгромоздив ее на место; ловкие длинные пальцы уже отвинчивали заслонку. Тревор Блэк. Кинси спросил себя, правда ли этому мальчишке двадцать пять. Выглядел он все равно на девятнадцать, и у “Тиса” могут быть крупные неприятности, если несовершеннолетнего поймают за подачей пива. Пожав плечами, Кинси выбросил это из головы. Лучше рискнуть, чем терять клиентов.
Минут через пятнадцать во всей этой суматохе Кинси с уверенностью мог сказать, что Тревор справлялся с такой работой и раньше. Он быстро сообразил, где что лежит; он умело пригибался и обходил Кинси, не путаясь у него под ногами. Не зная цен, он просто поскорее подавал напитки, оставляя кассу на Кинси. В руки Кинси летели долларовые бумажки. В жестянке для чаевых звенела мелочь. Наконец поток клиентов спал до струйки, потом совсем остановился: все были пьяны и танцевали, въезжая в “Гамбоу”.
Кинси прошел к сцене с бутылками “нацбогемы” для музыкантов. Терри сверкнул ему широченной улыбкой и сбацал импру на барабанах. В клубе было жарко и душно, пахло потом, пивом и сладковатым дымом. Лица танцующих ребятишек казались глянцевыми от света, а сами они как будто потерялись не то в музыкальном экстазе, не то в вознесении на музыкальные небеса.
Когда Кинси пробрался назад через танцующую толпу, Тревор стоял, облокотясь о холодильник, и попивал очередную колу. Улыбка его была неуверенной — да и была ли она?
— Ничего, что я так встрял?
— Решительно нет. Ты уволен. — С мгновение они глядели друг на друга в упор, потом рот Кинси дернулся, и ни с того ни с сего оба расхохотались. — Серьезно, тебе нужна работа? Можешь
оставлять себе чаевые за вечер, и для начала я буду платить четыре с полтиной в час.
Тревор пожал плечами.
— Мне в Потерянной Миле нужно кое-чего сделать… Прямо сейчас работа мне не нужна. На самом деле я не бармен. Просто подменял пару раз.
Кинси поднял бровь.
— Ты меня едва не обманул. Ну, можешь подменить как-нибудь, если захочешь. Выбрать смену раз в неделю или вроде того.
Тревор глядел в пол.
— Может быть. От многого зависит.
Кинси решил не спрашивать, от чего это зависит. Он, похоже, уже разрушил мгновение товарищества. Странная птица этот Тревор — в его словах пестрели семена сквозняков и вкрапления льда. Кинси поискал нейтральную тему, чтобы развеять напряжение.
— Ну, если по профессии не бармен, то что ты делаешь? Продолжая смотреть в пол, Тревор пошаркал носком кроссовки по истертым половицам.
— Рисую комиксы.
Кинси так и знал, что имя ему знакомо!
— Тревор Блэк… Это не твоя была страница в “Drawn end quaterly”?
Это был андеграундный журнал комиксов, в котором появлялись самые новые, самые безумные работы.
Тревор, похоже, удивился, потом несколько смутился, но кивнул:
— Да. Моя.
— Хороший вышел рассказ. Знаешь, напомнил мне…
На бар обрушилась, требуя “нацбогему”, вторая волна жаждущих. Тревор отвернулся, чтобы нацедить пива, так быстро, что Кинси спросил себя, а не рад ли он уйти от темы. Он пробивал чеки, а в мыслях его вертелся комикс. Это была странная краткая история, что-то вроде видения, что-то о стае птиц, поднимающихся с обгорелого трупа мужчины, будто оперенная жемчужноглазая душа. Кинси как раз собирался сказать, как стиль комикса напомнил ему позднего Роберта Мак-Ги — то же резкое затемнение и те же чистые изящные линии. Он был уверен, что Тревор читал “Птичью страну”. Наверное, даже знал, что Мак-Ги умер здесь. Может, Кинси даже расскажет ему о том, как починил машину Мак-Ги незадолго до трагедии.
Но музыканты уже сворачивались. Напряг продолжался до последнего заказа, а потом было время закрываться, время считать деньги, подтирать лужи, подобрать и рассортировать для завтрашнего вывоза мусора сотни стаканчиков, банок и бутылок. К тому времени, когда они закончили, было уже больше трех.
Кинси открыл себе пива, потом, выбрав кассету, вставил ее в маленький магнитофон позади бара. Майлс Дейвис, что-то из пятидесятых. Помещение заполнили звуки саксофона, плавные и медленные, гладко проскальзывающие, точно эггног, в который добавили виски. Тревор положил голову на стойку. Прислонившись к кассе, Кинси закрыл глаза.
Музыка закончилась, и возник голос конферансье, часть концертной записи, сделанной на Пятьдесят второй улице в золотые дни бибопа. Голос был глубокий, белый и колоритный, будто дистиллированная суть того времени; без труда можно было представить себе лощеного модника в шикарном костюме с глубоко вырезанными лацканами, с набриолиненными волосами. ВОТ!ДА! Май-и-и-л Дейвис. Помните, у вас в запасе еще полно времени, чтобы попасть в Птичью страну…
Кинси услышал сдавленное всхлипывание. Открыв глаза, он уставился на Тревора, голова которого перекатывалась взад-вперед по стойке, а пальцы впивались в исцарапанное дерево. Рот его скривился в оскале, из глаз катились слезы. Кинси и в самом деле видел, как на полированной поверхности стойки образуются маленькие соленые озерца. Он шагнул к мальчику.