Почти нестерпимый жар солнца, блеск земли, облака пыли, которые поднимались вокруг них, долгий путь для усталых лошадей, и вкус крови после каждого толчка.

Чем дольше они медлят в этом месте, подумал Вейни, тем дольше лорд в Манте слушает советы других, меняет свое мнение, приходит к другим выводам — или какая-нибудь другая сила использует представившуюся возможность, берет силу Мировых Ворот Манта и обрушивает на стоячие камни Нейсирн Нейс.

И тогда бы они увидели последнюю картину в своей жизни: небо и земля рвутся напополам, ветер с воем подхватывает их и бросает в расселину, и они, сознавая, что умирают, летят вниз — только Небеса знают как долго и как мучительно.

Эта мысль держала его в седле, хотя было тяжело дышать. Он закашлялся, вытер рот, и увидел кровь, размазанную по пыльной руки.

Холод пронзил тело Вейни, голова закружилась, как если бы правда наконец нашла его, ударила и выбила из него мозги.

О Небеса, не здесь, не сейчас, еще нет, не в этом месте.

Вейни сплюнул кровь и вытер небритый подбородок, потом вытер руку о грязные бриджи. Моргейн впереди. Он прикинул расстояние, которое еще надо проехать — они на пол пути, еще столько же до каменного прохода, ведущего в Мант: слишком далеко, и все, что он может сделать…

— не заставить ее остановиться. По меньшей мере дать ей пересечь эту равнину и безопасно добраться до той стороны, где у нее появится надежда; здесь вынуть Подменыш невозможно: если выпустить наружу силу ворот, можно уничтожить весь мир.

И, проклятье, слишком поздно для лекарства Чи: оно не вылечит сжатую в тиски грудь и не вернет дыхание; тем не менее он достал сложенный пакетик, красный туман застилал глаза, почти ничего не видно. Он подцепил пальцем то, что, как он надеялся, было одной пилюлей, но, быть может, и больше — кто знает? Он едва не уронил ее, но сумел засунуть в рот и сдержать кровавый кашель. Он сглотнул и вытер рот — красная полоса протянулась по обратной стороне ладони — и стал ждать, надеясь, что сила вернется к нему.

И она пришла. Он осознал, что сердце забилось как сумасшедшее, в глазах все потемнело, боль прекратилась — но вдохнуть он все равно не мог. Он потерял равновесие и сообразил, что Моргейн смотрит на него и натягивает поводья. Сила улетучилась, налетели холод и тепло, и в какой-то ужасный момент он сообразил, что падает, земля стремительно понеслась навстречу…

Он ударился о землю, перекатился на бок, все поплыло, второй удар, и остался лежать в пыли, боль ударила в голову, несмотря на пилюлю, голова затряслась, позвоночник затрещал, ноги выгнулись, боль, как тупой нож, ударила в бок.

Темный силуэт Моргейн мелькнул через пыль, подбежал к нему, опустился на колени.

— Вейни!

Остальные остановились, Чи — позади нее, она чалом жеребце, Ранин и Хесиен как призраки в пыли. Он попытался встать, зная, что это необходимо, боль на мгновение прекратилась. Он попытался оттолкнуться рукой от земли-

И услышал вой ветра, увидел, как Моргейн посмотрела назад, вскочила, коснулась рукоятки Подменыша, небо над их головами разорвалось напополам, в щель хлынула темнота, волосы и плащ Моргейн взлетели вверх, пыль хлынула потоком в небо, как вода через край.

Мир раскололся. От него остались только холод и темнота.

И он увидел ее руку на рукоятке, это должно было распахнуть перед ним ворота.

— Нееет! — крикнул он, потому что еще был жив, и время еще не…

Трещина описала полный круг, голубизна поглотила черноту, остался только свист ветра и холод.

Он лежал на спине на камне, руки под головой. Моргейн над ним, меч наполовину вынут, кристалл на конце рукоятки мерцает, руны играют опаловыми красками.

Вейни понял, что она опять забросила его домой, встал на колени, ошеломленный, потрясенный до глубины души, потом на ноги и снял лук, криво висевший на плече. Рядом стояли Эрхин и Сиптах, взволнованные, без всадников. Чи и остальные пытались успокоить испуганных жеребцов — внезапно они все оказались во дворике с белыми стенами, а вокруг стояли камни, лес каменных плит, белых и пыльных.

Боли не было. Даже там, где повязка слишком сильно стискивала ребра. И ничего не мешало ходить. Он чувствовал себя так, как будто вернулся с легкой утренней скачки.

Ворота-переход. Ворота перенесли их сюда, целыми и невредимыми, только пыль и грязь выбелили черную броню Моргейн и превратили ее лицо в белую фарфоровую маску.

Бог в Небесах, подумал Вейни, вспомнив падение и кровь во рту; но, мелькнула мысль, он может быть проклят уже за то, что благодарит Небеса за подарок кел.

Этого он не знал. Он знал только то, что может стоять, что Моргейн вытянула к нему руку и обняла его, держа драконий меч в другой, а он никак не мог бросить покореженный эрхендимский лук. — Мы живы, — сказала она, и что-то еще, на незнакомом языке, сказала ему, и он, в полубессознательном состоянии, понял: никто из них не умер, они находятся там, куда отправил их Скаррин…

Она крепко держала его. Так крепко, как если бы он тонул, и тут он вспомнил о врагах. Вейни быстро оглядел все вокруг и пробежался взглядом между камнями, которые пятью концентрическими кругами стояли между ними и стенами; потом посмотрел вверх, на края сложенных из массивных камней стен и на безоблачное небо.

Никого, никого кроме Чи, Ранина и Хесиена, сидевших на истощенных лошадях, головы которых свисали почти до земли. Судя по виду эти сильные воины вряд ли могли слезть на землю без посторонней помощи.

Но они сами — и белая лошадь и серый жеребец…

— Колдовство, — прошептал Вейни, не доверяя ничему, а главное своей памяти, которая настаивала, что должны быть боль и сломанные ребра, а не эта неестественная сила и восстановившееся тело, которое слишком крепко сжимали повязки. Он задрожал, хотел остановится и не смог: голова, руки и ноги дрожали как в лихорадке. — Матерь Божья, это — ты не можешь сказать мне, как…

Она протерла уголки его рта своими дрожащими пальчиками, оттирая кровь и грязь. Хлынули слезы, оставляя дорожки на грязной маске ее лица. Она крепко сжала губы и, продолжая держать его рукой, медленно осмотрела все вокруг, пытаясь найти того, кто забросил их сюда.

Потом обратилась к Чи, гневно. — Что это такое? Так Скаррин обычно встречает своих гостей? Или ты не позаботился рассказать нам об этом?

— Я — я не знаю. — Было видно, что Чи поражен и совершенно сбит с толку. — Нет. Нет — такого не было никогда.

И страх — в умных глазах Чи, в спокойных Ранина и холодных Хесиена. Они испугались их обоих, испугались Сиптаха и Эрхин, которые могли скакать, а их лошади нет, испугались даже исцеления, которое совершили ворота.

— Никто из нас, — слабым голосом сказал Ранин, — никогда не встречался с таким и не знал, что это вообще возможно…

— Скаррин! — яростный крик Моргейн отразился от стен и умчался в небо.

— Он пощадил нас, — сказал Вейни. — Лио, он пощадил нас.

Она повернула к нему голову — на него смотрело не милое, любимое лицо, но непроницаемая маска кел, белая и пыльная, смоченная слезами любви и отчаяния. — Не верю.

На одной стороне Чи и его товарищи, которые знали, что такое не должно было случиться с воротами, по всем законам не должно было случиться.

С другой стороны Моргейн…

Я знаю то, что они не знают. Называй это наследством моего отца. И если они узнают эту тайну, Вейни, они узнают и другие, которые я никому не расскажу, которые даже не записаны на мече — и которые я не разрешу никому знать и остаться в живых…

Она прицепила Подменыш к поясу, прошла несколько шагов, подняла с земли его шлем и бросила ему. Он схватил его на лету. Ветер взъерошил волосы, по-прежнему обстриженные. Броня была в пыли, грязи и крови. Почему так, почему он выздоровел, почему произошло все это — он не понимал.