Сделав краткий «исторический» экскурс в прошлое, оуновские верховоды подошли к сути проблемы, в связи с которой они оказались в Берлине, к «акту» от 30 июня. Они просили гитлеровцев не связывать события 30 июня с «недисциплинированностью» националистов. Эту просьбу они обосновали тем, что националисты долгое время боролись против Советской власти и теперь желают завоевать доверие народа на западе Украины, чтобы направить его на борьбу с Советами. Для этого они готовы выполнять самую грязную работу: взрывать фабрики и заводы, средства транспорта и связи, уничтожать культурные ценности народа, исполнять обязанности полицаев, карателей, шпионить, подрывать движение сопротивления и т. п. И наконец, все попытки украинских националистов еще до войны уяснить их компетенцию — что позволительно, и что непозволительно в борьбе против Москвы — были безрезультатными. В частности, накануне нападения на Советский Союз Стецько пытался обсудить этот вопрос во внешнеполитическом отделе нацистской партии. Один из чиновников этого отдела доктор Ляйбрадт, к которому обращался Стецько, отказался разговаривать с ним, не добился встречи и другой националистический главарь В.Cтaxiв. Руководители нацистского партийного аппарата не желали обсуждать вопросы политики с националистической челядью и даже не желали пускать их на порог учреждений, которые выполняли прямые указания «фюрера». Считая, что разговоры на политические темы с оуновцами не стоят выеденного яйца, они посылали их к разведслужбам, которым националисты отдались душой и телом.
Ссылаясь на то, что «акт» 30 июня был заблаговременно согласован с абвером, Бандера и Стецько просили своих покровителей не провозглашать отмену «акта» от 30 июня и роспуска «правительства» Стецько, а вместо этого создать так называемую «Украинскую национальную раду» во Львове, которая не будет иметь никаких политических функций и будет действовать по строгому принципу: выполнять все приказы и указания губернатора Галиции и всесторонне способствовать установлению «нового порядка» в западных областях Украины. «Сподіваемося, — писали Бандера и Стецько, — що таке розв'язання справи, з одного боку, заспокоїть українських націоналістів, а з другого — не підірве престижу Німеччини».
Это предложение верховодов ОУН было одобрено нацистской верхушкой. «Рада» была создана, но без каких бы то ни было актов, декретов и универсалов, без фанфар и торжественных речей. А когда страсти утихли, «Рада» без какой бы то ни было огласки была разогнана, так как даже такой послушный националистический «орган» был не нужен гитлеровцам.
Что же касается дальнейшей активизации агентурной деятельности украинских националистов, то в связи с провалом плана «блицкрига» и усиления антифашистской борьбы населения на оккупированных землях Украины бандеровской ОУН было предложено немедленно вступить в двойную политическую игру. Участие Бандеры и Стецько в этих планах нацистов пока что исключалось. В интересах «конечного дела» их оставляли в Берлине под домашним арестом, чтобы таким путем они могли «доказать свою дисциплинированность» и верность идеалам фашизма. Верховоды ОУН по предложению немецкой разведки передали свои полномочия Лебедю — второму заместителю Бандеры, который с того времени стал именоваться «правительственным проводником». Для инструктирования Лебедя относительно мер нацистской разведки «арестованный» Стецько, как отмечает американский исследователь Джон Армстронг, из концлагеря Заксенхаузен специально на несколько дней выезжал в Краков. Бандеровцам поручалось следить за политической жизнью населения Западной Украины, приспосабливаясь к его настроению, и в случае необходимости переходить на «нелегальное» положение в так называемое «антинемецкое подполье» с тем, чтобы сдерживать антифашистские настроения масс, порывы к борьбе против оккупантов. Как основание для перехода ОУН на «нелегальное» положение Лебедю предлагалось использовать факт непризнания «акта» 30 июня и инсценированный арест Бандеры, Стецько и министров его марионеточного «правительства» — Габрусевича, Ильин цкого, Старуха, Стахива и других.
Тем временем Бандера и Стецько спокойно жили в обособленном от других узников помещении концлагеря Заксенхаузен. Отсюда они слали указания Лебедю о деятельности ОУН. В них они требовали, чтобы не было сделано ни одного выстрела по немцам. «Наш враг Москва», — писали они.
После, казалось бы, ошеломляющего удара по «государственности» Украины украинские буржуазные националисты на протяжении всей войны продолжали активно участвовать в карательных операциях против советских патриотов, проводивших борьбу с оккупантами.
Вскоре после ареста Бандеры и Стецько Николай Лебедь, возглавивший бандеровское подполье на Украине, на встрече с нацистом Теодором Оберлендером подтвердил свое клятвенное обещание вместе с немцами вести войну против Советского Союза до его полного разгрома и построения на его развалинах «нового порядка».
Из оуновцев комплектовался низовой оккупационный аппарат нацистов: бургомистраты, полиция, старостаты и другие. Например, главарь краевого провода ОУН «Одесса» Янишевский (Далекий) служил комендантом и следователем украинской полиции в городе Виннице. Там же служил Смок, впоследствии главарь провода ОУН на ПЗУЗе. Заместителем коменданта Тучинской райполиции в Ровенской области являлся Трофимчук (Недоля), впоследствии командир куреня УПА, и др. Они принимали непосредственное участие в злодеяниях над ни в чем не повинным населением и попавшими в их руки советскими военнослужащими.
Об одной из многочисленных трагедий, виновниками которой были оккупанты и их оуновские пособники, поведал на допросе 4 июля 1944 года бывший заместитель начальника Дубровицкой районной полиции B.C. Логвинович. «15 июля 1941 года, — показал Логвинович, — в м. Дубровица прибыла большая группа гестаповцев, как позже выяснилось, для умерщвления еврейского населения. На следующий день по приказу начальника местного гарнизона на площади собралось около трех тысяч человек, среди которых было много стариков, женщин и детей. Огромная толпа в сопровождении гестаповцев и полицейских — украинских националистов двинулась к вокзалу, откуда всех их вывезли в город Сарны. Там они и были расстреляны. Некоторым из обреченных удалось бежать с места казни. Однако полицейские вылавливали их и группами по 30–40 человек передавали гестаповцам». «Трудно описать чувства, охватившие обезумевших от горя и ужаса невинных людей, — признавался Логвинович, — я наблюдал сцены, как в порыве отчаяния потерявшие рассудок матери, подняв кверху грудных детей, шли навстречу палачам, моля о пощаде. Сраженные огнем, они падали и умирали со словами проклятия на устах к своим убийцам».
Касаясь моральных качеств полицейских, участвовавших в этой карательной акции, Логвинович заявил: «Личный состав райполиции был укомплектован пятьюдесятью отъявленными головорезами, нетерпеливо ожидавшими «мокрой работы». Это были люди со звериными инстинктами, ожидавшими только случая, чтобы проявить их на деле истребления советских людей». Данную характеристику можно отнести к абсолютному большинству бандеровцев, служивших в так называемой «украинской полиции», являвшейся зловещим орудием охраны нацистского «нового порядка».
Массовые казни советских людей осуществлялись и на территории восточных областей республики. Так, только в городе Пирятине Полтавской области было расстреляно свыше 2700 местных жителей. В Васильковском и Ржищевском районах Киевской области уничтожено около 5 тысяч человек.
Бандеровцы совершали чудовищные злодеяния над советскими военнослужащими, бежавшими из фашистских концлагерей. Только в одном Гощанском районе Ровенской области летом 1943 года ими было замучено и расстреляно около 100 военнопленных. Трупы погибших, а в ряде случаев и живых людей, с привязанными на шею камнями палачи бросали в реку Горынь. В январе 1944 года в Березновском районе той же области бандеровские бандиты зарезали 15 красноармейцев.
Вот так, руками украинских буржуазных националистов гитлеровцы строили «новый порядок» на временно оккупированной территории Украины, что во всех ужасающих подробностях подтвердилось на Нюрнбергском процессе над главными нацистскими преступниками.
