Но тут позади него раздался гром. Чи повернулся, поднимая меч, но их было только двое, в шлемах и с масками на лицах. Они, грохоча, шли к нему через ручей, бросая в воздух водяную пыль, освещенную первыми лучами солнца.

Третий шаг, серая лошадь и белая, горделиво медленно и неумолимо, как судьба…

Мрачная процессия достигает места казни, смертоносной земли. Им пришлось пошагать, последним оставшимся в живых после битвы у ручья Гиллина. Но Ичандрена среди них нет. Голова лиса насажена на копье за воротами замка Морунд, выражение ее лица странно спокойно, особенно учитывая то, что ему пришлось перенести; и теперь вороны клюют ему глаза, как эти вороны и коршуны сделали со многими-многими другими.

Вороны-падальщики взлетают в воздух и здесь, в конце всех дорог, черные силуэты на фоне бледного больного солнца, глухие удары испуганных крыльев напоминают грохот копыт по песчаной…

Но этот день окончился, Ичандрен мертв, его люди видели, как он умирал, видели и то, что с ним делали перед этим, так что смерть стала для него избавлением.

Теперь их черед. Потревоженные птицы опять садятся на поля, и только один-единственный ворон с важным видом вышагивает по краю дороги.

— Стой! — кричит лорд Гаулт, Гаулт ап Месиран, но это не тот Гаулт, которого знал Ичандрен, брат по оружию, которому он безоговорочно доверял. Это совсем другое создание, которое нынче захватило власть над Крепостью Морунд. Ему служат кел, хотя волосы Гаулта темные, как у людей, он силен телом и очень высок, просто громаден; его люди боятся даже находиться рядом с ним. Вот каким он стал. Именно Гаулт привел сюда пленников, в то место, где собираются вороны, где растут странные, перекошенные деревья. Он неспроста выбрал его. Недалеко отсюда, за изгородью, начинается по-настоящему странный лес: в нем нет животных, и даже птицы не летают над его сердцем. И из этого места Гаулт правит всем югом.

Все, дальше они не пойдут, потому что здесь то самое место, где Гаулт расправляется с врагами, где кончаются закон и разум. Лошади шарахнулись и заржали, почувствовав запах падали. Белые обломки костей, растащенные хищниками, мусор, запорошенный пылью, дорога взбирается на лысый холм — а там столбы и рамы, торчащие в небо, некоторые пустые, а к некоторым еще привязаны скелеты, сохранившие клочья плоти.

Пленники, пошатываясь, идут навстречу судьбе, а на них обрушиваются ругательства и удары, еще более жестокие чем те, от которых они страдали раньше, потому что стражники боятся этого места и хотят как можно скорее убраться отсюда. Пленники идут, смущенные и растерянные; они карабкаются на холм, доходят почти до вершины, и тут что-то — то ли мужество, то ли обломок черепа, попавший под ногу, то ли черный взгляд глаз-бусинок ворона, на мгновение переставшего клевать труп — разрушает чары, ломает строй, и один из них пытается сбежать. Всадники мгновенно догоняют его, два воина поднимают кричащего человека в воздух и швыряют на верхушку холма. Другие всадники, с копьями и дубинами, обрушивают град ударов на беглеца, а то, что осталось, волокут к столбам.

Лорд Гаулт на огромной чалой лошади поднимается на гребень вслед за ними. — Я не бросаю вас на произвол судьбы, — говорит он, копыта его лошади крушат пустые черепа. — Я оставляю вам еду. И много воды. Разве я могу сделать что-либо еще?

Чи ап Кантори слышит его голос, но смутно, среди множества других голосов, потому что палачи, покончив с Эранелом, ап Кнари, Десиндом и рыжим Фальвином, самым младшим двоюродным братом Ичандрена, как раз взялись за него. Он пытается сопротивляться, как он делал по дороге сюда, но на него опять обрушиваются удары древками копий, он сдается и прекращает бороться, ему остается только ждать того, что враги с ним сделают. Запах трупов повсюду, в руки впиваются острые обломки костей, он лежит в грязи, глядя в белое небо, в котором горят огни и носятся тени дьяволов, потом его хватают, волокут по дороге и приковывают к раме. Да, даже когда они уйдут, от этих кандалов не избавиться.

Кто-то ругается. Чи узнает Десинда по голосу, отдаленному и неестественному. Потом раздается смех Гаулта. Дыхание Чи восстановилась, тени дьяволов исчезли, он крутит руками, натыкаясь на кости, и проверяет цепи. В конце концов, убедившись, что цепи прочнее некуда, а всадники только развлекаются, глядя на его попытки, он валится на землю возле столба, к которому прикован.

Рядом с каждым из них стоит мех с водой. И немного еды. Лорд Гаулт желает им всего хорошего, потом уезжает со своими слугами.

Каждый из осужденных прикован одинаково, голенью к потрепанному погодой столбу. Цепь ровно такой длины, чтобы они не могли дотянуться друг до друга, как бы не старались. Руки не связаны, им даже оставили оружие, но это продлит их жизнь ненадолго.

Вечером приходят волки, ожидавшие добычу. Они уже давно знают, чего надо ждать, когда появляются всадники. Волки не спешат. Это полукровки, в каждом из них есть много собачьей крови. Они глядят собачьими взглядами и ползут вперед, как псы у камина в поисках вкусной косточки, но с хитростью и показной храбростью, которой нет ни у одной собаки. Они отступают, когда в них кидают обломками костей или даже пригоршнями пыли, отпрыгивают от криков или угроз, но долгими ночными часами они подкрадываются все ближе и ближе, пока, наконец, некоторые из них, высунув языки, не оказываются совсем рядом с линией пленников, и начинают наскакивать на людей, проверяя, достаточно ли те ослабели или решили сдаться.

На второй вечер их терпение вознаграждается. Те, кто не сдался, получают некоторую передышку, пока ужасные звуки несутся от других столбов, где волки дерутся между собой за куски плоти и хрустят костями.

Оставшуюся часть ночи волки — и люди — отдыхают.

Лошади скачут по миру, серая в яблоках и белая, окруженные опаловым мерцанием, шаг за шагом. Их копыта едва касаются гниющих листьев лесистых верхушек холмов, ноги вытянуты — как и всадники, они ошеломлены окружающим миром и им холодно от пронизывающего ветра.

Всадники не сдерживают их. Они не знают, где находятся… но им это не в первый раз.

Лучи солнца падали на рощи странно выглядящих молодых и старых деревьев, непрекращающийся ветер качал стволы из стороны в сторону… много раз они видели такие места, и только что прошли через ворота, торчащие в небо из вершины холма над ними, могущественные, источающие злую силу в душный воздух.

Лошади, убежав от наводящего ужас места, поскакали медленнее, деревья стали расти гуще, вскоре они неспешно ехали по лесу, в котором среди деревьев стояли камни, в полтора раза выше, чем всадник, сидящий на коне. Лошади фыркали, знакомясь с чужим миром и его запахами, но всадники ехали молча.

Со временем лошади решили остановиться, всадники не возражали и продолжали изучать мир, слушать шепот ветра и веток, и глядеть, впитывая в себя это странное искалеченное место.

— Мне здесь не нравится, — сказал Вейни, дернув плечами, и наклонился вперед в седле.

Лошади: серая в яблоках и белая, разнополые, как и всадники; Моргейн в черном и серебряном, Вейни в сером и зеленом, у нее волосы белые, как у кел, у него обычные человеческие, светло-коричневые под остроконечным стальным шлемом, вокруг которого обвязан белый шарф… так они выглядели. Они ничего не знают об этом мире, но тут должна быть дорога, которая поведет их — и они верят, что опять найдут ее: что бы кел не строили, они всегда делали это одинаково, по одному и тому же образцу. Самое главное они сделали: вырвались из Ворот и их сумятицы, пересекли пропасть и оставили за спиной пустоту, этот холодный кошмар, который теперь лежит между ними и вчера — и одни Небеса знают, как давно было это «вчера».

Они в доспехах и вооружены. Моргейн — госпожа, Вейни — вассал; она была тем, кем она была, а он — Человеком: так обстояли дела.