Летняя ночь застала землепроходцев в лагере "Северная Олива". Сеславин, Ярвенна, Хородар и Аттаре сидели за дощатым столом под открытым небом. Перед ними стоял лишь кувшин с родниковой водой: они собрались не для ужина, а для разговора. Стол освещал светильник: на треножнике — мраморный шар, который Сеславин заставил сиять.
— Человечество в своих отношениях с Духом успело пройти две ступени, — рассказывал Аттаре. — Первая — это эпоха чудовищ. Дух Земли был темным и диким, человечество тоже мало выделялось из звериного царства. Жуткие воплощения, вроде того змея, что убил в Патоис Сеславин, населяли мир Горящих Трав. Вторая ступень — эпоха истребления чудовищ, — значительно поднял ладонь Аттаре. — Миф о Тирсе рассказывает о самом великом герое этой эпохи в Тиевес.
Аттаре уже говорил друзьям, что в пещере его маленькая экспедиция обнаружила потайную дверь. За ней оказалось святилище Тирса, царского сына и воина, вскормленного золотой козочкой.
— Золотая козья шкура была артефактом Древней Тиевес. В святилище мы нашли сандалии и меч Тирса, его царский венец и посох. История Тирса типична для эпохи истребления чудовищ. Его отец — царь, отдал ребенка на воспитание Духу. Жена царя умерла при родах. Дух взял ребенка именно с целью воспитать, вооружить на борьбу с чудовищами. Он руками людей стремился уничтожить собственные темные и жестокие воплощения, когда сам стал более просвещенным. Итак, Тирса вскормила золотая козочка. Символом его родного города сотни лет была скульптура, изображающая младенца, сосущего вымя козы. Дух стал наставником Тирса и являлся к нему в разных воплощениях, подарил юноше посох, как, кстати, Сеславину. Но, — рассмеялся Аттаре, — если уж сравнивать Тирса с Сеславином, то Сеславин, богатырь из Патоис, более мужествен и воинствен, а воспитанник золотой козочки подчеркнуто культурен. Он вскормлен кротким домашним животным, в его лице просвещение вступает в сражение с тьмой. Сеславин бился со змеем в облике яростного лесного тура. Тирс всегда оставался человеком.
— А против кого пришлось биться Тирсу? — с интересом перебил Сеславин.
— О! — покачал головой Аттаре. — С ужасным и очень древним воплощением. Оно жило в скалах на побережье. Это чудовище я бы назвал живым хаосом: оно было жутким сочетанием трех разных животных, в общем, одновременно абсурдное и страшное. Город приносил ему человеческие жертвы. Тирс явился как раз в тот день, когда шестеро молодых простолюдинов были выбраны в жертву чудовищу. Воспитанник Духа заменил собой одного из них, хотя ему уже сказали, что он — царский сын. Я бы назвал это просветительским шагом: Тирс не посчитал справедливым возвышение одного человека над другими.
И, наконец, очень важное! — Аттаре окинул друзей за столом загоревшимся взглядом. — Тирс, вместо того чтобы покорно пойти на жертву, восстает против существующего обычая. Тирс готов на это, и тем самым он ставит человечность выше догмы. Тирс побеждает чудовище, освобождает родной город от жестокой дани, очищает мир от одного из темных воплощений Духа и просвещает самого Духа Земли Горящих Трав, являя ему собой один из лучших образцов человеческого мировоззрения.
Светописец Хородар молча кивал своей большой головой в смоляных завитках бороды и кудрей. Он уже слышал эту историю: Хородару предстояло завтра идти в пещеру снимать святилище Тирса.
Сеславин был смущен и одновременно польщен тем, что Аттаре полушутя занес и его в число борцов с чудовищами. Он обнял Ярвенну, беременность которой стала уже заметна, и привлек к себе. Она хорошо знала своего мужа и знала, что у него есть неизвестные другим слабости: что он хочет, чтобы она замечала его мужество, и часто наивно прикладывает усилия, чтобы больше нравиться ей — ей, и так влюбленной в него без памяти.
Утром к Аттаре подошел усталый Шахди в одежде Черного Жителя. Его роль "призрака свалки" требовала от него и на самом деле быть вездесущим, вдобавок Шахди приходилось все время следить за тем, чтобы образ Жителя оставался нелогичным, потусторонним, в одном ряду с шуршунчиками и лазунами, и никому бы даже в голову не пришло заподозрить в нем иномирца. Это вынуждало Шахди не только наблюдать за свалкой и выполнять свои задачи разведчика и контактера, но и просто вести жизнь Черного Жителя — любителя ночами смотреть 901 канал с банкой пива в руках и сосиской, разогретой в неработающей ржавой микроволновке.
Шахди подошел к Аттаре:
— Ты собираешься сегодня испытывать крыломах на Земле? Поздравляю. Это тебе подарок.
Шахди протянул Аттаре спасательный пояс. Южанин сперва изумленно вскинул брови, потом рассмеялся:
— Ты перепутал, Шахди. Я не собирался нынче лететь.
Тот не удивился, спокойно уронил:
— Странно. Я был уверен, что именно сегодня. Но подарок все равно возьми.
Аттаре взял пояс и поблагодарил Шахди, не сказав ему, что спасательных поясов у него и так две штуки.
Времени на разговоры больше не было: Аттаре торопился явиться в пещеру и показать Хородару, какие светописи и зарисовки тот должен сделать.
Землепроходцы, по возможности, не забирали с Земли артефакты. Правда, после ракетного обстрела памятников, обнаруженных ивельтами с помощью съемок из космоса, разведчики стали переносить в хранилища и музеи Обитаемого мира все, что им хватало сил переместить в пространстве. Но потом, когда сделалось ясно, что целый ряд укрытий недоступен для наблюдения со спутников, землепроходцы старались больше не нарушать целостности древних святилищ и гробниц. Из них допускалось лишь на некоторый срок изымать ценности и артефакты для лабораторного изучения.
Святилище Тирса пока решено было только заснять и зарисовать, но золотую козью шкуру, сандалии, меч и посох героя оставить на месте.
Мерцающие улитки медлительно странствовали по стенам. Хородар расставлял аппаратуру. Аттаре молча стоял неподалеку.
Гром и оглушительный, повторенный эхом, грохот прозвучал для Аттаре, как во сне. В снах он иногда видел тот жуткий миг, когда их с Сеславином засыпало взрывом на нижнем ярусе древнего храма. У Аттаре замерло сердце. Он не сразу осознал, что своды на самом деле не обрушились, и только после этого сердце снова забилось. Хородар стоял в обнимку с камерой для светописи, прижимая ее к себе, как будто у него ее хотели отнять.
— Уходи! Не оставайся здесь! — крикнул ему Аттаре и побежал к воздуховоду.
Он рывком подтянулся и пополз по узкому ходу вверх, пока не оказался в нише, из-под каменного козырька которой открывался вид на море. Вдалеке чернел над водой силуэт сторожевого катера. Вдруг опять грохнуло, скалы задрожали, где-то посыпались камни. Аттаре отшатнулся в глубину ниши.
Скальная порода скоро не выдержит, и святилище Тирса будет погребено под завалом. Аттаре стиснул зубы.
До сих пор он только читал о борьбе и даже изучал борьбу как ученый: эпоха истребления чудовищ, воспитанник кроткой козочки, одолевший в бою чудовищную тварь, победа более просвещенной и светлой формы бытия над темной и косной. Это все была теория, в которой Аттаре был убежден и которую он развивал. Но сам он до сих пор никогда не боролся.
Крыломах сидел в нише, как крылатое существо в гнезде.
— Хородар, уходи! — крикнул Аттаре в воздуховод. — Я тебя потом вызову!
Он бросился к крыломаху и хотел пристегнуться ремнями внутри корпуса, но вдруг, как живое, перед ним предстало смуглое и бесстрастное лицо Шахди: "Я был уверен, что ты летишь сегодня".
Спасательный пояс! Позабыв сейчас о себе, Аттаре не стал бы его надевать. Но при воспоминании о странном предвидении Шахди он выругался старым добрым ругательством, принятым в Оргонто, и торопливо завязал тесемки оранжевого пробкового пояса.
Крыломах Аттаре выпорхнул из ниши раньше, чем из орудийных башен катера снова вырвался гром. На корме медленно разворачивалась на цель ракетная установка. Аттаре сделал несколько махов, набирая высоту. Аттаре старался ловить ветер и весь ушел в управление полетом, больше не думая ни о том, что собирается сделать, ни о том, как мало стоит теперь его жизнь.
