Спустя еще пару дней обстановка на руинах поверженной Цитадели стала в буквальном смысле огнеопасной. Последствия ужасной раны или же предательство ближайших соратников, а может, предчувствие полной неудачи лишили Исенну Феантари последних остатков разума. Оставив попытки разыскать Семицветье обычными способами, он вновь прибегнул к магии Жезла. Однако, теперь огромную колдовскую силу направлял воспаленный рассудок безумца, и результат не заставил себя ждать.

Синее небо над Долиной Вулканов сплошь затянули тяжелые, свинцового оттенка грозовые тучи. Над Серебряными Пиками эти облака, то и дело прорезаемые блеском молний, образовали подобие бешено крутящейся воронки, в сердце которой таилась непроглядная тьма, подобная окну в вечную ночь. Солнце померкло, и все вокруг окрасилось в мертвенный багрово-сиреневый цвет, какой бывает от зарева далекого пожара. Ни единый порыв ветра не касался поникшей листвы уцелевших в долине деревьев. Земля дрожала почти беспрерывно, и сполохи зеленого колдовского огня денно и нощно метались над вершиной поверженной башни, озаряя зловещий силуэт треножника с распятой на нем человеческой фигурой.

Словно всех этих мрачных знамений Безумцу показалось мало, отголоски творимой в Вершинах волшбы стали уносить жизни, разя внезапно и без разбору, подобно слепой и бесшумной молнии. Дверги и альбы из воинства Исенны без видимых причин падали мертвыми, напоминая в посмертии удавленников. То же самое порой случалось с пленными. Если до сих пор воинство Аллерикса хранило, по крайней мере, видимость спокойствия, то теперь холодная длань ужаса коснулась даже самых бесстрашных. Одно дело — биться в честном бою с противником из плоти и крови, и совсем иное — покорно и беспомощно ожидать, пока лопнет сердце в тисках неведомой темной силы!

Альбийские командиры, сохранившие остатки былой верности, отправили в Серебряные Пики своих представителей на переговоры с вождем. Исенна принял их, но на увещевания ответил презрительным смехом, а на угрозу мятежа безразлично пожал плечами. Попробуйте убить меня, сказал он, и взойдете на погребальный костер вместе со мной — ведь только сила Алмаза удерживает теперь подземный огонь Долины Вулканов… Военачальники ушли ни с чем, однако, едва спустившись по длинной витой лестнице, рассудили по-своему — сотникам велели спешно сворачивать лагеря. Пусть спятивший вождь ищет Радугу сам. Приказ не затронул лишь несколько сотен мечников, тех, что носили синие с серебром доспехи. Личная гвардия Исенны присягала Аллериксу на Жезле. Душа и тело этих великолепных воинов полностью принадлежали вождю, власть данной ими клятвы превышала и угрозу огненной погибели, и даже страх Живущих Вечно перед самой смертью.

Что касается двергов, то наемники, как всегда, проявили свойственную подгорному народу предусмотрительность. Часть их войска, и немалая, покинула Долину тремя днями раньше — после достопамятной беседы Кельдина с Аллериксом — под предлогом охраны богатого обоза. К ним присоединился и Кельдин Грохот вместе с двумя другими вождями подгорного народа, Терганом и Ярреном Краснобородым. Те, что еще остались, готовы были выступать в любой момент. Эти мешкали лишь по двум причинам: из-за непонятной медлительности Зокарра, повадившегося в последнее время все чаще навещать Серебряные Пики, — и трех тысяч пленных, нескольких сотен йюрч в том числе, вверенных «заботам» подгорных воинов. В последние дни надобность в пленных отпала — Исенне больше не требовались ни заложники, ни рабочая сила, ни материал для допросов. Даже еду в бараки доставляли теперь не каждый день и кормили сущими объедками. Поэтому, когда Зокарр Два Топора, в конце концов, задал Аллериксу вопрос, Безумец отмахнулся с полнейшим равнодушием.

— Они в твоей власти, — бросил он двергу. — Делай что хочешь.

Зокарр откровенно почесал в затылке. Выпустить на все четыре стороны? Ну, уж нет! Во всяком случае, не йюрч, давних и непримиримых врагов. Истребить? Сиидха, безвылазно содержавшиеся в бараках, конюшнях и складах, не могли этого знать, но после ухода Кельдина с большей частью войска тюремщиков на земле Цитадели осталось меньше, чем самих пленных. Устраивать резню при таком раскладе Зокарру было не с руки. Да Тьма Подгорная с ними, решил дверг, запрем покрепче, и дело с концом. Если Исенна своим колдовством все-таки пробудит к жизни дремлющий до поры вулкан, то сложности с заключенными разрешатся сами собой. А вот йюрч… Если подогнать к загону, где их содержат, парочку «саламандр»… Представляя столь приятную картину и посмеиваясь в бороду, дверг двинулся к люку, ведущему вниз с верхней площадки Серебряного Пика.

Коннахар и его друзья не догадывались о расколе среди вражеской верхушки и о решении Зокарра по прозвищу Два Топора. Они не обладали сверхъестественным чутьем сиидха и получали лишь обрывочные известия о происходящем за стенами пропахшей страхом и смертью конюшни, однако они, так же, как и все, чувствовали приближение драматической развязки. В ночь, последовавшую за обыском, четверо сиидха, обитавших в самом дальнем конце барака, бежали через отдушину под потолком — немногочисленные окна к тому времени были прочно заколочены толстенными досками. До этого уже совершалось несколько попыток побега, но все они заканчивались печально. Головы пытавшихся бежать, были облиты черной смолой и выставлялись на шестах возле барака, из которого произошел побег. Однако на сей раз свирепые надсмотрщики вроде бы и не заметили отсутствия четверых поднадзорных, а вечером следующего дня тем же путем в конюшню незаметной тенью скользнула молодая лучница из бывшего отряда госпожи Гельвики. Обитатели барака немедля окружили ее плотной толпой.

Заметив фигуру в темно-фиолетовой короткой хламиде, Коннахар в числе прочих бросился с расспросами. В первую очередь его интересовала судьба тех, с кем ему довелось свести близкое, хотя и краткое знакомство: Цурсога, самой Гельвики, Мизроя, и, разумеется, Эвье Коррента. Лучница отвечала кратко: Гельвика погибла в уличном бою, ее соратница видела это собственными глазами; Мизрой сгорел в арсенале, когда «саламандры» шли через Верхний Город. Юноша из рода людей, старательно описанный Коннахаром и Ротаном, в других бараках ей не попадался. Хотя кто теперь обращает внимание на происхождение соседа по заточению… Принц Аквилонии мысленно согласился: это в первые дни жизни в Цитадели у него вызывала несказанное удивление внешность воителей из рода сиидха, особенно их необычно длинные пальцы и уши с отчетливо заостренными кончиками. Потом он привык и воспринимал эти отличия, как должное. А вот с Цурсогом Коннахара ждал приятный сюрприз.

— Мохнатое Копье будет рад услышать, что ты беспокоишься о нем, — улыбнулась альбийка. — Возможно, вы еще встретитесь, и весьма скоро. И не в плену, это уж точно.

Пришелица поведала узникам еще кое-что, воспламенившее их сердца надеждой, постаралась подбодрить каждого — а под утро вновь исчезла, растаяла, словно дым.

Вот так, сперва, прислав знамение своего грядущего пришествия, настала та самая памятная ночь, круто изменившая участь наследника Трона Льва и его спутников. Ворота конюшни целый день оставались наглухо закрытыми, и вместо окриков караульных снаружи доносился непонятный шум, суета, лязг железа и топот бегущих ног.

Временами глухо рокотал гром. Несколько раз далеко, на самом пределе слышимости, возникал и мгновенно обрывался исполненный отчаяния вопль. Пленники, помня о словах ночной гостьи, почти не разговаривали, внутренне собираясь, точно перед боем. Кое-кто, достав из укромного тайничка незамеченный при обыске кинжал, пробовал на ногте остроту лезвия.

У Коннахара кинжала не было. Он вынул из крохотной захоронки между досками серебряный значок с крылатой восьмиконечной звездой и приколол слева на рубаху. Поглядев на него, Лиессин сделал то же самое со своей аметистовой фибулой. Потомок Бриана Майлдафа почти оправился от недавних побоев, хотя пока напоминал лишь тень прежнего умелого воина и покорителя женских сердец. Ротан отыскал завалявшуюся пряжку от конской сбруи, выковырял с ее помощью сучок из досок на окне и почти не отлипал от щели. Все, что ему удалось разглядеть — воронку в тучах над Серебряными Пиками и зловещее багряное сияние под ней, пронизанное сетью алмазно блистающих нитей. Юсдаль-младший и сам толком не знал, что надеется высмотреть, однако бездельное ожидание под замком в темном, душном помещении с нависающим над головой потолком изнуряло душу не хуже любой пытки. Приземистое здание конюшни мелко подрагивало, скрипя деревянными сочленениями, будто в стены бился сильнейший порывистый ветер.