Литмир - Электронная Библиотека

Слегка изогнутый меч натыкался на луки, отбрасывал их в сторону и обрушивался на незащищенные руки и шеи, он рубил налево и направо, непрерывно поворачиваясь на месте, и не было времени увидеть, кто напал на него сзади, пока не завершил круг и не убил его, в правой руке меч, в левой — клинок чести, потому что они были слишком близко.

Меч ударил по броне на спине; он отмахнулся клинком чести, выигрывая себе пространство, и ударил мечом. Лук свистнул в воздухе, устремляясь к голове. Он нагнулся, пропуская его, и ударил под подбородок глупца; кто-то, ползавший по земле, встал на колени, нащупал его бриджи и попытался ударами кинжала пробить плотную кожу сапог. Вейни отпрыгнул от него, подставил под опускающийся удар кожаный наруч, страшным ударом меча распорол лицо человека и обратным движением отогнал кого-то слева.

Потом один из врагов внезапно упал со стрелой в шее, и Вейни не понял, откуда она взялась. На броне другого мелькнула вспышка красного света, значит заработало оружие Моргейн, число врагом стало уменьшаться. Вейни глубоко вздохнул, резко повернулся и отбил удар человека, напавшего сзади — тяжелое усилие, удары сыпались один за другим, он крутился и прыгал, спасая свою шкуру. Сталь звенела о сталь, прыжки, уходы, резкие быстрые удары, дышать все тяжелее, все вокруг как в тумане, пот течет ручьем, кровавая бойня никак не может кончится, красный огонь сражает человека за человеком. Кто-то бросился бежать, красная вспышка на его броне, крик, и человек упал на груду товарищей.

Остальные попытались сдаться. Огонь перерезал их, когда они падали на колени, и бросил тела на землю. — Лио! — в ужасе крикнул Вейни, но было уже поздно, и не осталось никого из них в живых, когда он, шатаясь, ударился о стену спиной, жадно хватая воздух и с ужасом глядя на горы трупов.

Чи вытащил свой меч из тела, Хесиен и Ранин прикрывали спину Моргейн, когда она перестала стрелять, стоя на краю побоища, по-прежнему держа черное оружие в руке. Она убьет и их, на мгновение подумал Вейни. В полубезумном лице Моргейн не было и намека на жалость.

Глубоко вздохнув, Моргейн бросилась к уже беззащитной двери и открыла ее, быстро проведя рукой по заклепкам в центре.

За дверью оказалась анфилада ярко освещенных залов, ведущая к другим дверям.

— Оставайтесь здесь, — крикнула Моргейн. — Все! Держите дверь. Вейни — оставайся с ними. И не надейтесь, что Скаррин мертв!

Она убежала прежде, чем он смог запротестовать; и Вейни решил, что будет сторожит тех, кто сторожит двери — надо будет прикрыть отступление, когда им придется бежать изо всех ног.

— Один из вас, — крикнул он Чи, — быстро в конец коридора, к лошадям.

— Проклятие, мы не твои слуги!

— Мертвым ранги ни к чему, мы все в одной лодке и быстро потонем, если останемся без лошадей.

— Ранин! — рявкнул Чи, Ранин опустил лук и побежал обратно, перепрыгивая через мертвых.

У всех остальных были только мечи и кинжалы. Вейни пожалел о своем добром луке, который остался висеть на спине Эрхин, вынул один из руки мертвого и собрал стрелы в колчан, который повесил на плечо.

Одна стрела на тетиве, две в руке с луком. Он проверил тетиву, вышел на пересечение коридоров и устроился под прикрытием стены так, чтобы мог наблюдать за правым проходом, пока Чи, последовав его примеру, тоже выбирал себе лук и колчан; по меньшей мере одна из его частей умела обращаться с ним.

Шаги Моргейн давно уже затихли за самой последней дверью, Вейни оперся плечом о стену и ждал, расслабив мышцы, но будучи готов стрелять в любое мгновение, когда кто-нибудь появится в освещенном коридоре.

Он знал такие места. Машины, управляющие воротами. Там могли быть ловушки, устроенные Скаррином, и еще множество всяких штук, с которыми Моргейн управлялась с легкостью, так что ему было лучше оставаться здесь и не мешать ей. Но он дрожал, как от зимнего мороза, реакция мышц, сжатых повязками, и реакция на бой, пот промочил его насквозь и ему было холодно в самом сердце крепости Скаррина. Он мигнул, смахнув невидимую пленку с глаз, отбросил в сторону волосы, падавшие на лицо, сердце билось молотом в груди, за всю свою жизнь он не часто чувствовал такой ужас.

Он всегда знал, что все кел враги. Чи и Хесиен через коридор от него слегка волновали его, не больше. Но этот—

Этот лорд, который настолько хорошо знал ворота, что пугал саму Моргейн, который умел работать с ними лучше ее—

Что за враг, который может быть одновременно мертвым и живым, получив смертельные удары в голову и сердце?

Единственное объяснение: волшебство и магия, над которыми Моргейн всегда смеялась.

Но я то знаю и то и то. И какая же магия без демонов? Во время службы у ней я постоянно встречал демонов, немало убил, за исключением этого последнего, который говорил, что не может умереть—

О Небеса, мы смогли пройти так далеко, пересечь столько миров и перепрыгнуть через столько лет, и встретиться с этим созданием, маленького роста и высотой в небо, пока так много народа занимаются своими делами в городе под нами, совершенно не зная о том, что происходит над ними — если они вообще еще живы, если все жители города не исчезли, как слуги.

Бог привел нас сюда. И я не знаю, что еще я должен делать; я могу только стоять и защищать ее спину.

Чи дрожал всем телом, стоя около стены и глядя в сторону прохода, который должен был охранять. Колени болели, в животе стоял холодный ком, руки тряслись. Изнеможение. И леди.

Леди не убила их. Вопреки всему тому, что они знали о ней. Не убила, как и надеялся малыш. Не убила, хотя опасна как Скаррин — более, чем опасна: смертоносна, одержима своей целью — как она сама говорила — и сильнее любого хранителя ворот.

Ясно как день — ровня Скаррину. И нрав Скаррина — оставшийся получает все.

Через зал стоял Хесиен, стороживший другое направление, на противоположном углу — Вейни; медленно текли минуты, что-то происходило в комнате, находившейся за этим залом — центр управления для всех ворот мира: именно это Моргейн Энджурин собиралась сделать, именно для этого она устранила Скаррина — и это никак не могло уложиться в его потрясенной голове: Скаррин, который правил в Манте со времени сотворения мира, вечно-юный, отдававший приказы через представителей, и жестокий сверх всякой меры, если какой-нибудь бунтовщик пытался сбросить его.

Скаррин, вокруг которого постоянно кипели заговоры, который смотрел на них как на пьесу, поставленную для его удовольствия.

Ушел — со вспышкой света, простое нажатие руки женщины, которая пришла не для того, чтобы говорить—

И что она делает с воротами в той комнате — свет в залах то вспыхивал, то гас, как если бы весь Ненейн был ранен.

Наконец Чи не выдержал. — Что она делает? — яростно спросил он. — Как ты думаешь, что она делает?

— Что бы она не делала, ей не нужны свидетели, — слова Вейни прилетели через зал, разделявший их. — Верь ей. Если бы она хотела тебя убить, то ты и остальные давно были бы мертвы.

— В этом я не сомневаюсь, — сказал Хесиен, затянув потуже пряжку на своей броне — бледный и изнуренный, как они все, с тенями под глазами, весь в пыли. Он опять взял в руку меч, зажатый между коленями. — Кто бы она не была, с нами она была честна, а этот пес Скаррин мертв, насколько огонь смог убить его. — Он отсалютовал дрожащей рукой. — Вот все, что мне надо знать.

У этот отчаянного Хесиена вообще не было выбора, но не у него самого — слишком много хорошего и плохого, доброго и злого, света и тьмы смешались в его сознании, уже не говоря о трех разных существах. Другого такого нет во всем мире. И нет другого Нхи Вейни, самого надежного человека из всех них, которому они поклялись в верности.

Ирония, самая настоящая ирония, с болью в сердце подумал Киверин, он находит все больше и больше причин, чтобы любить этого человека, а парень — совсем молодой — прощает его, его, Гаулта-Киверина, прощает старые предательства и сожалеет о потери родственника, который подходил к нему как меч к ножнам — и не имеет значения, что многие из этих несчастий были делом рук самого Киверина, ошибкой Киверина, вмешавшегося в кровавую кашу на войнолюбивом юге — Чи понимает одиночество Киверина, жалеет и утешает его, как может. Война между ними кончилась, но малыш не прощает, не слушает и не понимает — почему он с такой силой осуждает и наказывает себя сам.

90
{"b":"119493","o":1}