Ребята, приходившие сюда, были более артистических наклонностей и одевались в яркие штаны и изрезанные футболки с ботинками-“комбатами” или в лаковую кожу и черный винил — в соответствии с различными своими философиями и пристрастиями. Одни красили волосы и стриглись под бритву, другие отпускали хайер, который заплетали цветными лентами, другие просто заправляли волосы за уши и плевали на все или, во всяком случае, делали вид, что плюют. Здесь были поэты и художники, смутьяны и раздолбай, чистые души и распутники. Здесь были местные из Потерянной Мили и ребята из колледжей в Рейли и Чэпл-Хилл, у этих были неподдельные документы и деньги на пиво, и они оплачивали счета Кинси. Здесь были детишки помладше, украдкой нашаривающие фляжки, из которых доливали один бог знает где добытый алкоголь в стаканы взятой в баре кока-колы. Если это делалось не слишком очевидно или напоказ, Кинси обычно закрывал глаза.

Он только-только присоединил насос к новой бочке “будвайзера”, когда к бару подсел Терри Бакетт. Команда уже настроила звук раньше, и теперь они явно репетировали: они были как никогда в ударе. Голос Терри звучал с ясной силой, партия Р. Джи на басах — будто гром.

— Как ты назвал этот музыкальный стиль? — поинтересовался Кинси, прослушав пару номеров.

— Трясина-рок, — ухмыльнулся Терри.

Теперь он снова ухмылялся Кинси, укуренный и дружелюбный, с банданой, раскрашенной под галстук, на темных курчавых волосах. Терри оперся мускулистыми, как у всякого перкуссиониста, руками на стойку.

— Лапша, да? Где ты это раскопал?

— В поваренной книге “Азиатское меню”, — отозвался Кинси. — С некоторыми вариациями.

— Почему я не удивлен? Ладно, давай попробуем. И дай мне “нацбогему” в придачу.

“Нацбогема”, или “Национальное богемское”, было излюбленным сортом “Тиса”. По полтора доллара бутылка оно расходилось, как горячие пирожки. Открыв запотевшую бутылку, Кинси поставил ее на стойку перед Терри, потом принялся за приготовление супа.

— Говорил сегодня со Стиви и Призраком, — сказал Терри.

— Да? Они звонили в магазин?

Стиви и Призрак были из группы “Потерянные души?”, а нанесенная распылителем фраза “НАМ НЕ СТРАШНО” была из “Мира” — песни, которой они всегда заканчивали свое выступление. Стиви работал темную яростную гитару; у Призрака голос был будто золотой песок, катящийся по дну прозрачного горного потока. Пару недель назад они вернулись с гастролей в Нью-Йорке и тут же снова покинули город, отправившись в марш-бросок. Конечной их целью был Сан-Франциско, но маршрут они собирались планировать по дороге, и раньше, чем через год, они, может, даже и не вернутся.

— Ага. Подошел новый парнишка, и Стиви пошел болтать: “Говорит Джон Томас из налоговой службы. Будьте добры мистера Бакетта”. Я сам едва не обоссался, когда-он передал мне трубку. Вот придурок… — Терри со смехом покачал головой.

— У них все в порядке?

— Конечно. Они сейчас в Техасе. Стив сказал, они сыграли в кофейне в Остине, и народ там просто с ума сходил. Продали там несколько кассет. Может, мне тоже стоит попытаться попробовать поработать в Остине. Ты там был?

— Нет, Хотя оттуда родом один из моих любимых авторов апдеграундпых комиксов. Бобби Мак-Ги.

— Мак-Ги? — Терри нахмурился. — Это не тот мужик, что…

— Он.

— А дом еще стоит па Дороге Скрипок, — раздумчиво сказал Терри. — Мне было только восемь, когда убийства случились. Но я помню. Говорят, в доме нечисто.

— Конечно, говорят. Возможно, так оно и есть. Но его комикс “Птичья страна” был просто гениальный, на уровне Крамба и…

— Один из детей вроде остался в живых?

Кинси подал Терри миску с супом, от которой шел пар.

— Да, остался ребенок. Кажется, пятилетний сынишка. И еще я не знаю, что с ним сталось.

— Готов поспорить, ему порядком досталось. На всю катушку, — сказал Терри, задумчиво хлюпая супом.

— Прошу прощения, могу я получить тарелку такого супа? — произнес спокойный голос с дальнего конца стойки.

Кинси повернулся. Ни он, ни Терри не заметили этого мальчишку раньше. Бар был переполнен, и парнишка сразу вписался — высокий и худощавый, простая черная футболка заправлена в черные джинсы, волнистые светло-рыжие волосы отпущены в хайер и связаны в хвост, открывая костлявое, почти утонченное лицо. На плече у него висел видавший виды серый рюкзак. Выглядел он лет на двадцать и держался так, будто ему было еще меньше, словно он не был уверен в том, что будет здесь принят, и не слишком желает привлекать к себе внимание.

Но глаза притягивали: прозрачные, серые и ледяные, зрачок обведен тонким черным ободком. На худом лице они казались огромными. Глаза бездомного, глаза бродяги, подумал Кинси. Глаза голода.

— Новенький в городе? — спросил Терри с полным ртом лапши.

Парнишка кивнул:

— Приехал на автобусе около часу назад.

— Это уж точно, новенький. — Терри протянул руку. С мгновение мальчишка выглядел озадаченным, потом все же пожал ее. — Я Терри Бакетт. Держу здесь музыкальный магазин, если тебе понадобится что послушать. Есть все что угодно — от “Наин Инч Нэйлз” до Хэнка Уильямса.

— Хэнка Уильямса Старшего, — вмешался Кинси.

— Ну да, старшего. За Боцефусом тебе придется поехать в Коринф — для нас он слишком общеамериканский. А ты кто?

— Тревор Блэк. Обычно я слушаю джаз.

— Ну, кое-что у меня есть.

Терри снова ухмыльнулся мальчишке. После минутного промедления тот нерешительно, как бы для пробы, улыбнулся в ответ. Перед дружелюбием Терри трудно было устоять: он говорил, пока собеседник не начинал отвечать — хотя бы для того, чтобы заставить его заткнуться.

Кинси поставил тарелку супа перед Тревором Блэком — имя казалось смутно знакомым, но он не мог сообразить почему — и забрал доллар парнишки.

— Обычно я ставлю новичку пиво. Но если тебе меньше двадцати одного, я ставлю тебе колу.

Тревор положил в рот ложку с аккуратным свертком лапши.

— Мне двадцать пять. Но я не пью. Лучше колу. — Он пожевал лапшу, потом нахмурился. — По вкусу в точности как “Удлез оф нудлез”.

— Кинси практикует то, что называется “кухня по наитию”, — фыркнул Терри.

— Бульон домашний, — холодно отозвался на это Кинси. — Хочешь назад свой доллар? Кому вернуть?

Терри только нетерпеливо отмахнулся. Тревор как будто обдумывал это пару секунд, потом покачал головой:

— Нет, вкусно.

— Счастлив удостоиться одобрения, — пробормотал Кинси и повернулся, чтобы достать мальчишке кока-колу. За спиной у него снова фыркнул Терри. Закрыв глаза, Кинси несколько раз глубоко вдохнул. Ночь обещала быть долгой.