Он всегда знал, как выглядит, и считал что становится старше, сила растет, он взрослеет — и был уверен, что так оно и есть: плечи стали шире, руки налились силой. Мужчина всегда замечает такие вещи.

Но нет, это никогда не произойдет. Его жизнь остановилась. Он вспомнил дракона, замерзшего в снегу, с наполовину раскрытым крылом.

— О Боже. — Он взял себя в руки, стал холодным снаружи и внутри.

— Раны никогда не соберут дань с тебя. И возраст — это не для тебя. Ты станешь мудрее, но не старше. И всегда после перехода через ворота вылечишься от всех ран, всегда сбросишь дни и годы.

— Почему тогда такие как Чи? Почему Гаулт? Почему Фай, во имя Небес?. — Ему хотелось выть. Опять он запутался, концы и начала путешествий спутались и переплелись. — Если так может быть, почему они выбрали убивать…?

— Потому что, — сказала она, — они кел. И я знаю то, что они не знают. Называй это наследством моего отца. И если они узнают эту тайну, Вейни, они узнают и другие, которые я никому не расскажу, которые даже не записаны на мече — и которые я не разрешу никому узнать и остаться в живых. — Ее рука опять погладила его щеку. — Я собиралась сказать тебе об этом в более лучшие времена. Но, так получилось, и тебе лучше всего узнать об этом сейчас… Прости меня. Я так нуждаюсь в тебе. И мой путь становится все более одиноким.

Он взял ее руку, оцепенев от внезапного прилива чувств. Прижал к сердцу. И это было все, что он мог ей сказать.

— Отдыхай, — сказала она. Потом встала и пошла прочь, остановившись на мгновение, чтобы взглянуть на Чи и остальных, но главным образом на Ранина, стоявшего позади всех с завтраком в руках. — Я сама приготовлю себе завтрак, — сказала она ему. Потом перевела взгляд на Чи, не сказала ничего и пошла дальше, держа Подменыш в левой руке.

Вейни сидел, пораженный услышанным и неспособный двигаться, на мгновение. Он весь дрожал, то ли от возмущение, то ли от печали. И тут он вспомнил, что знал, всегда знал, что она когда-нибудь предаст его, каким-нибудь образом, но она нашла способ, который он не предвидел.

Ты должна была приказать мне, в его душе вспыхнула ярость. Но, о Бог в Небесах, если уж ты собралась сделать такое, лио, то могла бы не играть со мной, пощадить мою честь и дать мне по меньшей мере тень возможности выбрать свой собственный путь.

Но он не мог сказать ей такое. Не мог ссориться прямо перед посторонними. Тем более сейчас, когда ему нужно было вернуть себе самообладание.

Это и была та защита, на которую она надеялась. Но это за пределами здравого смысла. Это обещает — о Небеса — обещает, обещает…

Он даже не мог себе представить, что это обещает.

Но, в любом случае, она украла у него возможность выбора. И если она думает, что он настолько глуп, что неспособен выбрать свою судьбу, это о чем-то говорит. Чаще всего она оказывается права.

Он протянул руку назад, не глядя пошарил в складках кольчуги и нащупал маленький бумажный пакетик. Он развернул его и увидел несколько крошечных пилюль, лежащих на красной бумаге — ровно восемь.

Он подобрал пояс, закрыл пакетик и сунул его карман на поясе, в котором хранил разный маленькие плоские вещи, и где раньше была бритва с лезвиями. Но люди Чи забрали ее. Судя по всему обратно он ее не получит.

Он лег на спину, чтобы отдохнуть, потому что у него было столько же возможностей переубедить Моргейн, как у Чи. Для задержки были все основания: помимо его самого: лошади должны отдохнуть, а Чи и его люди вообще почти не спали ночью. Если лошади и люди отдохнут, то они могут рискнуть и пересечь ночь равнину, а если придется драться — то них будут силы и для боя, и для бегства.

Но была и опасность, от которой по его телу побежали мурашки.

— Она остается здесь, — Чи подошел и наклонился над ним, золотоволосая тень на фоне восхода. Чи — не самый достойный человек и, конечно, подошел к нему в поисках союзников.

Есть в этом что-то смешное. — Парень, — спокойно и рассудительно сказал Вейни, — она думает. Подойди к ней. Будь терпеливым. И тщательно, насколько можешь, расскажи ей все что ты знаешь о предстоящем пути, и нарисуй карту. Ответь на вопросы. Потом отойди и дай ей подумать. Если ты что-то скрыл — в момент сделки — сейчас время выдать ей все, что у тебя есть. Она не предаст тебя. Скажи, что готов последовать за ней. И докажи.

Это была не вся правда. Но, решил Вейни, это будет неплохо, и даже может спасти их жизни. Хотя Чи, скорее всего, сомневается.

Но Чи отошел от него и подошел к Моргейн, которая копалась в своих сумках, встал перед ней на колени, что-то нарисовал на земле и какое-то время отвечал на ее вопросы.

Тем временем сам Вейни внимательно оглядел окружающие холмы, тщательно изучил подозрительные камни и кусты, которые поднимались стеной вокруг лагеря, и какое-то время наблюдал за полетом сокола, или птицы, очень похожей на сокола.

Он решил, что Моргейн хорошо подумала, выбирая место для лагеря. Широкая долина впереди была как на ладони. На расстоянии полета стрелы было негде укрыться, и, чтобы подойти к ним, врагам пришлось бы пересечь открытое место.

Чи и его люди все это время ехали через холмы впереди Моргейн, и, значит, рисковали попасть в засаду, которые враги могли устроить, расположив два камня с силой ворот по сторонам узкого прохода. Чи безусловно знает об этом. И, конечно, Моргейн опять пустит их всех трех впереди себя, хотя Чи это вряд ли понравится.

Но и ему самому не слишком нравилось, что они вообще скачут вместе с Чи, и он, конечно, рад был бы от избавиться от Чи-Гаулта-Киверина.

Когда он проснулся в полдень, уже была готова еда получше, сделанная самой Моргейн. Вейни заставил себя сесть, натянуть бриджи и встать, потом прошелся и даже сумел сделать несколько упражнений с мечом и немного поприседать, хотя плечо и запротестовало: там, где в него попала стрела образовался длинный черный шрам.

Вейни с усмешкой подумал, что цвет этого шрама еще несколько раз изменится, но, с другой стороны, может быть и нет, по той или иной причине; потом, отправив все эти глупые мысли как можно дальше, махнул руками и сделал пару растяжек: ребра вели себя совершенно прилично, по крайней мере сейчас. Тщеславие, обругал он сам себя, но с удовольствием отметил изумленный и почтительный взгляд Хесиена, и какое-то мгновение стоял не шевелясь, прежде чем пойти обратно в тень и усесться на землю.

Он внимательно проверил все стрелы, которые собрал Ранин, достал маленький складной нож — как жаль, что исчезла бритва! — вздохнул и стал поправлять оперенье некоторых из них. В двух колчанах оказалось только три испорченных стрелы, он отметил их серым пятном на оперенье, как требующие ремонта.

Потом опять встал и пошел посмотреть на лошадей, пробежал руками по их ногам в поисках ран или потертостей, осмотрел подковы, прикидывая, не надо ли их перековать. Сгибаться и выпрямляться было тяжеловато. К тому же Моргейн внимательно наблюдала за ним: он спиной почувствовал ее взгляд и подчеркнуто нежно проверил серого жеребца, изо всех сил успокаивая его, чтобы он не выкинул один из своих грубых трюков. — Итак, парень, ты же не хочешь выставить меня лгуном, а?

Повернулась прекрасная голова с темными разумными глазами, хвост, с белой кисточкой на конце, с силой рассек воздух, копыто ударило в землю. — Хай, хай, — успокаивающе сказал Вейни, предусмотрительно отошел подальше от задней ноги, с которой — слава Небесам — не было никаких проблем, и с остальными, тоже.

Он всегда занимался лошадьми, и старался, когда выпадал удобный случай, как следует осмотреть и поухаживать за ними.

— Поспи, — предложил он Моргейн, остановившись, чтобы умыться по пути обратно в тень. — поспи немного.

Она посмотрела на него с тревогой, которую не собиралась скрывать. Ему не вынести долгий путь.

— Чи клянется, — сказала она, — что нам осталось не так далеко идти.

— Надеюсь он научился определять расстояние.