— Эвье, — спросил Коннахар, улучив маленькую паузу, — у вас тут зеркало есть?
— Что? А… Где-то завалялось. Далее: оружие, доспехи и прочее нужное добро подберете сами, это в арсенале — от нашего зала налево, второй поворот, бронзовая дверь. Тамошним хозяйством заправляет Рэйлив, обращайтесь прямо к нему. Но это потом. А сейчас, как умоетесь — милости прошу к столу. Еда, что там готовят — специально для вас. Подадут, когда скажете. Мы с Файоли пока вас покидаем, — он состроил извиняющуюся гримасу, — нужно устроить остальных прибывших. Мы с ней вроде подручных старшины нашего отряда — сделай то, подай это. Вернусь и потолкуем. Да, еще: вот эта и эта кельи свободны. Располагайтесь как угодно.
Он выскочил за дверь прежде, чем кто-либо успел задать хоть один вопрос. Лучница Файоли, кажется, обладала способностью просто растворяться в воздухе — только что стояла у входной колонны, и вот ее уже и след простыл.
— На самом деле нам все это снится, — предположил слегка пришедший в себя Юсдаль-младший, озираясь по сторонам, и заключил: — Но такой сон мне нравится куда больше, чем застенки у двергов.
Дие Коррент объявился где-то спустя колокол. Время было потрачено с пользой и на приятные хлопоты — беглецы, наконец, получили возможность не спеша помыться, переодеться в чистое и истребить хорошо приготовленный обед или все-таки ужин? — разительно отличавшийся от холодных помоев, которыми потчевали в недоброй памяти конюшне. К приходу Эвье трое недавних узников успели даже занять пустующую келью, вытесанную прямо в скале, но просторную и чистую, освещенную масляными светильниками. Из предметов обстановки здесь имелись четыре узких каменных ложа вдоль стен, выстланные сухим упругим тростником, и каменный же стол, кругом которого стояло несколько табуретов.
Объевшийся Ротан, уступил незаметно подкравшейся сонливости и задремал прямо за столом, пристроив голову на скрещенных руках. Лиессин тоже вовсю клевал носом, но Коннахар был полон решимости устроить приятелю форменный допрос с пристрастием. Скажем, почему госпожа Файоли, навестив барак, ни словом не обмолвилась о том, что прекрасно осведомлена о месте пребывания Эвье?
— Так ведь ты что спросил? Не видела ли она меня среди других заключенных, правильно? Она честно ответила — среди заключенных не видела, среди мертвецов тоже. Разумному достаточно, по-моему, — хмыкнув, разъяснил Коррент, придвигая ближе высокий стеклянный кувшин, до краев заполненный густой золотистой жидкостью, и тяжелый оловянный кубок. — Я с этой их привычкой поначалу тоже намучился. Между прямым ответом и уклончивым айенн сиидха всегда выбирают тот, над которым приходится ломать голову. Кроме того, мы все равно рассчитывали следующей ночью навестить вашу тюрьму, так что мы бы встретились. Меня только две вещи изводили: вдруг вы ушли через Врата или убиты где-то на улицах?
— Ты что, в самом деле, считал, будто мы уйдем и бросим тебя здесь? — искренне возмутился Коннахар. — И вообще, это не мы потерялись, а ты! Где тебя носило?
— О-о, это длинная и занимательная история из тех, которые, как сказал бы наш вдохновенный друг, — Эвье комично закатил глаза и задвигал руками, словно бы перебирая струны анриза, нужно рассказывать долгим зимним вечером у камина… Поначалу-то я состоял при катапульте на Топазовом бастионе. Служба гордая, но скучная — взвел-выпалил, попал-промахнулся, разве что, пожалуй, попадали мы чуть точнее прочих. Единственное удовольствие — рядом держала оборону стрелковая сотня, я там свел кое с кем знакомство… хе-хе… ну, про то особый сказ… Так вот, когда самое главное началось и бастион заполыхал, мы подхватили то, что можно перетащить на руках, и подались к соседям, на Аквамариновый. Вскоре там тоже стало жарко — с неба посыпались железные шары с пламенем внутри. Мы отступили, засели на втором ярусе и держались до утра второго дня штурма, когда эти ожившие скалы поперли на нас, как бык на тряпицу. С Аквамаринового нас к середине дня вышибли, и ничего не оставалось, как перебираться в Верхний город. Катапульту пришлось бросить, зато «Змеиные пасти» мы забрали, болтов к ним — сколько смогли поднять, да еще к нам прибилась госпожа Гельвика с остатками своих стрелков и десятка два йюрч с Топазового бастиона. Отыскали мы замечательный переулок, навалили засеку из всего, что под руку подвернулось, укрыли за ней три «Змеиных пасти» и приготовились захватить с собой на Серые Равнины как можно больше врагов.
Рассказчик зажмурился и потряс головой, не в силах подобрать верные слова для пережитого и испытанного.
— Прямо на нас вынесло «саламандру», под хвостом у которой болталось сотни три двергов вперемешку с альбийскими мечниками. Я решил — все, конец. Но обошлось! «Саламандры» в узких переулках, считай, все и сгинули — их с крыш закидывали горючими снарядами — мы тоже так поступили, правда, дорого нам далась та сороконожка громыхающая… Латников сперва проредили из «пастей», а потом йюрч махнули через засеку и сцепились с коротышками в рукопашную. Ничего, отбились. Долго мы там держались, почти до середины ночи. Перекрыли площадь засеками на четыре стороны, стрелков отправили на крыши, к вечеру еще йюрч подошли, с синими и лиловыми значками…
Тут Эвье замолчал. Лицо его омрачилось каким-то неприятным воспоминанием, и он долго, жадно глотал из кубка разведенное вино.
— В Гельвику попали арбалетным болтом, она почти сразу умерла, как свеча погасла… С каждой атакой нас становилось все меньше и меньше. Ближе к утру стало ясно, что нас вот-вот раздавят всмятку, и тут пришла Госпожа.
— Какая Госпожа? — дружным хором пожелали узнать наследник Аквилонии и встрепенувшийся Лиессин, безошибочно уловив, что незамысловатый титул надо произносить с заглавной буквы. Даже дремавший Ротан приоткрыл один глаз, прислушиваясь к беседе.
— Та самая, что заправляет всей этой круговертью, — Эвье сделал всеобъемлющий жест, включавший в себя подземелья Цитадели с доброй частью Материка, и старательно выговорил непривычное для человеческого языка имя: — Иллирет ль'Хеллуана. Королева Огня. Хранительница Рубина.
— Так ведь Радуга покинула Цитадель, — медленно произнес Льоу, подавшись вперед — весь сон с него как рукой сняло. — Оттого, говорят, Безумный Исенна и исходит желчью. Или… или все-таки…
Коннахар же ничего не сказал, вспоминая пролетевший мимо него по стене бастиона опаляющий багряный вихрь. В плеске и кружении алых тканей он тогда не различил облика. Цурсог назвал мелькнувшее видение хозяйкой Твердыни и подругой Владыки Цитадели. Каково сейчас приходится несчастной женщине — всякое утро, день и ночь видеть своего господина и наставника прикованным на верхушке Серебряного Пика? Похоже, эта госпожа Иллирет весьма незаурядная особа с решительным характером, раз не потеряла присутствия духа и умудрилась создать малую армию уцелевших защитников крепости прямо под носом у Аллерикса и его воевод.
— Радуга — да, покинула. А Иллирет осталась в самый последний миг. Она «собирала осколки», как Файоли выразилась, — продолжил Коррент-младший. — Уводила бойцов, кто еще уцелел, в подземелья, чтобы продолжить борьбу. Когда пыль немного улеглась и наверху стало потише, мы стали наведываться в крепость — искали, где содержат пленников, считали, много ли воинов осталось у Исенны и двергов, да высматривали, где они разбили лагеря. Вдобавок я еще разыскивал, куда вас угораздило запропаститься. Уже совсем отчаялся, когда прослышал о каком-то языкатом сиидха, поющем для Зокарра Два Топора и его карликов. Мы рассчитывали перехватить тебя где-нибудь по дороге из лагеря Зокарра в ваш загон, — Эвье повернулся к темрийцу, — но ты, как всегда, по резвости нрава сам все испортил. Волочь тебя мимо альбийских ночных дозоров почти через всю крепость, да еще при том, что ты в любой момент мог завопить спьяну, мы не рискнули. Но теперь я уже сообразил, в каком из бараков вас искать. Файоли вскоре наведалась туда и подтвердила, что вы именно там.
— Допустим, пленных, нас в том числе, вы освободили, — подвел итог наследник Трона Льва. — Как с ними поступают дальше? И вообще, сколько здесь народу? Тысячи три? Больше?
