— Значит, ты не бросился бежать даже тогда, когда этот дезертир устремился прямо к тебе? — спросил Хельмос, одобрительно взглянув на Гарета.

— Я и не смог бы убежать, ваше высочество, — ответил мальчик, вынужденный говорить правду. — Я сидел на лошади. И это была очень высокая лошадь, ваше высочество, — прибавил он, вздрогнув при воспоминании о случившемся.

— Ты мог бы спрыгнуть вниз, — заметил Хельмос. — Но ты предпочел остаться и встретить врага лицом к лицу.

— Он ударил этого дезертира ногой, — сказал Дагнарус, с удивительной лояльностью поддержав друга. — И кулаком.

Гарет покачал головой.

— Я не помню, ударял ли я его ногой. Если и ударил, то лишь от страха. Как я слышал, и крыса может кинуться на льва, если он загонит ее в угол.

— Можно сказать, что в данном случае лев кинулся на крысу.

Поначалу Гарет не понял смысла сказанного, но потом увидел синие глаза кронпринца, теплую улыбку и оценил сделанный ему комплимент. Улыбка Хельмоса пронизала мальчика насквозь. Он никогда в жизни не ощущал себя таким счастливым, гордым и признательным. Гарет и вообразить не мог большего счастья — но в следующее мгновение понял, что ошибался, что счастье может быть беспредельным.

— Гарет, — сказал Хельмос, обращаясь к нему так, словно перед ним сидел не девятилетний мальчишка, а взрослый человек, — мне выпала большая честь: меня назвали претендентом на высокое звание Владыки. Пользуясь данным мне правом, я хочу пригласить людей, честь и храбрость которых ни у кого не вызывают сомнений, на праздник. Этот праздник состоится накануне моего вхождения в Храм, где меня ждут испытания. Принц Дагнарус обязательно будет присутствовать на этом празднике, но я хотел бы видеть там и тебя. Если, конечно, ты согласишься прийти, — добавил Хельмос, всегда оставаясь скромным и принижая себя.

Несколько недель двор только и говорил о предстоящем событии. Стать Владыкой — большая честь; иногда к этому шли всю жизнь. И потому вполне можно было ожидать завистливых перешептываний, будто Хельмоса назвали претендентом лишь потому, что он — сын короля. Однако кронпринц пользовался таким глубоким уважением, что даже самые злостные придворные сплетники прикусили языки. Между тем, положение претендента еще не говорило о безусловном избрании. Хельмос должен был подвергнуться нелегким испытаниям, где проверялись его честь, рыцарские качества, знания и мудрость. Остальным Владыкам предстояло оценить результаты испытаний и высказать свое мнение в голосовании. В данном случае почти никто не сомневался в успехе Хельмоса.

Гарет тупо смотрел на кронпринца, оцепенев от выпавшей ему чести. Сильнейшее напряжение, волнение и, прежде всего, — доброта и понимание, проявленные Хельмосом... все это перемешалось у мальчика внутри и вырвалось наружу потоком слез.

Хельмос сделал вид, что не заметил рыданий Гарета. Кронпринц заговорил с Дагнарусом о его собаке, давая Гарету время успокоиться и вытереть рукавом нос.

Дагнарус принялся хвастливо разглагольствовать о том, какая у него замечательная собака. Вежливый разговор обоих братьев несколько затянулся. Потом Хельмос спросил:

— А как тебе понравилось на дневном приеме у короля?

Вопрос был безобидным, и Хельмос задал его без всякого умысла. Однако Дагнарус весь напрягся и подозрительно посмотрел на брата.

— Мне там понравилось, — вызывающе ответил принц, словно ожидая, что Хельмос усомнится в этом. — А в чем дело? Ты думал, мне там не понравится? Ты решил, что мне там нечего делать?

Дагнарус шумно дышал, сверкая глазами.

— Я просто думал, что этот прием может показаться тебе скучным и утомительным, — сдержанно улыбнувшись, ответил Хельмос. — Иногда я и сам там скучаю. Попадаются просители, которых просто не остановить.

Дагнарус успокоился, хотя у него слегка дергалось все тело, как у собаки, понявшей, что вместо врага она едва не искусала друга.

— Ты прав. Некоторые из них показались мне безнадежно глупыми, — резко заявил Дагнарус. — Не представляю, как наш отец их выносит. Там были и такие, которые вообще не знали, зачем они притащились во дворец. Иногда наш отец бывает слишком снисходительным.

Дагнарус стоял, заложив руки за спину и расставив ноги. Он хмурился, вспоминая дневной прием.

— Ты так считаешь? — с интересом спросил Хельмос. — А против какого постановления ты мог бы возразить?

— Да взять хотя бы этих тревинисов, залезших на королевские земли, — ответил Дагнарус. — Они были виновны. Напрасно отец им поверил и еще стал выслушивать их дурацкие доводы.

— А что бы сделал ты? — спросил Хельмос.

— Послал бы мою армию и прогнал их прочь, — передернув плечами, ответил Дагнарус.

— Тревинисы не знали, что зашли на наши земли, — спокойно объяснил Хельмос. — Они — воинственный народ. Тревинисы могли бы по ошибке расценить наши намерения как угрозу и стали бы обороняться. А это означало бы немалые жертвы с обеих сторон. Отец поступил мудро, пригласив их посланцев сюда. Он объяснил тревинисам, что они расположились на чужой земле, и попросил их уйти добровольно.

— А они посчитали короля слабым, — выпалил Дагнарус. — Я видел, как они скалили зубы и смеялись, выходя из зала. — Лицо принца сделалось еще мрачнее. — Они смеялись над нашим отцом. Тревинисы — дикари. Единственное, что они понимают, — это сила оружия.

— Если они не уйдут, наш отец поговорит с ними еще раз. Постепенно тревинисы научатся понимать отца и уважать его требования.

Дагнарус фыркнул.

— Они будут высмеивать и отца, и его требования. Эти тревинисы станут убивать королевских зверей и рубить королевские деревья. А когда и другие вроде них поймут, что мы ничего не делаем, чтобы остановить их, они тоже полезут на наши земли. Ты еще скажи, что королевские земли открыты для каждого, кто имеет наглость самовольно на них поселиться.

— Ты ведь где-то слышал эти рассуждения. Кто говорит подобные вещи? — тоже нахмурившись, спросил Хельмос.

Хотя Дагнарусу было всего девять лет, искусство интриг он впитал вместе с молоком матери. Принц пожал плечами и небрежно ответил:

— Я слышал, что так говорят, а кто — не припомню.

Хельмос не любил столкновений. Он переменил тему разговора. Кронпринц вернулся к тревинисам, но стал рассказывать о странных взаимосвязях этих людей с другим народом, не относящимся к человеческой расе, — пеквеями. Хельмос говорил достаточно долго, желая дать Дагнарусу время успокоиться. Свой рассказ он завершил, показав мальчикам красивое магическое кольцо из бирюзы, изготовленное пеквеями.

Пока Дагнарус с Гаретом были поглощены разглядыванием небесно-голубого камня и гадали, какая магическая сила может скрываться в этом кольце, Хельмос искоса взглянул на Сильвита, который все это время стоял в дальнем углу комнаты.

Сильвит понял намек. Подойдя ближе, он поклонился и напомнил Дагнарусу, что время аудиенции истекает, а их с Гаретом ждут занятия с учителем. Братья с официальной сердечностью пожелали друг другу хорошего дня. Сейчас Гарет чувствовал себя куда спокойнее и увереннее. У него хватило сил поблагодарить Хельмоса за доброту и внимание. Мальчик заверил кронпринца, что после приглашения на этот праздник никакое событие в мире уже не сделает его счастливее.

Хельмос улыбнулся и вернулся к прерванной работе.

Опекаемые молчаливым Сильвитом, Дагнарус и Гарет покинули кабинет. На обратном пути они вновь прошли мимо Королевской библиотеки, и опять Гарет впился тоскливым взглядом в книжные полки.

Дагнарус шел, ни на что не обращая внимания. Он был глубоко погружен в свои мысли, отчего его лоб покрылся морщинами. Когда мальчики проходили по галерее, уставленной рыцарскими доспехами, принц спросил:

— Сильвит, а как бы поступил Защитник Божественного, если бы эти дикари обосновались на его земле?

— Защитник бы распорядился их уничтожить, всех до одного, — с предельным спокойствием ответил эльф.

— Но почему? — с неожиданным жаром спросил Гарет.

Он только что обрел кумира в лице Хельмоса и хотел отстоять позицию кронпринца.